по очереди. Всех до единого, даже связывать никого не стал для праведного суда — настолько полно было его сердце гневом и жаждой отмщения.
Так он освободил возлюбленную и всех жителей острова от гранадского рабства. И сколько он спас еще жизней, не дав похитить годовой запас настоя травы ибрис-та?
— Великий подвиг! — воскликнул кто-то из орнеев, поднимая полный кубок.
— Достойный истинного героя! — поддержали его остальные.
— Но Майсав освободил соплеменников не как подобает воину, а пользуясь недостойной магией! — неожиданно встрял до того молчавший Орестай из рода грача. — Это — не подвиг, так каждый может.
И все вдруг как-то разом замолчали. Лишь огонь похрустывал в тягостной тишине.
— Да-а, — прошелся по залу невнятный шепоток. — Магия — это… не для воина.
— А я считаю, — вдруг громко и уверенно сказал граф Астурский, — что воин для достижения своей цели может и должен использовать все средства, что окажутся у него под рукой, в то числе, если получится, конечно, и магию, будь то помощь чародея, либо какой-то магический предмет.
— Магия — не достойна рыцаря, — глядя прямо в глаза арситанцу, произнес Орестай. — Кто использует магию — не воин, и не достоин греться у этого священного огня!
Гул одобрения показал, что многие орнеи думают также.
— Если враг использует против тебя магию, то я не вижу ничего зазорного противопоставить ему то же, — стоял на своем граф Астурский. — Ведь никто же из вас не пойдет с голыми руками на закованного в доспехи конника?
— Это совсем другое!
— Сравнил чучело и огород!
— Магия — оружие трусов! — перекрывая другие голоса, выкрикнул Орестай. Он глядел прямо на графа.
— Ты меня называешь трусом? — спокойно спросил граф, подал оруженосцу кубок, что держал в руках, и встал в полный рост.
На оскорбление надо отвечать. Граф готов. На мгновение, он забыл где находится, и что на нем трехцветная лента посла.
— А ты разве используешь магию? — спросил грач, тоже вставая. — Что ж, используй ее против меня, а я покажу тебе силу своего клинка!
Граф хотел было уже что-то сказать, но вдруг пламя в очаге вспыхнуло плотным столбом, уносясь к потолку, чуть не опалив холодным жаром спорщиков.
Когда оно вновь стало прежним, старейшина сказал в полной тишине:
— Споры в Пещере Предков по древним законам не должны заканчиваться дракой. Я рассужу вас, достойный наш гость, граф Роберт, и достойный представитель клана грача, Орестай. Вы погорячились на слова, а спор ваш съеденной бараньей лопатки не стоит. Я слышал, третьего дня на графа напали магические существа, и он сражался с ними, как рыцарь, повел за собой свой отряд, не испугавшись их. Я полагаю, успех в том сражении ему принесло отчасти еще и то, что граф уже сталкивался с магией и знал, как она опасна. Я толкую слова графа так — рыцарь не должен первым применять магию. Я правильно вас понял, граф?
— Да.
— Орестай, ты понял о чем говорил граф? Или ты настаиваешь на том, что граф — трус.
— Я этого не говорил! — хрипло выговорил грач. — И никогда не скажу. Просто я считаю, что настоящий рыцарь не должен пользоваться магией, как не пользуется услугами воров и грабителей! Против нашего гостя я ничего не имею.
— Вот и прекрасно, выпейте вместе по кубку мирящего пива и поцелуйтесь, как положено нашим обычаем.
Граф посмотрел на Найжела, тот глазами показал, что ему придется выполнить слова старейшины, так требует обычай. Впрочем, ничего страшного для себя граф не видел — ну неприятен ему был этот Орестай и то потому только, что это враг Найжела.
Каждый имеет право на свою точку зрения. А если бы грач захотел, чтобы граф отстоял свою с оружием в руках, то Найжелу не пришлось бы ждать годовщины своего наследника, чтобы покончить с Орестаем.
Оруженосец старейшины подал графу чашу, полную пива, и показал на место возле старейшины, где уже стоял Орестай с полной чашей.
Они посмотрели друг другу в глаза и разом поднесли кубки к губам, не обрывая взаимного взгляда. Казалось, что каждый торопиться быстрее опорожнить чашу, словно победитель в этом состязании окажется прав и в самом предмете спора.
Они допили одновременно и быстро чмокнулись губами, обозначая поцелуй, граф ни чем не выдал свою брезгливость.
— Думаю, нам еще представится возможность продолжить разговор, — раздались в голове Роберта слова Орестая.
Граф с удивлением посмотрел на орнея. Он не понял, так ли тихо произнес эти слова грач, или же… Нет, скорей всего графу это просто показалось — ведь губ же орнея он в это мгновение не видел.
Он в задумчивости сел на свое место. Другой орней уже начал новый рассказ о человеке, который в несмышленом возрасте пропал в горах и вырос среди диких животных. Граф не слушал его.
Через некоторое время Роберт встал и направился к выходу, сын вопросительно посмотрел на него, но граф жестом показал: сиди, я скоро вернусь. В этом не было ничего необычного — не оскорблять же священные тотемы справлением нужды.
Когда он возвращался, из входа в необычное здание показался человек. В свете луны граф узнал фигуру своего друга. Они оба были очень высокими, но если Роберт обладал огромной грудной клеткой, могучими руками и ногами и поистине бычьей шеей, то Найжел, напротив был худощав и жилист, со своими широкими плечами и выпирающими наружу ребрами, когда раздевался, он походил на доску, на которых женщины стирают белье.
— А знаешь, — тихо сказал Найжел другу, беря его под локоть и отводя в сторонку, — ведь я полностью был с ним согласен. И хотел сказать то же самое, но Орестай опередил меня. Конечно, случалось, что нам с тобой маги помогали. Но не терплю любую ворожбу — сам знаешь.
— А магический перстень на пальце носишь, — усмехнулся Роберт.
— В нем нет магии, — уверенно сказал Найжел. — Этот камень магию сам терпеть не может.
— Но отгоняет-то он ее не мечом! Значит…
— Нет, он использует силу гор, силу природу, чистоту воды и ветра. Это — совсем другое…
Граф не ответил.
— А Орестай тебя просто поддразнил, раз ты мой друг, — сказал Найжел. — На поединок он тебя вызвать-то все равно не сможет, раз на тебе лента посла. А вообще он забияка еще тот — четырнадцать поединков за последнее лето.
— И все со смертельным исходом? — равнодушно спросил граф.
— Один — точно нет, я сам был при этом и смотрел, как он сражается. Довольно средне, надо сказать. Он противнику ребро сломал и руку, тот сдался. Насчет остальных боев я не знаю, мне как-то неинтересно было. Я знаю, что бой со мной у него будет смертным!
— Послушай, Найжел, этот Орестай получил бы какую-нибудь выгоду, если бы я не довез принцессу Гермонду?
Найжел с удивлением посмотрел на друга.
— Он так набросился на магию, что у меня невольно закралось подозрение — так ли уж искренен? Не владеет ли он тайной грязевых кукол?
— Не может быть, — прошептал Найжел.
— Ты же знаешь, что может быть все, — усмехнулся Роберт. — Но я не настаиваю на своем предположении, вполне возможно, что Орестай и ни при чем. Так он получил бы выгоду, в случае похищении принцессы Гермонды? Что было бы, если б она не доехала до столицы? Ты что-то начинал говорить…
— Да, Роберт, но теперь-то все это неважно. За несколько дней до прибытия твоего гонца глава клана
