дальнобойностью. Даже критские стрелки-наемники не смогли с ними сравниться, а метатели копий и вовсе остались не у дел. Парфяне были великолепными наездниками и вели стрельбу на полном скаку. Сами же, вследствие необычайной подвижности и удаленности, оставались почти неуязвимы.
В короткое время они истребили около полутысячи римских стрелков, вышедших для противоборства. Жалкие остатки лучников Красса вернулись в каре.
Парфяне потеряли всего лишь десятка три воинов. Несколько человек лишились своих коней. Они продолжали бой пешими, а когда он закончился, ловко вскочили на крупы коней своих товарищей и вместе с ними умчались прочь.
Римляне остались без воинов, способных вести бой на удаленном расстоянии, и не видели настоящего противника. Некоторое время они стояли неподвижно, с ужасом взирая на кровавую работу парфянских лучников.
– Вперед! – подал команду Красс.
Он также был ошарашен результатами новой небольшой битвы и не знал, что предпринять далее. Проконсул приказал наступать скорее для того, чтобы совершить хоть какое-то действие и вывести своих воинов из оцепенения.
Каре двинулось навстречу неизвестности. Легионеры переступали через корчившихся от боли раненых, шли по трупам своих товарищей, еще час назад стоявших в строю рядом с ними. Шли с единственной надеждой, что наконец встретятся с противником лицом к лицу.
Многие из воинов Красса били фаланги греческих наемников, многочисленные толпы не боящихся смерти галлов и германцев, сражались в Африке с нумидийскими слонами и с гордыми жителями Испании. Но эта война, состоящая из сплошных неожиданностей и неимоверных трудностей, пугала даже ветеранов. Они уже не мечтали о восточных богатствах и красивых наложницах. Поскорее бы все это закончилось, и вернуться бы домой живыми – такое настроение давно царило среди большинства легионеров.
Впереди за очередной возвышенностью раздались звуки все той же леденящей душу сумасшедшей музыки парфян. Вслед за этим послышался топот, от которого начала дрожать земля под ногами у римлян. Топот становился сильнее и отчетливее с каждым мгновением. Еще немного – и он материализовался в виде многих тысяч всадников, спускавшихся в долину.
Марк Красс остановил каре. Легионеры, уже имевшие сегодня опыт борьбы с конницей, поставили копья в надлежащее положение и приготовились к встрече. Накануне проконсул поставил в первые ряды более опытных воинов, а новобранцев отослал в центр каре.
Красс не знал, что парфянский военачальник Сурена больше всего на свете не любил повторяться. На этот раз римляне не увидели катафрактариев, к встрече которых готовились. На них летели такие же легковооруженные всадники, как те, что накануне безжалостно уничтожили их лучников и пращников. Только число их было неизмеримо больше.
Парфяне на этот раз не стали испытывать мощь римских легионов в лобовой атаке. Перед каре они разделились надвое и с двух сторон объезжали огромный живой квадрат, осыпая его при этом тучами стрел. Всадники молниеносно опустошали колчаны, и тут же отступали назад, освобождая место следующей линии лучников.
Собранные в железный кулак римские легионы оказались удобной мишенью для презираемых ими лучников. Тяжелые стрелы пробивали доспехи и поражали римлян, как в первых рядах, так и в середине строя. Ввиду большой скученности почти все стрелы находили себе жертву и наносили огромный урон легионам Красса. Римляне оказались в положении овец, пригнанных на бойню. Лучники, которых римляне никогда не воспринимали как серьезную силу в бою, истребляли и покрытых шрамами ветеранов, и молодых гастатов с одинаковой легкостью.
Все новые и новые волны неуязвимых всадников проносились мимо римлян, сея смерть и не получая ни малейшего отпора. Если с катафрактариями можно было сразиться, то конные лучники были недосягаемы. Римские стрелки и пращники – единственные, кто мог вступить с ними в противоборство – были истреблены накануне битвы.
Римляне надеялись, что они еще померяются, наконец, силами с вполне осязаемым противником, что у парфян скоро иссякнет запас стрел.
