тому же слишком многое свидетельствовало в пользу галлюцинации: этот ненормальный цвет, дурацкая еда, мгновенное подозрение, что
Счастливчик не был «настоящим» котом, изумительно-божественное чувство восторга и ощущение силы…
Но все эти чувства точно так же свидетельствовали и в пользу того, что Счастливчик должен был существовать. После произошедшего сегодня Фил просто не сможет жить без Счастливчика, без теплых приливов прозрений, вдохнувших в него уверенность и заслонивших все мысли о потерянной работе, об одиночестве, собственной трусости и чувстве безысходности.
— Счастливчик, — бессознательно прошептал Фил, и больной, детский звук его голоса до такой степени напугал, что он тут же нащупал в кармане ленту фонографа, которую вручил Красавчик Джек Джоун. Сильно затянувшись сигаретой, так, что она разгорелась адским алым огоньком, он прочел расплывавшиеся слова: «Доктор Антон Ромадка. Верхний этаж Башни. Восемь часов».
Фил представил себе узкий черный шпиль Башни — роскошного отеля-офиса — и подумал, что доберется до нее за пару минут. Затем неожиданно смял в кармане бумажку и принялся ходить по комнате. Посещение доктора Ромадки означало бы, что он и вправду не верит в Счастливчика.
Фил подумал о снотворном, но побоялся, что оставшихся таблеток не хватит. Он потянулся за книгой, которую недавно начал читать, но при лишь одной мысли об избито-садистском сюжете стало нестерпимо скучно. Как к последнему средству он снова прибегнул к радио, включив звук и изображение.
— …добыча Антихриста.
Подобная фраза в сочетании с изможденным крестьянским лицом неизбежно означала, что Президент Роберт Т. Барнс вновь рассказывал собратьям-американцам о России.
— … Но и по эту сторону поля битвы живут грешники, — продолжало воплощение Великого отца со Среднего Запада, слегка качнувшись вперед и поднимая кустистые брови. — Грешники среди нас — порождения плоти. Слишком долго они потрафляли самым отвратительным порокам и страстям. — Он погрозил пальцем и вновь качнулся. — Предупреждаю: время их на исходе.
Фил потянулся к ручке (слишком часто Барнс разражался подобными пустыми или, как поговаривали, пьяными угрозами, в то время как все знали, что его администрация заодно с «Развлечениями Инкорпорейтед»), но заколебался, поскольку в голосе Президента появились незнакомые и, пожалуй, пугающие нотки.
— Братья американцы, — Барнс почти шептал, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, — враждебные силы распространились повсюду — безумные мысли, духи, подобные тем, что одолели древний Вавилон. Наши мозги подвергаются обработке, настал последний час испытаний на…
Секундное любопытство прошло. Фил повернул ручку в сторону тишины и темноты. Тем не менее разглагольствования Президента задали тон его дальнейшим фантазиям. Теперь он уже не ходил взад- вперед, а вновь присел в поролоновое кресло, втиснутое между радио и кроватью.
— Я, должно быть, сошел с ума, — сказал он тихо и уверенно, не чувствуя никакой боли, видимо оттого, что сидел неподвижно. Все, что нашло на него сегодня днем, было ни на что не похоже, включая по-дурацки переоцененного фантастического кота. — Да, я, скорее всего, сошел с ума.
В этот миг в туманный круг окна врезался меньший, но ярче освещенный. Фил автоматически встал и шагнул вперед.
Девушка по ту сторону ниши включила свет. Вот она швырнула на пол плащ и прошлась по комнате, словно в поисках чего-то. Когда она поворачивала голову, конский хвостик ее черных волос качался из стороны в сторону. Она находилась менее чем в шести метрах от него и была отчетливо видна: серый костюм в модных крупных темных разводах, компактное лицо, маленький носик, большой рот, широко посаженные глаза. Впервые Фил совершенно определенно заметил, что ее уши не имеют мочек, а заканчиваются острым кончиком, почти как у фавна. Как и в те редкие случаи, когда доводилось ее видеть, Фил почувствовал неловкость.
