его примеру.
И лишь после того, как в руки старика для скрепления сделки проследовали монеты, Мышелов как бы мимоходом спросил:
— Это не рядом ли с твоим жильем есть такое заброшенное местечко, которое зовется Домом Ангарнги?
Крестьянин кивнул.
— И как оно выглядит?
Крестьянин пожал плечами.
— Не знаешь?
Крестьянин покачал головой.
— Разве ты никогда не видел его? — Мышелов не сумел скрыть изумления.
Ответом ему был новый кивок.
— Но, отец, ведь это место лишь в нескольких минутах ходьбы от твоего жилья?
Крестьянин снова спокойно кивнул.
Появившийся за спиной старика крепкий молодой человек, который вышел, чтобы забрать лошадей, предложил:
— Башня видна с другой стороны дома. Могу вам показать.
И тут оказалось, что старик вовсе не лишен дара речи, сухо, без всякого выражения он проговорил:
— Ступайте вперед и глядите на нее сколько влезет.
И он вошел в дом. Фафхрд и Мышелов успели заметить выглянувшего в дверь ребенка, старуху, помешивавшую что-то в горшке, и какой-то силуэт, скрючившийся в высоком кресле у крошечного очага.
Башня проступала сквозь листву за прогалиной. Последние лучи солнца окрасили ее верхушку в глубокий красный цвет. Казалось, до нее четыре-пять полетов стрелы. А затем прямо на их глазах солнце опустилось за горизонт, и башня стала невыразительным блоком черного камня.
— Старинное место, — весьма неопределенно пояснил молодой человек. — Я бывал возле нее. А отец так ни разу и не потрудился взглянуть.
— А внутри ты был? — поинтересовался Мышелов. Молодой человек почесал в затылке.
— Нет. Это же просто старое место. Какой в нем толк.
— Сумерки сейчас достаточно долгие, — промолвил Фафхрд, широкие зеленые глаза его притягивало к башне, словно магнитом. — Можем успеть оглядеться.
— Я покажу дорогу, — сказал молодой человек, — только сперва мне надо принести воды.
— Не стоит, — отвечал Фафхрд. — Когда ужин?
— Когда проглянут первые звезды.
Они оставили на него лошадей и направились прямо в лес. Сразу же стало темно, намного темнее, чем обещали только что спустившиеся сумерки. Листва над ними оказалась много гуще, чем могло показаться. Приходилось обходить заросли терновника и лиан. Неровные бледные пятна неба время от времени проглядывали над головой.
Мышелов пропустил Фафхрда вперед. Мысли его занимало странное отсутствие любопытства у крестьян. Как могло случиться, что люди, из поколения в поколение основательно и трудолюбиво жили в нескольких шагах от, быть может, богатейшей сокровищницы мира и ни разу не поинтересовались ею; это казалось невероятным. Как можно спать рядом с такими драгоценностями, чтобы они не привиделись во сне? Правда, не исключено, что крестьяне вообще не видели снов.
Поэтому Серый Мышелов мало что замечал во время этого похода сквозь лес, разве что только время, — путь оказался дольше, чем они полагали, и это было странно, ведь Фафхрд был опытен в хождении по лесам.
Наконец меж деревьями зачернела громадная глубокая тень, мгновение — и они оказались на небольшой мощенной булыжником площадке, большую часть которой занимало разыскиваемое ими здание. Еще не успели глаза Мышелова все рассмотреть, как ум его одолела сотня разных сомнений. Не напрасно ли оставили они лошадей этим странным крестьянам? Что, если неудачливые разбойники последовали за ними до крестьянского дома? К тому же разве сегодня не день Жабы, неподходящее время для посещения заброшенных домов? И не лишним было бы длинное копье на случай неожиданной встречи с леопардом? И разве не козодой кричит слева, предвещая беду?
