поздний час, форум заполнен народом, и взоры граждан обращены на него. Сенат решил держать в тайне время и место казни, но, увы, известное всего двум людям часто перестает быть тайной: знает один – знает один, знают два – знают двадцать два.
Цицерон, окруженный ликторами и стражей, приблизился к толпе и громко крикнул: 'Они прожили!' Так римляне говорят об умерших людях, когда не хотят произносить слово 'смерть'.
Толпа принялась рукоплескать консулу, раздались крики: 'Спаситель отечества! Отец отечества!' Так как Цицерон продолжил путь, толпа расступилась, образуя живой коридор. Под ноги консула полетели цветы, а женщины выставили у дверей светильники и факелы, таким образом осветив всю дорогу от форума до дома Цицерона. Тысячи людей вышли поблагодарить консула за спасение города и избавление граждан от великой и страшной опасности.
С казнью одних вождей заговора и бегством других в Риме воцарился порядок, но оставался еще Катилина с весьма внушительным войском. Против Катилины было решено послать консула Гая Антония, который впал в полное отчаяние от такого поручения. Едва легионы вышли из Рима, консул объявил, что заболел подагрой и передает командование своему легату Марку Петрею.
Катилина собрал около десяти тысяч воинов и ожидал известий о восстании в Риме. Бежавшие в его лагерь Луций Кассий и Публий Пет вместо этого сообщили об аресте главных заговорщиков. Вслед за ними разведка донесла Катилине, что встретиться с мятежниками жаждет отважный и весьма способный легат Марк Петрей. Петрей еще только выступил из Рима, а войско Луция Сергия начало таять с каждым днем. Все, кто не успел обагрить руки кровью и не участвовал в грабежах, почли за лучшее вернуться домой.
Катилина не осмелился вести свою поредевшую армию против Петрея и решил перебраться в Галлию. Он надеялся склонить к мятежу жадные до добычи галльские племена. Мятежное войско подошло к Апеннинам возле Пистории, чтобы через находящиеся там проходы перейти горы. И тут Катилину постигла неудача: северную сторону Апеннин уже занял Квинт Метелл, который привел свои легионы из лагерей близ Равенны и Аримина.
Путь вперед был закрыт, сзади подходила консульская армия под началом Марка Петрея (самого консула никак не отпускала внезапная болезнь). Катилина с верными ему сторонниками оказался зажат между двумя армиями в узкой долине. Подходило к концу продовольствие, и мятежникам ничего не оставалось, как напасть на какую-нибудь из армий или сдаться. О Катилине рассказывали много ужасных вещей, но трусом самозванного консула назвать было никак нельзя, и потому никто не посмел предложить ему сложить оружие.
Перед боем Катилина надел на себя консульские знаки отличия. Его сопровождали двенадцать ликторов, а впереди несли серебряного орла. Катилина отослал своего коня в лагерь, желая показать, что будет сражаться до победы или до смерти.
Бесстрашный авантюрист первым напал на консульскую армию. Борьба долго шла на равных, ибо узкая долина не позволяла Петрею воспользоваться численным превосходством. Лишь, когда легату Гая Антония удалось сменить часть уставших воинов на свежих и отдохнувших, центр мятежного войска попятился назад. Легионеры шли по трупам, их ноги редко касались земли. То была битва на уничтожение: никто не помышлял о бегстве и не просил пощады. Катилина, увидев, что надежды на победу нет, бросился в самую гущу неприятелей. Как и подобает римлянину, он принял достойную смерть, хотя и боролся за дело презренное, имея своими союзниками людей подлых и ничтожных.
В долине близ Пистории пало три тысячи приверженцев Катилины. Лишь немногим удалось бежать в горы. Среди павших заговорщиков опознали и Публия Автрония Пета – друга и товарища Красса еще со времен первого военного успеха Марка Лициния в Испании. Участник гражданской войны на стороне Суллы, сражавшийся с Крассом бок о бок в войне со Спартаком, сейчас из-за своей склонности к авантюризму принял сторону Катилины и поплатился за это головой.
После битвы неожиданно выздоровел консул Гай Антоний; он отстранил от командования Марка Петрея и повел войско обратно в Рим. Сенат наградил консула за успешное уничтожение мятежников лавровым венком.