Надежда улетучилась, когда из-за холмов вышел караван верблюдов, нагруженных стрелами. Парфяне подъезжали к ним и наполняли колчаны смертоносными жалами. Безнаказанное истребление римлян грозило продолжаться до бесконечности. Укрытый щитами Марк Красс с ужасом осознавал, что только чудо может спасти его войско.
Неожиданно его сын Публий заметил среди нападавших 'большого друга римлян' Абгара во главе его арабов. Они со зверским ожесточением поливали стрелами тех, с кем недавно делили пищу и воду.
Молодой Красс выхватил у центуриона рожок и протрубил сигнал атаки. Вслед за этим он во главе тысячи трехсот всадников погнался за предателями.
Галлы, присланные Цезарем, давно ждали подобного сигнала. Этот бесстрашный северный народ жил ради войны и жизни своей в мирное время не представлял. Ходить за плугом считалось недостойным свободного кельта. Более того, Цезарь отправил Крассу самых буйных и отчаянных головорезов, чтобы избавить от них и без того неспокойную Галлию.
С безудержной храбростью они бросились на арабов и вскоре их настигли. Могучий галл поразил копьем Абгара. Он спешился, по кельтскому обычаю отрубил голову врага и привязал эту ценную добычу к шее своего коня. Полураздетые всадники Публия Красса в ярости преследовали врагов, не замечая ни свистящего вокруг них дождя парфянских стрел, ни своих тяжелых ранений.
Благодаря мужеству галлов страшный дождь стрел, сыпавшихся на каре римлян, ослабел. Марк Красс отбросил щиты своих телохранителей и обратил взор туда, где сражались галлы. Чтобы помочь сыну закрепить успех, он послал ему восемь когорт тяжеловооруженных легионеров. Посланы были также все оставшиеся лучники. Многие легионеры подобрали луки погибших критян и римских лучников, а стрелы собрали из-под ног или вытащили из тел своих убитых и раненых товарищей.
Парфяне не выдержали столь стремительного и неожиданного напора римлян. Бросив на погибель своих друзей арабов, воины Сурены повернули вспять.
– Враг бежит! – крикнул Публий Красс. – Вперед же, добьем его – и победа наша!
На призыв галлы откликнулись немедленно. Пешие легионеры побежали за конницей, стараясь не отставать от нее. Некоторое время это им удавалось. Затем Публию Крассу, его товарищам Мегабакху и Цензорину пришлось с большим трудом сдерживать галлов.
Как бы ни спешила пехота, охваченная радостью и надеждой на победу, за конницей ей все равно было не угнаться. Равно как и коннице не добиться победы без пехоты, ибо как бы ни были храбры всадники молодого Красса, их была лишь горстка в сравнении с конницей врагов.
Таким образом, хотя римлянам и казалось, что они одерживают победу и гонятся за неприятелем, по сути дела они плелись в хвосте отступающих парфян.
Последние подождали, пока римляне Публия Красса удалятся на достаточно большое расстояние от основных сил, и начали стрелять из луков по галлам и легионерам. Парфяне настолько осмелели, что начали обходить отряд молодого Красса с флангов. Все больше и больше врагов собиралось вокруг них, все чаще парфянские стрелы находили себе жертву.
Публий приказал своим бесстрашным галлам вновь напасть на врага. Он надеялся, что его конница завяжет бой, а тем временем подоспеет и пехота. Главное было начать битву, и тогда парфянские лучники не станут стрелять из боязни поразить своих воинов.
Под новым яростным напором галлов легкая конница врага разлетелась в разные стороны. Легионеры посчитали, что враг струсил и по традиционной восточной привычке спасается бегством. Так было всегда со времен походов на Восток Суллы, Лукулла, Помпея…
Но торжество римлян было преждевременным. Своим бегством конные лучники лишь расчистили место для нового опасного противника. Легкая конница галлов наткнулась на тесно сомкнутый строй катафрактариев.
Галлы бесстрашно напали на врага, но, увы, силы были слишком неравными. Всадники Публия бросали дротики в доспехи из прочного железа, а сами получали удары копьем в незащищенные, а порой и вовсе обнаженные тела.
Катафрактарии копьями остановили бешеный напор галлов, а затем, вклиниваясь в самую гущу воинов,
