– Однако я не думаю, чтобы вы обе – и ты, досточтимая госпожа Афрейт, и ты, моя любезная Сиф, – поверили во все эти многочисленные похищения людей. Иначе вы не позволили бы «Ласке» уплыть, не обыскав ее предварительно на предмет обнаружения узников, которых капитан мог бы прятать.
– И вновь ты не прав, – сердито отвечала Афрейт. – Двое наших людей, отправленные на корабль искать дыры червей-бурильщиков, облазили весь корабль, прежде чем нашли их!
– И что же, никаких девчонок на «Ласке» не оказалось? – был следующий вопрос Мышелова. – И никаких женщин?
Обе жрицы кивнули, напряженно глядя на него.
– Значит, россказни о похищении людей ничем не подтверждены, – заключил он безапелляционно.
– Да, но ведь они хотели украсть здесь девочку взамен сбежавшей, а может, и всех четырех… – растерянно начала Афрейт.
– Извини, дорогая, – спокойно, но решительно перебил ее Фафхрд, – но не лучше ли будет оказать нашей гостье любезность и выслушать ее, не перебивая и не строя при этом далеко идущих оскорбительных предположений? – Последние слова он произнес, подчеркнуто глядя на Мышелова. – Надо отдать ей должное, рассказывает она хорошо. – И он улыбнулся девочке.
– – Разумное предложение, – благосклонно признала Афрейт. – Но поскольку здесь душно, то давайте выйдем на свежий воздух, где нам приятнее будет и говорить, и слушать. К обеду накроем попозже. Он не испортится. Да, девочки, вы также можете пойти с нами, – добавила она, видя выражение их лиц. – Дела могут подождать, но чтобы сидели тихо и не болтали.
Глава 6
Летний день клонился к вечеру; лишенные деревьев зеленые луга Льдистого острова простирались от взгорья в его центре до самой прибрежной полосы. Шелковистую гладь нарушали лишь торчащие то здесь, то там острые обломки скал да кучки пасущихся овец. Неподалеку, точно брошенный на траву щит великана, виднелся плоский бронзовый диск лунных часов. При помощи таких устройств местные ведьмы, занимавшиеся исключительно белой магией, отмечали движение луны через многочисленные созвездия невонского зодиака: несколько ярких парных звезд, носивших название Любовников, полускрытые дымкой звезды Призрака, острый треугольник Ножа с кроваво-красной звездой на острие. Призрачная луна, близкая к полнолунию, появилась из-за горизонта около четверти часа тому назад и теперь висела над водной гладью в восточной четверти небес. Прохладный вечерний ветерок чуть шелестел стеблями травы.
Дом, из которого они вышли, скрывал от них закатное солнце; утопая в морской пучине, оно заливало все вокруг красным светом.
Четверо взрослых уселись прямо на траву, посадив Пальчики в середину круга. Девочки устроились между взрослыми.
Она начала свой рассказ:
– Я родилась в Товилийсе, где моя мать была членом Гильдии Свободных Женщин и к тому же жрицей Луны. Кто был мой отец, я не знаю. Многие из детей Гильдии росли без отцов. Там я прошла посвящение в Храме Луны, – в товилийском храме и впрямь носят белые перчатки, хотя и не из меха. – С этими словами она прикоснулась к перчаткам, заткнутым за пояс ее платья. – Для Гильдии наступили тяжелые времена, и мы с матерью переехали в Илтхмар, где стали зарабатывать себе на жизнь ткацким ремеслом. Мне очень хорошо давалось это искусство, я также умела играть на флейте и маленьком барабане, показывать детишкам всякие фокусы и устраивать театр теней. За свои ловкие руки я и получила прозвище «Пальчики», оказавшееся впоследствии роковым. Мы усвоили илтхмарский выговор. Мать говорила: «Приспосабливайся!» Мы даже делали вид, что поклоняемся Крысе, и приносили жертвы в ее храме, что стоит рядом с доками на берегу Внутреннего моря. И однажды, когда я входила под его низкий полутемный портик, на меня напали сзади и ударили чем-то тяжелым по голове. Я очнулась на борту «Ласки», голова немилосердно болела и кружилась, а вокруг не было ничего, кроме бурных волн Внутреннего моря. Я была более чем раздета: на моем теле были сбриты все волоски до единого, кроме ресниц и бровей. А потом под присмотром одного из офицеров корабля другая проститутка, которую звали Горячая Ручка, стала обучать меня секретам своего ремесла. Когда я упиралась и отказывалась выполнять их указания, они напускали на меня червей-бурильщиков.
