— Нет, Марваза, моего оруженосца… У него всегда в повязке на лице. Ты его не видел? Он должен быть где-то здесь…
— Да куда он денется? — отмахнулся орней. — Наверняка уже с другими оруженосцами отмечает празднество. Идем!
— Ты иди, Найжел, а я пойду переоденусь. Жарко, вспотел…
— Подумаешь — вспотел! — фыркнул Найжел. — Помнишь, в прокаленной пустыне два месяца не мылись даже, ничего…
— Так то — тогда, — улыбнулся граф. — А теперь я — посол, полномочный и так далее…
Он отправился переодеваться. Его беспокоило отсутствие верного оруженосца, беспокоило, что грач использовал магию против принцессы. Зачем? Это второй вопрос, если не третий. Его удивляло другое — в орнеях магию не жаловали… Но так или иначе, эти события или какие-другие, приведут его к цели. Должны привести. Потому что иного пути нет, как брести впотьмах, ожидая когда враг первым нанесет удар. Кто-то, может и не тот и не по тому поводу, пытался нанести удар. Но похоже, что сам этот неведомый «кто-то» находится в еще больших потемках, чем граф.
Роберт никогда в жизни не отправил бы кого-нибудь другого вместо себя навстречу смертельной опасности. Но всегда перед пышным пиром он сожалел, что не может послать вместо себя кого другого.
О нет, он не был трезвенником и умел ценить дружескую пирушку с затянувшейся до рассвета задушевной беседой. Но — дружескую, когда вокруг тебя люди, которых ты знаешь, любишь или, на самый крайний случай, уважаешь. Роберт так же никогда не отказывался и от хорошей драки, но не с теми кого любишь, и не под винными парами.
А на предстоящем свадебном пиршестве, где он обязан присутствовать, ему наверняка предстоит наблюдать ряд неприятных сцен с участием не совсем трезвых рыцарей, слушать грубые шутки и отворачивать взгляд от пьяных дам, которые уже не совсем тщательно следят за своим туалетом и поведением. Он знал, что это нормально и не собирался осуждать что-либо и кого-либо, но все ж предпочел бы выпить вина вдвоем-втроем, например с Найжелом, Блекгартом и тем же Дайлоном.
Сидеть же ошую от повелителя орнеев хоть и почетно, но тоскливо — следи за каждым своим жестом и словом, пей ненавистное пиво, если хозяева не озаботятся о вине. Впрочем, это он перебрал через край — конечно озаботятся. Но какое там веселье: тяжкая работа.
Кроме пожирающей разум мысли о главном, добавилось несколько мелких забот, радости не добавляющих: непонятно поведение этого Орестая из клана грача, а все, что непонятно — опасно. К тому же, граф так и не смог нигде найти Марваза, который все время был рядом, а потом неожиданно пропал. Марваз просто так не исчез бы, он посвящен во многие тайны Роберта и владеет магией. Значит, он…
Это может значить все, что угодно, кроме одного — оруженосец не пьет вино в обществе местных красоток и не точит лясы со здешними словоблудами.
Когда же пир начался и вошли новобрачные, граф, привычно наблюдая за происходившим во время пиршественного торжества, погрузился в собственные думы, маленькими глотками отпивая неплохое местное вино, которое постоянно подливал ему в кубок его собственный стольничий. Он пропускал мимо ушей многочисленные поздравительные тосты и здравицы; когда было нужно сам произнес красочную (и не самую короткую) речь в честь молодых, их родителя, всех Орнеев и вечной дружбы между двумя могущестенными государствами — честно говоря, он сам, как и присутствующие, не особо вникал в смысл собственных слов.
Слуги торжественно вносили внушительных размеров бронзовые блюда (по орнейскому ритуалу золото и серебро на столах не полагалось) и церемониймейстер громко объявлял какое яство на блюде и на какой стол его подавать. Граф почти не ел, так просто утолил аппетит, ему было скучно. А вот все прочие веселились в слать.
Три сотни знатнейших рыцарей и дам; играли лютнисты, хотя их никто и не слушал, да и не услышал бы в общем гаме.
Пиршественный день (плавно перейдущий затем в ночь, а потом в следующий день)
только-только начинался, все самое интересное впереди, как и горы угощения и реки хмельного.
