— Какой… Какой ты сильный, — сказала она.
Повинуясь мгновенному порыву, сам не отдавая себе отчета, что он делает, Мейчон прижал ее к груди и правой рукой провел по волосам.
— Сейс…
— Все оказалось совсем не так, — сказала Сейс, положив голову на обнаженное плечо Мейчона.
— Что «не так»? — переспросил он.
— Все — не так. Не так, как я себе представляла по рассказам подруг.
— Хуже?
— Я сейчас еще не разобралась. Наверное — лучше. Я не знаю. Мне с тобой хорошо.
— Никогда не слушай подруг.
Мейчон аккуратно снял ее голову с плеча и сел на постели. Встал, подошел к столу и взял кружку с налитым ему вином.
— Никого не слушай, — повторил он. — Почему ты так вела себя там, в элиранате? Я подумал о тебе…
— Я… — она улыбнулась. — Я боялась.
— И я боялся, — признался Мейчон. — Я и сейчас боюсь, что все это не так. Не так как надо, не так, как должно быть. Боюсь и хочу, хочу и боюсь. — Он усмехнулся. — Никогда бы раньше не подумал…
— Ты и боишься? — удивилась Сейс, садясь на постели и прикрывая обнаженное тело. — Чего ты можешь бояться, Мейчон? Ты — герой. Такой, о которых поют песнеделы на площадях. Такой, как Рыжебородый Онург или Клест из Фиинтфи. Я никогда раньше и представить себе не могла, что познакомлюсь с таким, как ты. Я кто? Простая горожанка, таких много. Не самая красивая и глупая. А ты… Ты как принц из детских снов…
— Герой… — вдруг почему-то зло повторил ее слова Мейчон и сделал большой глоток вина. Даже слишком большой. — Герой? Да, наверное, герой. Потому что, кроме как убивать и побеждать, я ничего больше не умею. Ненавижу убивать, но выбора нет — либо ты, либо тебя. И хочется жить. Для кого? Для чего? Герой всегда идет по жизни один. Всегда один.
Мейчон допил вино и со стуком поставил кружку обратно.
Сейс сидела на постели, закрываясь простыней и в полумраке своей спальни смотрела на первого в жизни мужчину. Она понимала, что его что-то беспокоит, но не понимала что именно и боялась: не является ли она, ее неопытность и некрасивость причиной его недовольства? Может, она не то сказала? Молчать надо было, дура набитая!
— Герой… — снова заговорил Мейчон. — Он идет куда захочет, а на самом деле — куда глаза глядят. У него нет ничего за душой — ни денег, ни цели, ни друзей. «Нам дружить трудно — встречу в бою, убью» — вот поговорка героев. Герой видит несправедливость и наказывает негодяев. И уходит дальше. Куда? Зачем? Простым людям знать не дано, они лишь будут слушать песни о его подвигах, как правило перевранные и преувеличенные. И зачастую негодяи, которых победил герой и не являются негодяями… А герой ушел в свое никуда — совершать следующие подвиги. Рыжебородый Онург, которого ты так любишь, всю жизнь лазал по горам Куеломока в поисках драконов. И устраивал самую обычную охоту — с загоняющими, с собаками, с сотней помощников. Чтобы получить вознаграждение за голову и сердце убитого зверя, пропить в кабаках и шляться дальше по горам в поисках следующей добычи. Драконоборец, проклятые пустоши, герой занюханный! Как погиб Онург, знаешь?
— Нет, — почти испуганно ответила девушка.