– Чудовища! – воскликнул Фафхрд. Афрейт нахмурилась и сделала предостерегающее движение рукой, призывая к тишине, а Мышелов прижал палец к готовым расплыться в предательской улыбке губам.
Пальчики продолжала:
– Как вам, должно быть, известно, эти щетинистые серые гусеницы питаются исключительно древесиной и очень боятся света и потому, если извлечь такую гусеницу из прогрызенного ею туннеля, она устремится в любую щель или отверстие, которое попадется ей на пути, будь то пол, стена или живая плоть. Изголодавшись, гусеница начнет буквально ввинчиваться в свою жертву в поисках подходящей пищи. Моя наставница рассказывала, что их используют, чтобы обламывать начинающих корабельных девочек для удовольствий, и совсем молоденьких, и постарше, поскольку они не наносят постоянных увечий, а только временные, хотя и весьма болезненные повреждения.
– Так, значит, там все-таки были черви… – начал было Мышелов, но тут же захлопнул себе рот рукой.
– И я покорилась, вспомнив наказ моей матери: «Приспосабливайся!» – и обучалась работе руками другого рода столь усердно, что даже моя наставница меня похвалила, хотя и не очень охотно. Но я не стремилась превзойти ее в искусстве ублажения мужской плоти, поскольку мне нужен был друг; а кроме того, когда корабль входил в очередной порт, она была моим главным соглядатаем. Я никогда не копировала ее приемы, – к примеру, ее прозвали Горячей Ручкой потому, что перед началом работы она подносила ладони ко рту и дышала в них до тех пор, пока они и впрямь не делались горячими. У меня был свой способ: когда ко мне приходил очередной клиент, я укладывала его на ложе и начинала перебирать пальцами по всему его телу, постепенно приближаясь к заветному местечку и рассказывая ему сказку про заколдованную принцессу, которую злые чары сделали маленькой, как моя ладонь. Я описывала все, что встречает принцесса в своем маленьком мирке, изображала ее наивное удивление перед каждым новым препятствием, рассказывала, что ей приходится проделывать, чтобы преодолеть каждое из них. Матросы обожали эту чушь, она подогревала их воображение.
Так и проходили мои дни на корабле. Мы побывали в портах Ланкмара, лесистого Кварч-Нара и Уул- Хруспа и других городов Внутреннего моря. И все это время Горячая Ручка не спускала с меня глаз.
Вскоре я пришла к выводу, что мой обморок после удара по голове был искусственно продлен при помощи наркотиков и длился по крайней мере несколько дней, так как, впервые оставшись одна, я обследовала свое тело и обнаружила, что моя бритая голова начала снова обрастать волосами, а кожа побледнела из-за отсутствия солнца – так же как и во время двухнедельного уединения перед посвящением в послушницы храма Луны, – а волосы в других местах были удалены пинцетом. Но что еще происходило со мной, пока я была в забытьи, – содержали ли меня все время на «Ласке» или перевозили с места на место, – я так и не узнала, а Горячая Ручка не хотела (а может, и не могла) сказать. Все, что я смогла вспомнить, – это сумбур кошмарных образов, суть которых от меня ускользала. Мы с Горячей Ручкой подружились, но не настолько, чтобы она посвятила меня в план побега, который она задумала в Уул- Плерне. Теперь мне кажется, что она сделала бы это, если бы могла, – но ей было хорошо известно, что потеря обеих корабельных девочек для удовольствий заставит команду кинуться за ними в погоню, невзирая ни на что. Перед побегом она надежно меня привязала (по узлам она была настоящей мастерицей) и заткнула рот кляпом, а потом поцеловала на прощание и сказала: «Я делаю это для твоей же пользы, Пальчики. Надеюсь, что тебя не выпорют из-за меня».
Пороть меня и впрямь не стали, но в следующем порту – это был Но-Омбрульск, последняя остановка перед долгим переходом сюда – меня заперли в трюме и приковали к бревну металлической цепью, которая опутывала мои ноги и соединялась с металлическим ошейником, запиравшимся на замок. Ключ от него был только у капитана. Раньше он держал на этой цепи свою собаку-ищейку, но та издохла во время предыдущего рейса.
Еще никогда я не чувствовала себя такой одинокой, как во время этого последнего плавания. В наихудшие моменты я утешалась воспоминаниями о прощальном поцелуе Горячей Ручки, одновременно ненавидя ее за предательство. А еще я приняла решение сбежать с корабля, как только мы придем на
