— Я не считаю. — Майор посмотрел на выемку в бруствере рядом с блиндажом. Там лежал раненый русский офицер. Они его просто выбросили. Лица разобрать он не мог. Но он видел, как рука раненого царапала землю.
— Вы должны решиться, — настаивал унтер-офицер. — Вы первый. Я не должен терять времени. У нас кончились патроны.
Майор молчал.
— Мне нужен ваш голос, — напирал унтер-офицер.
Нет времени, нет боеприпасов. Прорыв или самоубийство. Плен или самоубийство. И то и другое стоят друг друга. Майор снова начал грызть руки. Над ними просвистел фугасный снаряд.
— Я не придерживаюсь ни той, ни другой точки зрения, — сказал майор.
Раненый русский перекатился со своего места. Теперь руку не было видно. Для него плена не было.
— Господин майор! — взмолился унтер-офицер. — Прорыв или плен?
— Да поймите вы, наконец, что я не могу участвовать в этом выборе!
Унтер-офицер глянул на забитый землей ствол своего пистолета. Он вытряхнул ее, слегка постучав пистолетом о локоть. Земля высыпалась на босые ноги майора. Это было словно прикосновение.
— Я требую ответа!
— Ну, хорошо. Плен.
Зубы майора снова впились в кончики пальцев. Боль от укусов пронзала все тело. Он больше не мог выносить зуда комариных укусов. Голые ступни были ледяными. Унтер-офицер посмотрел на него: на майора смотрело его собственное лицо. Только искаженное ненавистью. Он почувствовал, как унтер-офицер посмотрел на него — без погон, босого, с прорехой на кителе, с грязными руками, с распухшей шеей и суставами рук
— Трус! — Унтер-офицер отвернулся.
Майор не обратил внимания на ругательство. Если бы он уже не распрощался с жизнью, то был бы этим горд. Он стал думать, как ему это сделать. Пистолета у него не было. А если взять проволоку? А если взять в рот ствол карабина? Русские в ходах сообщения прекратили стрельбу. Стало почти тихо. Унтер- офицер стоял рядом со следующим стрелком.
— Прорыв или плен?
— Что выбрал майор? — спросил стрелок.
— Прорыв.
— Хорошо, тогда — прорыв, — ответил тот.
«Это неправда!» — хотел крикнуть майор. Но не смог. Стальной шлем унтер-офицера продолжил движение по траншее. Майор искал проволоку или кусок веревки. Нашелся ремень от винтовки. Когда он заряжал карабин, ему в голову вдруг пришла мысль, как тихо сидят русские у прежнего ротного командного пункта. Наверное, у них тоже кончились патроны. Наверное, все же надо было ему выступить за прорыв. Мысль, что он может покончить жизнь самоубийством перед самым решительным переломом, остановила его. Когда он надевал ременную петлю на спусковой крючок, руки его дрожали. Он заставил себя не думать ни о чем другом. Самым важным было для него то, что он сейчас умрет. Пуля должна влететь в мозг через верхнюю челюсть. Боли он не почувствует. Он поставил карабин между ног. Проверил, сможет ли он нажать на спуск большим пальцем ноги. Взглянув на свои ноги, он подумал, как отвратительно будет выглядеть его труп. Разбитый череп, грязное тело. Хорошо, что его никто не увидит. Впрочем, как офицер, он имеет право на гроб. Если ему повезет, то его бросят в какую-нибудь яму. И все же утешает то, что он здесь никого не оставляет — ни жены, ни ребенка. Он хотел свалиться так, чтобы лицо упало в землю. Для этого надо было только наклониться вперед. Ствол под подбородком зиял мертвым глазом. От лисьей норы вдруг донеслись голоса. Упомянули его фамилию.
— Если бы он не пришел, они бы еще жили.
Ему захотелось узнать причину их ненависти к нему.
— Когда капитан предлагал нам сдаться, нас было больше. Пять человек на его совести.
Потом опять послышался голос унтер-офицера. Очевидно, это был спор. Голоса становились громче.
— Равное право для всех! Меня ты не обойдешь!
Унтер-офицер ответил что-то неразборчиво.
— Да стреляй уже, на, стреляй! — раздался крик.
Голос унтер-офицера:
— Думаешь, мне жалко на тебя патрона?
Другой голос:
— Сдача в плен! Хочет того майор или нет!
Раздался выстрел. «Пять и один — в сумме дает шесть», — подумал майор. Отверстие в стволе, зажатом между ног, смотрело ему в лицо. Надо было ему оставаться в Подрове. Он вспомнил телефонный разговор со штабом дивизии. И свой приказ о контратаке через гать. Ведь это было только вчера? Тридцать человек пополнения, которых он приказал отправить на эту позицию. И мертвый водитель на кладбище в Подрове. Результат одного-единственного дня, который пошел на его счет. А сколько таких дней у него за плечами? Он наклонился над стволом, широко открыв рот. Холодный обрез ствола коснулся нёба. Неверными движениями он начал нащупывать ногой ремень. Почувствует ли он что-нибудь в конце?
— Господин майор!
Он вздрогнул, прислонил карабин к стенке окопа.
Перед ним стоял унтер-офицер:
— Единогласно решили идти на прорыв!
Майор глянул на свои босые ноги. Унтер-офицер смотрел на карабин, на ремень, привязанный к спусковому крючку…
Лейтенант Трупиков вошел в блиндаж. Немецкий капитан сидел за столом из ящиков, подперев голову руками.
— Они все еще не сдаются, господин лейтенант?
Он постарался придать лицу озабоченное выражение. Ни слова о налете авиации.
— Нет. Они не сдаются!
«Еще один такой же зверь, — подумал лейтенант, — в неволе он ведет себя как человек, но когда у него есть винтовка, он стреляет по трупам. Что ему надо? Этому хищнику с лицом овцы? На его родине полно таких высот, как эта. Я сам видел: зеленые деревья, реки, чистенькие деревушки. На их дорогах нет ни грязи, ни навоза. На их полях колосья стоят, как солдаты на параде. Но они завидуют нам за наши заболоченные леса, иссушенные солнцем степи, за пару деревянных изб…» Лейтенанта охватила злоба, которая еще больше усиливалась из-за потока непонятных вопросов. Он убьет немца. Это решение стало навязчивым. Пуля в затылок. При этом не понадобится смотреть ему в лицо. При слегка наклоненной голове по позвоночнику не промахнешься. Есть возможность не услышать крика боли, издаваемого жертвой. Еще до наступления смерти будут оборваны нервные волокна, ведущие к голосовым связкам. Идеальный способ казни. Он осмотрел свою жертву «Очень короткая шея», — деловито отметил про себя. Странно с такой точки зрения рассматривать шею. Его раздражал только высокий воротник немца. Наверное, придется приказать ему снять китель. Но нет. Его надо застрелить в траншее. В любом случае, однако, придется принять в расчет китель. А если откажет пистолет? Он может приказать сержанту. Он пристально посмотрел на сержанта. Если бы люди умели читать мысли!
Вдруг он приказал:
— Через полчаса мы атакуем немецкую позицию. Сигнал к атаке — красная ракета! Каждое отделение забирает с собой своих раненых. Объяви всем!
— Сигнал к атаке — красная ракета! Раненых забрать с собой, — повторил сержант.
Лейтенант указал рукой на немца. Жест был ясным. Но сержант уже выбежал. Возможность была упущена.
— Мы хотим попробовать еще раз, — сказал лейтенант по-немецки, стараясь соблюдать произношение.