Граф, сидящий в трехцветной ленте полномочного посла, изучал гостей, хотя ничего нового для себя извлечь из наблюдений не надеялся. Хотя, ему еще предстоят сложные и тяжелые переговоры от лица короля Арситанского… Обычные люди, все как везде, чуть-чуть местной самобытности и колорита, а устремления столь же благородные или столь же незначительные, как и у рыцарей родной Арситании.
Скучно…
Но то, что Орестай, с кубком в руке встал с места и ходит от стола к стола, чокаясь с другими рыцарями и рассыпая комплименты дамам, граф приметил, как и не прошло мимо его внимания и то, что нахмурился при взгляде на грача Найжел, и что Орестай далеко не так пьян, как хочет казаться. Роберт с обреченным равнодушием понял, что глава грачей рано или поздно окажется рядом с их столом. Он вздохнул:
без приключений вечер не кончится.
Если б он в те минуты знал, как закончится для него этот вечер.
Блекгарт, сидящий рядом с отцом, все время посылал влюбленные взгляды на Инессу и уже спрашивал разрешения отца прогуляться во дворцовом саду. Не одному, конечно, но это не говорилось, а подразумевалось. Граф ничего против не имел, но — рано. Позже, сейчас еще не кончились все речи, да и выпито не так уж много, чтобы его уход не был заметен. К тому же он может еще понадобиться графу.
Если бы Роберт знал, для чего ему вскоре понадобиться сын! Впрочем, если б и знал, это ровным счетом ничего бы не изменило.
Принцесса Гермонда выпила уже не один кубок вина и неоднократно целовалась со своим мужем, который (к некоторому ее разочарованию) несколько больше внимания уделил изысканному угощению, чем молодой супруге. Собственно, она прекрасно понимала, что ее время для мужа еще не настало и она с удовольствием ловила бросаемые на нее взгляды: восхищенные — мужчин, завистливые — дам.
Справедливости ради, надо заметить, что далеко не все все мужские взгляды, адресованные новобрачный, были восхищенными, но для нее казалось — все. День был поистине счастливым и великолепным. Она посмотрела на эту сквернавку Инессу, перехватила их с Блекгартом взгляд и решила, что для полноты счастья неплохо было бы провести в жизнь свою нехитрую шутку именно сегодня.
Граф Астурский допил кубок и щелкнул пальцами. Стольничий, его личный, не дворцовый, что позволяли себя лишь сами знатные господа, с кувшином вина приблизился к господину.
— Ты послал кого-нибудь разыскать Марваза? — тихо спросил Роберт.
— Да, ваше сиятельство. Его ищут все ваши люди, что свободны от обязанностей.
Его нет во дворце.
— А в комнату, что ему отвели, заходили?
В этой комнате, выделенной графскому оруженосцу единолично по настоянию самого Роберта, хранилось все магическое оборудование чародея-оруженосца.
— Нет, ваше сиятельство. Но его там нет, потому что на дверях висит замок с вашим гербом.
— Хорошо, — кивнул граф, хотя ничего хорошего не видел. — Как разыщут, пусть он сразу же подойдет ко мне.
Стольничий наполнил кубок графа и отошел прочь, выполнять распоряжение.
Веселье, наконец-то, приняло привычный для графа ритм, вошло, так сказать, в обычное русло — никто уже не слушал друг друга, каждый спешил поделиться своими соображениями по поводу невесты, прошедшего ритуала, крепости и плотности пива и качества недостаточно пропеченного фазаньего паштета. Кто-то уже запустил кубком в нерасторопного слугу, какая-то дама звонко рассмеялась и ее вторил густой хор мужских низких хохотков; шум стоял как во время небольшой битвы, только вместо призывных кличей выкрикивались здравицы, звон яростно сталкивающихся мечей вполне заменяли бряцанье ножей о блюда, а смешки и крики на слуг (если закрыть глаза и представить сражение) вполне можно было принять за храп лошадей и вопли раненых. В общем, как и обычно на таких пиршествах. Сколько их было в жизни графа, и сколько-то еще будет…
Кто-то уже вышел в сад освежиться, кого-то и пригласили подышать воздухом — потасовки между рыцарями в этом зале, как оказалось, были исключены. Во-первых, всех при входе в зал просили оставить оружие, лишь для главы орнеев, его сына и графа Астурского, как представителя короля Асидора, по рангу
