Уринсон мудрого совета не послушался и нараспев прочел:
— Как ты угадал? — удивился майор. — Ведь это мое любимое!
— Я немножко телепат, — смущенно признался Яша. — Все мы тут телепатим день ото дня и, сами того не замечая, начинаем читать чужие мысли.
— Ну да, ври больше... — Карел задумчиво рассматривал начинающий немного плыть потолок. — Как странно... я ухожу на очередной задание под стихи Эдгара По. Спасибо, Яша...
Ученый тихонько рассмеялся и снова продекламировал:
«Почему он выбрал именно эту поэму? Именно эти строки, сейчас, когда я ухожу?»
Яков явно о чем-то предупреждал, намекал, но майор его не понял. Слова ученого постепенно превратились в глухое бессмысленное бормотание, звучавшее будто со дна гулкого железного колодца.
Завертевшийся волчком потолок стал стремительно уходить вверх.
«Ни хрена ж себе галлюциноген», — успел подумать Карел, чувствуя нарастающую вокруг скорость, как в самолете на огромной высоте... сейчас пойдут перегрузки.
Но, не успев начаться, все внезапно остановилось. Над майором снова висел потолок, но не тот, что в операционной, а другой.
Вместо круглой многоглазой, словно Аргус, лампы изящная позолоченная люстра. Да и ложе было куда удобней жесткого больничного стола — мягкое и просторное.
— Добро пожаловать в Тысячелетний рейх! Карел приподнялся на кровати.
В небольшой ярко освещенной комнате находились двое. Высокий широкоплечий мужчина и хрупкая девушка в элегантном светло-зеленом пальто.
— Дирк Бэкер, — мужчина протянул майору руку, — Оперативный псевдоним Паромщик.
— Грета Швайгер, — представилась девушка, — оперативный псевдоним Клото.
Пожав твердую руку Бэкера, Карел недоверчиво посмотрел на девушку.
— Но вы не доноры.
— А как вы определили?
— Здесь нужно особое чутье. Мы, как правило, безошибочно распознаем друг друга.
— Вы совершенно правы, — подтвердил мужчина. — Мы из местной ячейки Сопротивления. Нас осталось совсем мало, всего семь человек, остальные сгинули в гестапо. Я полагал, что вас предупредят.
Итак, он в Берлине, в особой гостинице для вновь прибывших. Что ж, для начала неплохо. Хотя в Москве могли бы проинструктировать, что встречающие будут из местных. А все проклятая спешка.
Майор встал с кровати, подошел к висящему на стене зеркалу и внимательно в него вгляделся.
Эту ритуальную процедуру он проделывал каждый раз после очередного «прыжка».
— Да вы что?.. — возмутился Карел, ощупывая густо заросший седыми волосами подбородок.
Из зеркала на него смотрел седовласый низкорослый старик с окладистой профессорской бородой. Только сейчас майор обратил внимание на то, что донор слегка близорук.
— Мы подбирали вам агента в большой спешке, — начал оправдываться Бэкер. — Большинство доноров занято. Но вы не беспокойтесь, в этом теле пробудете не больше суток.
С раздражением вглядывался Карел в свое новое лицо.
— Пожалуйста, возьмите. — Девушка протянула ему пенсне.
Майор поморщился, но пенсне все-таки надел.
Грета была по своему привлекательна, вот только эта ее хрупкость... страшно подумать, что с ней сделают в гестапо, если явка будет провалена.
— Вы слишком рискуете, — посчитал своим долгом предупредить Карел. — На вашем месте должны быть настоящие оперативники. Если сюда сейчас нагрянет группа захвата, вам даже некуда будет сбежать.
— Все наши оперативники на задании, — пояснил Бэкер. — Следят за целью. Уже практически составлена схема каждодневных передвижений по городу.
— Ладно. — Майор быстро обшарил внутренние карманы жилета. — Выдайте мне какое-нибудь оружие.
— Но...
— Это приказ!
Грета безропотно извлекла из сумочки маленький пистолет.
— Нет, вы меня неправильно поняли, мне нужно НАСТОЯЩЕЕ оружие! Дирк, отдайте мне свой пистолет.
Бэкер подчинился и, вытащив из-за пояса револьвер, передал его майору.
— Теперь слушайте меня внимательно. — Карел приблизился к окну и, слегка отодвинув штору, выглянул на улицу. — Если что случится, держитесь рядом со мной и ни в коем случае не суйтесь под пули...
На улице на первый взгляд все было в порядке.
Типичный воскресный берлинский вечер. Маленький газетный киоск, бакалейная лавка, спешащие по своим неведомым делам прохожие.
Но воскресная идиллия вполне могла быть обманчивой.
Чутье уже битые десять минут твердило одно и то же: «Опасность!»
— Вы хорошо все уяснили?
Бэкер с Гретой кивнули.
— Сегодня вы сделали две серьезные ошибки. — Майор быстро проверил барабан револьвера, удовлетворенно отметив, что пули серебряные. — Во-первых, вам не следовало ждать меня непосредственно в номере, во-вторых, нужно было заранее побеспокоиться о внезапном отходе. Почему я не вижу двери в соседний номер?
Члены местной ячейки Сопротивления виновато молчали.
— Кто куратор берлинской части операции?
— Вернер Дойер.
— Это имя донора. Какой его оперативный псевдоним?
— Кречет.
«Что ж, — подумал Карел, — теперь меня ничего не удивляет. Эти кретины в Москве совсем рехнулись, назначив руководителем операции стажера. Или, быть может, это подстава?.. »
Додумать майор не успел.
Дверь номера отлетела в сторону, и на людей прямо с порога прыгнул огромный ревущий вервольф.
Карел среагировал мгновенно, посылая первую пулю точно в оскалившуюся волчью пасть.
Заговорщики снова собрались вечером 15 января в том же самом храме, что и в прошлый раз. Фридрих Ридель не спал третьи сутки.
Все ждали фон Штауффенберга, ибо никто толком ничего не знал. Пресса молчала, пропаганда безмолвствовала, словно наступил короткий штиль перед сокрушительной бурей, и это понимали все.
— Пастор, не мельтешите! — Хельмут Мольтке раздраженно посмотрел на нервно раскладывающего церковные реликвии Бонхеффера, — Если покушение провалилось, нам уже ничто не поможет...
Пастор обиженно поджал губы, демонстративно не желая вступать в перепалку.
Полковник Клаус фон Штауффенберг появился в храме ближе к одиннадцати.
— Господа, извините за задержку. — Сняв фуражку, полковник мрачно оглядел присутствующих, — Я задержался вынужденно, провожал до границы Шлабрендорфа.
— Говори, удалось? — нервно спросил Фридрих.
