проволока, от лодок к ней шли цепи, на конце каждой был карабин с замком, надетый на проволоку.
Кир вскочил обратно на баржу, подхватил рюкзак с лавки. Снова взревел подвесной мотор. Люди бежали мимо, часть уже попрыгала в лодки, другие передавали им детей…
— Глеб! — крикнул Кирилл, завидев бородача, который спешил с двумя мальчишками лет четырех- пяти на руках. Позади него бежала девочка немного постарше.
— Глеб, скоба! Вон там — вырви скобу из палубы! Слышишь?! Надо проволоку эту сорвать!
По ошалевшему лицу бородача было видно, что он плохо понимает, что к чему.
— Скоба, иначе не отплывем! — Кирилл показал на одного из ревущих мальчишек, которых прижимал к себе механик. — Давай я их в лодку пока посажу! А ты…
Механик наконец понял. Он поставил детей на палубу и бросился обратно, к скобе, вбитой ближе к корме.
— Передавай их мне! — крикнул Кирилл девочке, прыгая обратно в лодку. Там уже сидели Аленка, незнакомая женщина и Веня, который, кряхтя от натуги, пытался голыми руками сломать замок на карабине.
С берега донеслись выстрелы. Двигатели тачанок ревели все громче. Дочка Глеба схватила вопящего от страха брата, протянул Кириллу, тот взял ребенка, передал Аленке, затем подхватил второго. Проволока дернулась — и опала. С победным воплем Веня рванул цепь.
— Прыгай! — крикнул Кирилл девочке, протягивая руку.
Она попятилась, вопя:
— Папка! Папка!!!
Подвесной мотор ревел где-то в отдалении, на берегу гремели выстрелы. Некоторые лодки уже отплыли, люди в них вовсю гребли, лопасти врезались в клокочущую воду. Кирилл прыгнул на палубу, схватив девочку за плечи, повернул и толкнул так, что ей ничего не оставалось, как перескочить в лодку. Она упала между лавками, выпрямилась и с воплем «Папка!» бросилась обратно, но Аленка обхват ила ее сзади, прижала к себе, а Веня сильно оттолкнулся от баржи веслом — и лодка поплыла прочь.
Прямо на Кирилла вдоль края палубы бежал Глеб. Вдруг он дернулся и полетел головой вперед, будто получив сильный удар в спину. Когда бородач упал, Кир отскочил, увидев обугленную дыру между его лопаток.
Несколько тачанок ехали в две стороны вдоль берега, преследуя беглецов, остальные, достигнув пляжа, встали. Варханы спешили к барже, стреляя по лодкам. На палубе уже никого не осталось. Подхватив весло, Кир бросился к носовой части, где покачивалась на волнах последняя лодка. Спрыгнув в нее, швырнул на дно рюкзак и уперся лопастью в борт баржи, чтобы оттолкнуться, — но так и не сделал этого.
Дальше всего отплыла моторка, где кроме Модеста сидели еще пять человек. Она преодолела больше половины расстояния до противоположного берега, когда из высящейся над ним стены мутного света в лодку ударила извилистая зеленая молния.
Моторка взорвалась. Фонтан грязно-серой кипящей воды взлетел на том месте, где она была. В этот миг Кирилл и понял, что именно он заметил возле другого берега — там плавала брюхом кверху дохлая рыба.
По палубе мягко застучали подошвы сапог с тупыми носками. Прямая алая молния впилась в одну из плывущих прочь лодок. Сквозь гулкий плеск волн о борт донеслись крики.
Бросив весло, Кирилл сел на носу и ухватился за свисающую с баржи цепь. Он мог бы нырнуть в воду, спрятаться где-то у борта или попытаться уплыть вдоль берега… мог бы, если бы умел плавать.
А еще мог, выхватив катану, прыгнуть на баржу и пронестись по ней, расшвыривая варханов, как отважный самурай сквозь ряды врагов, оставляя за собой корчащиеся тела и отрубленные конечности в лужах крови, спрыгнуть на берег, захватить броневик с квадратной башенкой, расстрелять из пушки все тачанки с оставшимися в живых варханами и спасти людей… но это все Кир мог сделать, если бы он был героем.
