и попытаться определить, кем бы они были в иной жизни.
Зоркости орла ему не потребовалось.
С мужчинами он разобрался в два счета. Ганнисон, несомненно, был бы вождем племени, наделенным, при всей его власти, ревнивой и мстительной женой. Карр вполне годился на роль корзинщика — бойкий старик с обезьяньей ухмылкой, что сплетает прутья в сложные математические матрицы. Соутелл, разумеется, был бы козлом отпущения, на которого валили бы все вольные и невольные прегрешения.
Зато женщины!
Взять хотя бы его партнершу миссис Ганнисон. Кожа не белая, а смуглая, волосы по-прежнему рыжие, в них сверкают медные украшения, взгляд сохранил жесткость, однако нижняя губа выдается вперед более отчетливо. Не женщина, а гора, превосходящая силой большинство мужчин племени, умеющая обращаться с копьем и дубиной.
Нетрудно вообразить, как она поступает с теми несчастными девушками, на которых заглядывается ее муж. Или как она вколачивает в его голову меры по укреплению авторитета вождя, когда супруги удаляются к себе в хижину. Или как присоединяет она свой зычный голос к песням, что должны помочь ушедшим на войну мужчинам.
Теперь миссис Соутелл и миссис Карр — обе они сидели за одним столом с ним и миссис Ганнисон. Сперва миссис Соутелл. Она похудела, шрамы на щеках складываются в прихотливые узоры, на спине видна татуировка. Колдунья. Горечь сочится из нее, как из коры хинного дерева, потому что в мужья ей достался никчемный человечек. Вот она скачет перед грубым идолом, вот выкрикивает заклинания и сворачивает голову цыпленку…
— Норман, сейчас не ваша очередь, — сказала миссис Ганнисон.
— Прошу прощения.
Наконец, миссис Карр. Ссохшаяся, сгорбленная, редкие клочья седых волос, беззубый оскал рта; никаких очков, глаза без них кажутся припухшими. Она моргает, сучит ручонками — этакая старая скво, которая собирает вокруг себя ребятишек (о, вечная жажда молодости!) и рассказывает им предания и легенды. Однако челюсти ее все еще могут сомкнуться, точно стальной капкан; ее руки мажут ядом наконечники стрел; глаза ей, в общем-то, не нужны, ибо она видит иначе, нежели обыкновенные люди. Даже самому смелому воину становится не по себе, когда она долго глядит в его сторону.
— Что-то наши эксперты за первым столом притихли, — засмеялся Ганнисон. — Должно быть, у влеклись всерьез.
Колдуньи, все три, продвигающие своих мужей к вершинам племенной иерархии.
Из темного дверного проема в дальнем конце комнаты на людей внимательно, словно угадывая мысли Нормана, смотрел Тотем.
Но с Тэнси Норман попал впросак. Изменения в ее внешности вообразить было легко: курчавые волосы, кольца в ушах, раскрашенное красками лицо. Однако она упрямо отказывалась быть соплеменницей своих товарок.
Она представлялась ему чужой, пленницей, что вызывает всеобщее подозрение и ненависть. Или, быть может, она была из их числа, но совершила проступок. Жрица, нарушившая табу. Колдунья, которая отвергла колдовство.
Неожиданно поле его зрения сузилось до пределов листочка, на котором записывали счет. Миссис Карр погрузилась в раздумья над своим ходом, а Ивлин Соутелл что-то рисовала на бумаге. Сначала Норман увидел фигуру человека с воздетыми к небу руками, над головой которого были изображены три или четыре шара. Затем шла, судя по короне и пышному платью, королева, за ней — башенка с бойницами, следом — Г-образное сооружение, с короткого конца которого свисала человеческая фигура, должно быть, виселица. Последний рисунок изображал грузовик — прямоугольник на двух колесах, — который накатывался на человека, заломившего в отчаянии руки.
Пять рисунков. Норман чувствовал, что четыре из них каким-то образом связаны с неким весьма любопытным ритуалом. Случайный взгляд на колоду помог ему догадаться.
Карты.
