Нашествие. Буря миров

— Здесь скобы! Быстрее, мне трудно удерживать!

— Всё, отпускай! — с этими словами Кирилл шагнул с лодки на край трубы.

Мариэна повисла на нем, он начал заваливаться назад, взмахнул свободной рукой, но тут терианка уперлась подошвами в бетон, и Кир сумел выровняться.

Отпустив лодку, Денис полез вниз. Кирилл, держа Мариэну за руку, присел и поставил ногу на верхнюю скобу.

ГЛАВА 10

После дороги Максар не успел ни поесть, ни даже помыться — сразу отправился к коменданту будущего Центавроса. Темник Эйзикил остался в лагере вместе с машинами, но прежде, чем командер ушел, старик заставил его снять повязку и долго колдовал над поврежденной частью лица, мазал противоядием, пинцетом вытаскивал из кожи остатки картечи, зашивал рваные раны, заклеивал медицинским воском… Он не использовал обезболивающее — и Максар знал почему. Это была проверка. Немного оскорбительно, хотя командера и самого интересовало, сможет ли он выдержать всю процедуру без вскрика, без стона, поэтому он простил Эйзикила.

Правый глаз еще видел, хотя, если прикрыть левый, мир затягивали зыбкие тени. Эйзикил не ответил, восстановится ли поврежденный глаз, но Максар решил, что этого никогда не будет, — наоборот, скорее всего, тот через некоторое время окончательно умрет.

Старик наложил новую повязку. Максар сменил китель и пошел к коменданту.

Помещение, где разместился Коста бер’Мах, охраняли двое бойцов из клана крюкеров, основанного в незапамятные времена легендарным «безумным воином» — Батангой бер’Крюком. Он был знаменит тем, что двумя своими секирами с лезвиями в форме расправленного крыла летучей мыши в битве за Висячий город убил двести двадцать два Проклятых, а после, обессиленный, заснул прямо на поле боя и захлебнулся в крови лежащих вокруг врагов. Почти все легенды варханов про героев прошлого, живших в славное время до Веков Тени, были простыми и кровавыми.

Крюкеры носили доспехи из прессованной кожи, покрытой слоем высохших силикатов из опасных горных районов Терианы, «мягкого железа», как его называли темники. А еще — шлемы в виде головы ящера, с решетчатой пастью-забралом и узкими глазницами. Вооружены они были разрядниками, на стволах — лезвия, как у секир.

Максара внутрь сразу не пустили, заставили ждать в коридоре, и он подошел к окну.

Трехэтажный дом, под крышей которого находился командер, оставался единственным пока еще целым зданием на месте будущего Центавроса. На подземном его этаже работал купольный генератор, запитанный от автономных дизелей. Вскоре вокруг Центравроса завращается множество ветряков, поставляющих энергию не только генератору, но и Святой Машине.

Здание стояло точно в центре бетонного квадрата, занимающего не меньше полутора местных кварталов, по которому сновали сотни рабов, манкуратов, мастеров и надсмотрщиков. Работали машины; гул голосов, лязг, рев моторов, гудение и стук сливались в гимн Центравросу, гимн самой Орде, мерно идущей по Великому Пути, — гимн, который пел покоренный народ нового мира.

Впрочем, Максар плевать хотел как Великий Путь, так и на Бузбароса… времена, когда берсеры, составляющие костяк Орды, веровали истово и безоглядно, остались в прошлом. Гильдия до сих пор следила за соблюдением ритуалов в отрядах, но теперь — командер был в этом уверен — лишь потому, что на вере, которую еще сохранили большинство простых бойцов, зиждилось могущество темников. На вере и на их научных знаниях.

Сам Максар верил в другое: в силу и ум, в смелость и настойчивость, а еще — в гнев, ярость и жажду крови. И во ВЛАСТЬ. Она была Богом, она лежала в основе мировых порядков, и она же, если понадобится, могла низвергать народы, да что там народы — целые миры в бездну небытия. Добиться ее, объединиться с Богом, мог только тот, кто обладал четырьмя качествами, которые почитал командер, — ведь Ум, Сила, Смелость и Настойчивость были главными служителями, демиургами Власти. И лишь тот, кто умел контролировать трех главных демонов, Ярость, Гнев и Кровожадность, держать их в узде, выпускать на свободу только по своей воле, чтобы использовать в нужных целях.