Девушка пожала плечами, видимо, решив, что поиски бесполезны, и прошла к окну, глядя прямо на Фила. Он слегка отступил назад, хотя знал, что невидим. Она взялась за ручку на ободе и провела рукой четверть круга. Окно постепенно затемнялось. Затем, когда Фил уже было отвернулся, оно вновь прояснилось, пока не стало почти таким же прозрачным, как и прежде. Фил понял, что произошло: внутреннее поляризующее стекло проскользнуло, не задев шпингалет, и слегка повернулось вперед, всего на несколько сантиметров. Он знал, что такое случалось и с его окном.
Девушка же решила, что ее уже не видно. Она потянулась и сняла жакет…
Фил закусил губу. Ему не хотелось подглядывать. Но все, что могло отвлечь его от мысли, на которой завершились его фантазии, казалось вполне приемлемым. А он очень хорошо знал, что это окно может предоставить самые захватывающие, хоть и вновь-таки бесплодные, ощущения.
Девушка медленно расстегнула магнитные застежки блузки, затем выскользнула из нее, грациозно поведя плечами. Фил, заколдованный красотой груди с темными сосками, и позабыл все свои страхи. Под грудью плотно охватывало тело черное бархатное белье.
Девушка выступила из юбки. Белье оканчивалось на бедрах неровными краями. Это озадачило Фила — наверное, из-за подернутого дымкой окна. Белье, казалось, было сделано из какого-то меха.
Ловко балансируя на одной ноге, девушка стянула с другой чулок и вместе с ним нелепую туфельку на тридцатисантиметровой «платформе». Показалось — у Фила екнуло сердце, — что она помимо туфельки отстегнула еще кое-что. Точнее сказать — ступню.
Дальше он увидел, что она сняла не всю ступню. Там, где должна была быть лодыжка, нога слегка изгибалась назад, а потом вперед, резко сужаясь книзу и оканчиваясь аккуратным черным копытцем.
Точно так же девушка отстегнула и второй чулок с туфелькой. Теперь Филу было видно, как нога ловко входит в отверстие в искусственной ступне и «платформе» и таким образом там скрывается.
Она прошлась по комнате в стремительном танце. До Фила донеслось цоканье копытцев. Он вспомнил, что и раньше слышал чечетку. Он отчетливо видел тонкие бабки, изящные щетки, покрытые мехом совершенно той же фактуры и такого же цвета, что и «белье».
Девушка прервала танец, взяла электробритву и, критически осмотрев край «нижнего белья», принялась его подбривать.
Фил наконец обрел дар речи. Пробормотав: «Сначала зеленый кот, затем…», в следующую секунду он метнулся к двери.
Какое— то время он не совсем ясно представлял себе, что происходит. Например, когда он пересекал улицу в двух кварталах от Небесных Многоэтажек, его едва не сбил черный, медленно двигавшийся, спроектированный в музейном стиле начала двадцатого века электромобиль. В нем сидели Куки, семейство Экли и Красавчик Джек Джоунс с коробкой на коленях. В тот момент Фил даже не узнал их.
Единственное, в чем он отдавал себе отчет, это то, что в его кармане лежал мятый клочок ленты фонографа с именем и адресом доктора Ромадки.
IV
Огонек индикатора подскочил к самому верху колонки глазков. Лифт со свистом пронесся наверх и остановился. Дверь открылась, и Фил вывалился в крошечное фойе, застеленное ковром, напоминавшим серую лужайку.
Стена — на этот раз женским голосом (прямо обаяшка!) — прошептала:
— Добрый вечер. У вас назначено время?
— Уф, — только и смог произнести Фил, удивляясь тому, что он вообще в состоянии говорить.
— У вас назначено время? — повторила стена. — Пожалуйста, ответьте: «да» или «нет».
— Да, — сказал Фил.
— Сообщите ваше имя, пожалуйста.
— Фил Гиш.
Едва произнеся эти слова, он подумал, что должен был сказать «Джек Джоунс». Но, тихонько пожужжав, стена сообщила:
— Как поживаете, мистер Гиш? Пожалуйста, проходите. Она раздвинулась, открыв отверстие сюрреалистической грушевидной формы. Откуда-то рядом выпрыгнула извивающаяся рука, тонкая и блестящая, словно змея. Грациозным жестом хозяйки, в свое время занимавшейся балетом, она указала на ближайший стул.