Наибольших почестей удостоился, конечно же, Марк Туллий Цицерон. В его честь в Риме готовились празднества, а сенат объявил консула 'отцом отечества'. Речи Цицерона против Катилины переписывались молодежью и служили образцом ораторского искусства. Спаситель отечества достиг вершины своей популярности. За вершиной, как известно, начинается спуск. Для Цицерона он стал таким же головокружительным, как и подъем.
Юлия
В ту ночь в Риме никто не спал. Нет, не нашествие враждебных племен помешало сну граждан, не внутренние раздоры или мятежи. Событие весьма радостное нарушило покой римлян – консул Гай Юлий Цезарь выдавал замуж свою единственную дочь.
Десятки тысяч людей вышли на улицы со свадебными факелами. Вряд ли процессия была бы больше, если бы сама Венера изъявила желание заключить брачный союз с Юпитером в Риме. Кое-где запылали дома от неосторожного обращения с факелами, но на такую мелочь никто не обратил внимания. По традиции мальчики разбрасывали в толпе народа орехи. Расточительный Цезарь отличился и на этот раз. Среди обыкновенных лесных орехов в граждан летели и изготовленные по приказу консула орешки из чистого золота. Тысячи легионеров стояли вдоль улиц на протяжении всего пути от дома невесты до дома жениха и следили, чтобы очередное нововведение Гая Юлия не вызвало ожесточенных споров и драк.
Впереди шествия, растянувшегося на несколько миль, шла двадцатитрехлетняя красавица Юлия. Шла неторопливо, размеренным шагом, будто совершала обычную прогулку. Прекрасное гордое лицо невесты не тронула даже тень смущения или боязни, оно было абсолютно спокойно, словно многотысячные толпы народа не имели к ней ни малейшего отношения.
– Достойна отца! Достойна Цезаря! – восхищались Юлией те граждане, которым удалось сквозь железную стену легионеров проводить взглядом дочь Цезаря.
Начало свадебной процессии поравнялось с домом Помпея, и Юлия, такая же спокойная и невозмутимая, вошла в широко распахнутую дверь.
Именно сорокашестилетний Гней Помпей Великий был избранником блистательной Юлии – мечты римских поэтов. Простоватый сенатор во втором поколении с трудом скрывал радость, разбавленную тщеславием и гордыней, когда драгоценнейшая жемчужина Рима переступила порог его жилища.
Боги щедро одарили красотой единственную дочь Цезаря, а от отца она унаследовала острый ум и необыкновенные способности. Подобно Гаю Цезарю, Юлия добивалась успеха в любом деле, за которое бралась: она писала стихи, великолепно играла на кифаре, а ее познания в литературе были настолько велики, что девушка могла бы вести споры с лучшими философами Рима. Родись она мужчиной – ее, несомненно, ожидало бы самое блестящее будущее, но римские законы и традиции оставили женщине малое поле для деятельности.
Юлия нисколько не тяготилась своей участью стать женой человека незнатного происхождения и вдвое старше ее. По римским понятиям для новобрачных это был обычный возраст. Мужчины, как правило, вступали в брак, добившись определенных успехов на том или ином поприще и побывав на войне. Очень часто молодые вдовы выходили замуж повторно, и это не встречало осуждения со стороны общества. Туллия, дочь Цицерона, была замужем три раза.
В первый раз она стала вдовой, не достигнув и двадцати лет, когда ее сорокалетний муж покинул сей бренный мир. Так что у Юлии не было причин быть недовольной браком с прославленным военачальником, по римским меркам вовсе для нее не старым.
Такой роскошной свадьбы Рим еще не видел. Лучшие повара со всего мира, прежде услаждавшие изысканный вкус восточных владык, трудились над блюдами для свадебного стола. До изнеможения плясали профессиональные танцовщицы, привезенные Помпеем из Сирии и выписанные из Испании. Нежные греческие флейты сменяли привычные римскому уху дудки, свирели и рожки. Утонченные греческие гетеры развлекали гостей беседой. Для любого присутствующего они могли подобрать тему для разговора в
