– Как ты узнал?
Люсьен пожал плечами, но в его глазах сверкали искорки неподдельного интереса. Напряженные, заинтригованные, они смотрели на нее, не отрываясь.
– Догадался.
– А... – Александра сделала вид, что вслушивается в разговор женщин справа от них и отвела глаза.
– Если это не ткань так вас расстроила, то что же тогда? – настаивал Сейф.
– Неужели я выгляжу такой несчастной?
– Очень. Ни музыка, ни танцы не радуют вас.
А ведь он прав. К этому времени, в самый разгар веселья, ее ноги уже должны были отбивать ритм, но сегодня Александра не обращала на музыку ни малейшего внимания.
Она вновь посмотрела на евнуха.
– Порой я себя чувствую так, будто... – девушка тщательно подбирала английские слова, лучше выражавшие ее состояние, – будто я не могу вздохнуть полной грудью, словно что-то давит на нее.
Мужчина нахмурился.
– Вы больны?
– Я не говорю о болезни, – быстро произнесла Александра. Его вопрос заставил подумать о матери и о том, почему Сабина до сих пор не может сбросить тяжкий груз, мешающий ей дышать, – не вылечится от кашля, который душит ее уже долгое время. – Нет, все идет от моей головы, все мысли, не дающие покоя и напоминающие мне о свободе. Да наверняка у тебя тоже так бывает. Он улыбнулся.
– Вы говорите, если я вас правильно понял, что вы такая же рабыня, как и я.
– Рабыня, – повторила девушка, обдумывая значение этого слова, прежде чем отрицательно покачать головой. – Нет, это звучит грубо, и, думаю, слишком несправедливо с моей стороны называть эти чувства подобным образом.
– А как еще вы можете назвать это? Она вздохнула.
– Ну, не знаю, может, у этого ощущения вообще нет названия.
Уловив краем глаза приближение Сабины, Сейф повернулся и встал на свое обычное место у стены.
– Александра! – женщина грациозно опустилась на диван, на котором сидела ее дочь. – Ты не хочешь показать мне, что подарил тебе Рашид?
Девушка посмотрела на изможденное лицо матери, бледное и измученное. Темные круги под глазами говорили о бессонных ночах.
За два последних дня дочь видела свою мать впервые. Все это время Сабина провела в своей комнате, допуская туда только Халида. Александра не слишком волновалась по этому поводу, потому что уже давно привыкла к этой странной манере матери запираться на несколько дней и проводить время в одиночестве. Сабина вела себя так вот уже больше двух лет, оправдывая это потребностью общения с Богом. Дочь всегда расстраивали эти, становящиеся все длиннее, периоды отсутствия матери, в эти дни она чувствовала себя покинутой, но она, как Джаббар, терпеливо ждала конца ее затворничества.
Теперь же, видя, какой усталой и даже постаревшей выглядит ее мать, Александра спросила:
– Мама, как ты себя чувствуешь? Ты неважно выглядишь. – Девушка взяла мать за руку.
– Неважно? – морщась, Сабина провела пальцами по волосам. – А сейчас лучше?
– Ты знаешь, я не это имела в виду. У тебя болезненный вид.
Женщина отмахнулась от слов дочери, словно от надоедливой мухи.
– Мне всегда нелегко, когда уезжает Джаббар. Хуже всего то, что Лейла тут же пользуется предоставляющейся возможностью и пытается навредить тебе.
Возможно, мать сказала часть правды, но не всю правду.
– А кашель? Ты все еще...
– Мне нужно поговорить с Джаббаром о том, что натворила эта женщина. Поверь мне, как только я останусь с ним наедине, я ему все расскажу.
– Ты все еще кашляешь, – настаивала дочь. – Неужели у лекаря нет ничего, чтобы вылечить тебя?
Вздохнув, Сабина посмотрела поверх голов возбужденных женщин.
– Он сказал, что не стоит волноваться, это просто кашель.
Но Александру не так легко было убедить.
– Может, лучше пригласить другого? Этот лекарь стар.
– Дочь моя, ты изводишь меня своими ненужными заботами. Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом.
Бросив взгляд на решительное лицо матери, девушка поняла, что тема исчерпана.
– О чем ты хочешь поговорить? – поинтересовалась она, устраиваясь поудобнее среди горы мягких подушек.
– Халид сказал мне, что у тебя налаживаются отношения с новым евнухом. – На лице матери играла