Вот только Кирилл не был героем. И он не умел плавать. Зато теперь он понимал: купол не преодолеть, глупая была идея, ведь он видел эти молнии — естественно предположить, что накрывший Москву огромный зеленый колпак смертелен для тех, кто приближается к нему.
Из-за всей этой беготни и прыжков, и близкой опасности, сердце у него колотилось как сумасшедшее. Он не очень-то привык к таким вещам. И теперь, тихо сидя в лодке, Кир вернулся к привычной для него роли стороннего наблюдателя. Бездеятельного, просто следящего за событиями вокруг и делающего выводы. Палуба была над головой, расхаживающие там варханы пока что не заметили его — но это было делом нескольких секунд. Кирилл сидел неподвижно. И размышлял: они не убивают всех подряд, часть людей берут в плен, а значит, возникает один важный вопрос. По-настоящему важный.
Для чего им пленники?
IV
— А видели, на скотине той еще один серый сидел? Так вот, он мертвый был, уже когда Генка с Жориком стрелять начали. Понимаете? Не мы его завалили, — говорил сидящий позади Багрянец.
Сотник, сжимая рулевой рычаг и внимательно разглядывая извилистую, с горбатым растрескавшимся асфальтом дорогу, ответил:
— Серые еще до вас с кем-то дрались. Может, кого-то из них убили, а того только ранили, и они его везли назад, но он по дороге умер, еще до свалки. Только поэтому у вас и получился наскок… да и то, как сказать, получился или нет — друзья ведь твои погибли.
Многоэтажки окраинного района остались далеко слева, впереди была заросшая кустарником и деревьями низина между пологими холмами. Через низину шла старенькая однополосная дорога, с которой давным-давно стерлась вся разметка. Солнце перевалило зенит, было жарко и душно, в кустах звенели насекомые.
Мотор тачанки гудел неровно, кряхтел и кашлял. Услышав сквозь шум тихое чавканье за спиной, Игорь оглянулся — Хорек дожевывал яблоко-луковицу, в другой руке его был ломоть мяса.
— Ты что, ешь это? — Сотник нажал на педаль тормоза. — Нельзя, отравиться можно!
— Чего это? — пробубнил мальчишка с полным ртом.
— Мы не знаем, откуда все это. В каком месте оно росло…
— Я одно яблоко еще в самом начале схавал. И Багрянец тоже. Оно как картоха, тока твердая.
Тачанка встала. Придавливая левой ногой педаль, Сотник перекинул правую через лавку, повернулся и глянул на курсанта.
— Ага, — кивнул тот, хлопая себя ладонью по животу. — Еще пару кусманов хлеба с мясом умял. Сухой хлеб такой, грубый… Кумысом запил, и хорошо.
— И в брюхе не бурчит?
— Не-а. То есть все ж таки бурчит, вроде как непривычное что-то сожрал, но не очень сильно.
Игорь решил:
— Ладно, дайте и мне тогда.
Хорек вытащил из сумки еще один ломоть мяса, клубень, отломал от краюхи кусок и протянул все это Сотнику. Тот положил снедь на деревянную полочку, прибитую к переднему борту тачанки, отпустил педаль — они покатили дальше.
Управление у машины было примитивным. Некоторое время назад, остановившись, Сотник осмотрел колеса, помял их и решил, что внутри нет воздуха — они целиком состояли из резины или, может, каучука. Вращаясь, при трении об асфальт шины громко шипели.
Он принялся есть. Мясо оказалось слабосоленым, а клубень напоминал вкусом недоваренную картошку, хотя и повкуснее. Не взирая на сильный голод, Игорь откусывал маленькими кусочками, тщательно пережевывал, глотал осторожно, прислушиваясь к ощущениям. Желудок воспринимал незнакомую пищу вроде как с удивлением, опасливо, но без паники.
Впереди дорогу рассекала трещина, заканчивающаяся проломом, полным щебенки и земли. Сотник