— Вот-вот, — усмехнулся Мейчон, — об этом-то в песнях не поется. Он захлебнулся в собственной блевотине в одном из трактиров. А Клест из Фиинтфи всю жизнь боролся с черным магом… Вот видишь, уже и имени его не помню… А когда победил врага, наложил на себя руки. А другие герои из песен? Легендарный Лайк из Веика, слышала о таком? Так вот он кончил жизнь грязным нищим на базарной площади. Долго жил, больше девяти сроков Димоэта… подачками и отбросами. Когда кончается здоровье, то оказывается — жить нечем и незачем. А сколько было героев, о которых и песен не сложено? Которые погибли безвестно, пусть и в неравном бою. Сейчас уже никто и не вспомнит даже за что именно они погибли…
— Как ты мрачно говоришь, Мейчон…
— Мрачно… — повторил он и кивнул: — Да, наверное, мрачно. Возьми меня, например. Сейчас мой друг в беде. Меня пытались убить и еще попытаются. Это неважно. Рано или поздно все закончится — или я спасу друга, оставшись жив, или не спасу и погибну сам. Спасу — буду герой. А потом уйду в никуда, потому что здесь мне больше нечего будет делать. И не знаю куда идти… Впрочем, это-то как раз не проблема — пошел в Храм Войны, так называются кабачки в Реухале, где вербуют наемников, и отправился на войну. Куда угодно. Да и героев, способных освободить деревню от чудища или разбойников, тоже всегда ищут. Но зачем мне это?
— Твое имя золотыми буквами уже нанесли у входа на Арену Димоэта, — вдруг сказала Сейс. — Я знаю, я сама бегала смотреть.
— Золотыми буквами… Это лишь буквы. После победы на Состязаниях я держал в руках сказочное богатство — оно протекло сквозь пальцы. Меня просили стать Учителем — что может быть в жизни лучше? Я не смог. У меня была любовь… Четыре года я терпел лишения ради нее. Ее тоже звали Сейс, но у нее было по четыре пальца на руках… Я даже не знал, что она умерла год назад, я жил любовью. Я ее потерял и не знаю зачем жить дальше. У меня нет ничего. Нет никого, кому хотелось бы служить жизнью и честью…
Голос Мейчона был хрипл от волнения, грудь вздымалась, словно он отбил первые страшные атаки врага и снова готов вступить в бой. Глаза на миг сверкнули яростным огнем.
— Я видел сегодня королей — там, в Храме Димоэта. Если бы хоть один из них был достоин, чтобы я ему служил! И не надо было бы мне ничего больше! Элл Кмелл неплохой человек, но и ему служить незачем. Я воин, не маг, я не могу созидать — только убивать. Но и это надо делать ради чего-то, не ради ежевечерней выпивки…
— Но сейчас ты борешься за друга, — попыталась возразить Сейс. Она была испугана — неизвестно чем. Словами возлюбленного.
— Да, — кивнул он. — Борюсь за друга. И, совершив очередной подвиг, я уйду. Потому что другу в обычной жизни, когда нет опасности, я не нужен. Да и мне не нужна жизнь без опасности. Если бы нашелся человек, которому бы я мог служить своим опытом и умением и знать, для чего это нужно… Но нет такого. И я снова уйду в никуда. Свершил подвиг — уходи, ты никому больше не нужен. Кроме мускулов и умения убивать ничего не нужно людям, не нужны твои мысли, твои чувства…
Он замолчал. Плеснул из кувшина еще вина и залпом выпил — две струйки, словно кровь, потекли по обнаженной груди.
— Не уходи, Мейчон, — вдруг сказала Сейс. — Ты нужен мне.
Глава 8
Для суда над эллом Итсевд-ди-Реухала, согласно со званием и положением подсудимого, был избран большой зал Храма Правосудия.
В другое время зал был бы переполнен, но сейчас, после почти двенадцати дней нескончаемых праздников, люди просто-напросто устали от зрелищ. Зал был наполнен чуть больше, чем наполовину, но из-за огромных размеров казалось, что занято около трети зрительских мест.
Трэггану осматривал присутствующих, но Млейн он не видел. Ее отец сидел с каменным выражением лица в кресле в рядах для знати, но Млейн не было.
Млейн в зале Храма Правосудия не было.
Трэггану сидел в ложе для обвиняемых, расположенной над зрительскими рядами, почти под самым потолком, выкрашенным в белую и черную клетку. Сзади стояли два элирана, с обнаженными мечами.
Трэггану не принесли чистую одежду и даже не позволили вымыться и побриться. Щетина, выползшая за эти дни не красила его, а шрам набряк и придавал ему неприятный вид. Грязная рубаха висела, словно рубище. Интересно, не дав ему привести себя в порядок, вершители правосудия хотят показать простому люду, что и самые знатные люди могут выглядеть непривлекательно и тоже могут совершать преступления?