Максар бер’Грон полагал, что обладает первыми и повелевает вторыми. И чтобы не терять этой уверенности, часто подвергал себя испытанию. Например, избив вестницу Ангу, он дал волю ярости… сознательно, а не потому, что демон овладел им. В этом случае Максар убил бы вестницу. Но он перестал наносить удары, как только захотел этого, а не когда демон насытился и уснул.

Ему предстояло еще одно серьезное испытание — разговор с бер’Махом. А пока что, встав спиной к охранникам, он смотрел в окно. Чтобы возвести Центаврос на Сайдоне, туда пришлось переправить строительную технику из Ангулема, однако на Териане и Земле использовали местную, для работы с которой разведка Орды с первых же дней оккупации выискивала здешних специалистов.

Максар никогда не вникал в особенности возведения Центавроса, но общую процедуру знал. С помощью специальных винтов вырыли глубокие колодцы, в них опустили объемную решетку, сваренную из толстых, в запястье взрослого человека, железных брусьев, и залили раствором — получились сваи. В это время рабы и манкураты разрушили окрестные здания. Тридцать или сорок домов превратились в обломки, которыми наполнили большую квадратную яму глубиной в два человеческих роста (из дна ее вниз и уходили сваи), и все это тоже залили раствором. Его поначалу хотели привезти из Терианы, но разведчики совместно с прибывшими темниками быстро разобрались в местных делах, и раствор стали поставлять два заводика на краю города. Делать его там начали по особому рецепту Гильдии, оставшемуся со времен Проклятых, с добавлением укрепляющего глинистого порошка. Три грузовика с ним темники доставили в этот мир через Сайдон и Териану с самого Ангулема.

Солнце садилось, по огромному квадрату, серевшему посреди полуразрушенного города, протянулись тени. Из бетона торчали железные арки, на которые предстояло лечь несущим перекрытиям нижнего яруса. В стороне, на расчищенной от обломков площадке манкураты под надзором мастеров и надсмотрщиков возводили небольшую фабрику, отдельные узлы которой недавно доставили через Око. Там предстояло отливать блоки для стен Центавроса — варить арматурные кубы и заливать их бетоном.

Со скрипом открылись двери, Максар повернулся. В коридор выскочили двое землян: седой с носом- крючком и всклокоченным волосами, и бородатый мужчина помоложе, прижимающий к разбитым в кровь губам полу замызганного белого халата. Шамкая, он пробубнил на местном языке: «Вениамин Павлович, вы большой ученый, но наши семьи…» — командер не понял ни слова. Седой ответил тонким взвизгивающим голосом. Крюкеры не шелохнулись.

Земляне, не заметив Максара, выбежали на лестницу, и в коридор выглянул ординарец Виха: молодой, невысокого роста красавец, судя по светлой коже и кучерявым, почти белым волосам — уроженец Сайдона. У него был липкий, сладкий взгляд, но в лицо Максара он смотреть боялся, потому что однажды, сделав это, получил удар в челюсть и несколько дней не мог толком говорить. После того случая Коста с Максаром окончательно невзлюбили друг друга: бер’Мах был привязан к своему ординарцу.

Виха, сделав приглашающий жест, попятился, но когда командер направился к двери, стоящий слева от нее крюкер преградил дорогу.

— Оружие, — донеслось из-под шлема.

— Ты не знаешь меня? — спросил командер.

— Оружие, — упрямо повторил охранник.

Второй подцепил ногой стоящий в стороне стул и передвинул его ближе. В глубине помещения за дверью Виха ухмылялся, наблюдая за этой сценой.

Поколебавшись, Максар положил на стул револьвер, полученный в дар от отца, и кинжал с набалдашником в виде герба Гронов — череп с двумя лезвиями секир по бокам.

Командер зашагал дальше, прямо на крюкера, который отступил, пропуская его.

Скорее всего, земляне использовали это помещение как зал для собраний. Примерно треть его занимал помост от стены до стены, покрытый гладкими лакированными досками, а в другой части, где