Сокровищница Ургаана Ангарнги оказалась странным сооружением. Главной особенностью его был большой, пологий купол, покоящийся на восьмиграннике стен. Спереди вздувались два меньших купола, сливающихся с большим. Муж-ду ними зиял громадный квадратный дверной проем. Башня асимметрично выступала из тыльной части основного купола. В сгущающемся полумраке Мышелов торопливо пытался понять суть этой странной конструкции и решил, что она в предельной ее простоте. Ни колонн, ни карнизов, ни фризов, никаких архитектурных орнаментов, ни гравированных черепов — ничего, кроме дверей и нескольких крошечных окон в совершенно неожиданных местах. Дом Ангарнги представлял собой компактную серую массу вплотную уложенных камней.
Но Фафхрд, не придержав шаг, уже влетал по ступеням, и Мышелов последовал за ним, хотя, пожалуй, сам он прежде огляделся бы повнимательней. И с каждой пройденной ступенькой невысокой лестницы в душе его крепла странная неуверенность. Недавнее чувство предвкушения удачи исчезло, он словно увяз в зыбучем песке. Разверстый дверной проем казался ему беззубой пастью, которая открылась, чтобы поглотить их. И тут он вздрогнул: в этой пасти оказался зуб — на полу призрачно белел выступ. Фафхрд как раз нагибался к таинственному предмету.
— Интересно, кому принадлежал этот череп? — невозмутимо произнес северянин.
Мышелов пригляделся внимательней: вокруг были разбросаны кости — целиком и раздробленные. Напряженность в душе его все возрастала, и он ощутил неприятную уверенность, что, когда это чувство достигнет своего предела, что-то случится. Как ответить Фафхрду? Какую смерть нашел неудачливый предшественник? Внутри оказалось очень темно. Как там, в манускрипте, говорилось о страже сокровищницы? Трудно представить себе живого стража из плоти и крови, бодрствующего тут уже триста лет, но порой приятелям встречались и такие существа, что были бессмертны или почти бессмертны. Он знал, что Фафхрд вовсе не подвержен влиянию каких бы то ни было предчувствий, а потому способен настоять на немедленных действиях. Это следовало предотвратить любой ценой. Он вовремя вспомнил, что северянин недолюбливал змей.
— Здесь так холодно и сыро, — промолвил он как бы невзначай, — идеальное место для чешуйчатых змей с холодной кровью.
— Ничего подобного, — гневно возразил Фафхрд, — готов побиться об заклад, что внутри нет ни одной. В записке Ургаана так и говорилось “аспидом не таится в камнях”, то же самое там сказано и относительно прекрасных змей “с улыбкой на тонких губах”.
— Я говорю не о страже, которого мог оставить здесь Ургаан, — пояснил Мышелов, — а о гадах, которые могли заползти внутрь на ночлег. Значит, череп, который ты держишь, как раз “без пламени адского в глазах”, просто черепная коробка неудачливого путника, что сгинул здесь.
— Не уверен, — отвечал Фафхрд, спокойно вглядываясь в круглую кость, — в полной тьме глазницы его могут и фосфоресцировать.
Но мгновением позже он согласился отложить поиски до утра, раз уж сокровищница найдена. И осторожно положил череп на прежнее место.
И когда они вновь оказались под пологом леса, Мышелов услыхал, как внутренний голос тихонько нашептывает ему: “Успели, успели”. Нелегкое чувство отлегло столь же внезапно, как и овладело им, пробудило некоторое легкомыслие, заставившее его тут же запеть непристойную балладу собственного сочинения, где демоны и прочие мистические существа осмеивались препохабнейшим образом. Фафхрд доброжелательно посмеивался и подтягивал припев.
Когда они вернулись к домику, было не столь уж темно, как они ожидали. Заглянули к лошадям, оказалось, о них уже позаботились, а потом навалились на острую смесь бобов, овсянки и разных приправ, которой жена крестьянина наполнила дубовые чаши. Запивать ее пришлось молоком в странных резных дубовых кубках. Ужин был вполне годным, а дом изнутри — чистым и опрятным, хоть утоптанный пол был