Вернее, далекое прошлое карт, когда их еще использовали для ворожбы, когда между валетом и дамой был рыцарь, когда масти назывались» мечи «, » жезлы «, » кубки»и «монеты», когда существовали двадцать две карты Таро для предсказания судьбы, из которых к сегодняшнему дню уцелел один джокер.
Но откуда Ивлин Соутелл знает о чем-либо столь древнем и темном, как карты Таро? Откуда они известны ей так хорошо, что она походя рисует их за игровым столом? Немыслимо! Глупая, жеманная, поверхностная Ивлин Соутелл? Нет! Но как же быть с четырьмя картами Таро — Жонглером, Императрицей, Башней и Повешенным?
Из общей схемы выпадал лишь пятый рисунок: человек под грузовиком. Джаггернаут? Фанатичная и все-таки затрепетавшая жертва умирает под колесницей торжествующего идола? Уже ближе… Однако глубоко же проникла в тайны эзотерического5 знания бестолковая Ивлин Соутелл!
Внезапно его осенило. Он сам и есть грузовик! Огромный грузовик. Вот что означает пятый рисунок.
Но откуда Ивлин Соутелл знает о его фобии?
Он изумленно воззрился на нее. Она бросила рисовать и ответила ему сумрачным взглядом.
Миссис Ганнисон подалась вперед, губы ее шевелились, словно она пересчитывала козыри.
Миссис Карр улыбнулась и сделала ход. Ветер за окном взревел так же громко, как в начале вечера.
Норман вдруг хмыкнул. Женщины недоуменно уставились на него. Господи, ну какой же он глупец! Думает о колдовстве, а Ивлин Соутелл просто-напросто изобразила ребенка, играющего в мяч, — ребенка, которого у нее никогда не будет; себя самое — в виде королевы; башню — кабинет своего мужа, ставшего заведующим кафедрой социологии; под повешенным подразумевается импотенция Харви (вот это мысль!), а под испуганным человеком и грузовиком — ее собственная сексуальная энергия, которая страшит и сокрушает Харви.
Норман хмыкнул во второй раз; женщины вопросительно приподняли брови. Он загадочно усмехнулся.
И все же, спросил он себя, продолжая прерванное рассуждение, почему нет?
Три колдуньи используют, как и Тэнси, ворожбу, чтобы помогать мужьям, а заодно и себе.
Они используют знания мужей, чтобы осовременить колдовство. Они беспокоятся из-за того, что Тэнси перестала колдовать, они полны подозрений и боятся, что ей удалось найти нечто более могущественное и что она намерена пустить находку в дело.
А Тэнси — беззащитная и беспомощная — не догадывается, быть может, о том, что их отношение к ней изменилось, ибо, порвав с чародейством, она утратила свое чутье на сверхъестественное, свою «женскую интуицию».
Не додумать ли до конца? Возможно, все женщины одинаковы, все они — хранительницы древних обрядов и обычаев человечества, включая и колдовство. Они сражаются в битве своих мужей, но исподтишка, заклинаниями, и не признаются в этом; а когда их ловят с поличным, объясняют свое поведение женской восприимчивостью к суевериям.
Значит, добрая половина человечества до сих пор занимается колдовством?
Почему бы нет?
— Ваш ход, Норман, — промолвила миссис Соутелл.
— Вы как будто чем-то озабочены, — заметила миссис Ганнисон.
— Как вы там справляетесь, Норм? — крикнул ее муж. — Они вас еще не обмишулили?
Обмишулили? Норман рывком вернулся к действительности. Надо признать, они едва не заманили его в ловушку. А все потому, что человеческое воображение — весьма ненадежный инструмент, вроде резиновой линейки. Посмотрим, посмотрим. Если он зайдет с короля, а у миссис Ганнисон окажется дама, то, быть может, им удастся выкрутиться.
Миссис Карр побила короля тузом, и на ее губах заиграла, как показалось Норману, лукавая усмешка.
Когда партия кончилась, Тэнси отправилась на кухню за закусками. Норман последовал за ней.
— Ты заметил, как она на тебя поглядывает? — прошептала Тэнси весело. — Порой мне чудится, что
