поясе.
– Нужно копать здесь, – с нажимом произнес он, опускаясь рядом с ней на колени.
Увидев, что он достает топор, она испугалась, как бы он не начал крошить им мерзлую землю, и закричала:
– Нет, не надо, ты можешь поранить его! Он отрицательно мотнул головой и, взявшись за соединение топорика и рукоятки, начал подгребать к себе верхний слой земли, одновременно просеивая ее крюком левой руки. Вскоре ему удалось высвободить пространство с небольшой люк величиной, и тогда он осторожно принялся снимать следующий слой почвы.
Тем временем Пшаури сам подошел к Сиф, нашаривая что-то в своей поясной сумке и несвязно лопоча:
– Добрейшая госпожа, я виноват в несчастье, случившемся с капитаном, на мне одном вина. Вот, позволь, я покажу тебе…
Не прерывая работы, Фафхрд резко бросил:
– Забудь об этом, Пшаури, и иди сюда. У меня есть для тебя поручение.
Но, видя, что тот ничего не слышит и лишь продолжает умоляюще глядеть на Сиф, Фафхрд сделал ей знак отвести обезумевшего капрала в сторонку и там выслушать его бредни, а сам скомандовал:
– Скаллик, тогда поди сюда ты!
Скаллик, бросив на товарища тревожный взгляд, повиновался. Продолжая грести землю, Фафхрд отдавал распоряжения:
– Беги в казарму что есть мочи. Найди Скора и Миккиду. Пусть берут одного-двоих человек каждый и несут сюда рабочие рукавицы, заступы, лопаты, ведра, фонари и веревки. Не трать время на объяснения – на, возьми мое кольцо. Сам соберешь по одному человеку из людей Мышелова, моих и минголов и привезешь сюда доски, колья, еще веревки, лебедки, еду, дрова, воду, флягу бренди, одеяла, бинты. Грузи все на собачью упряжку и приезжай, как только будешь готов. Маннимарк остается в казарме за старшего. Все понял? Тогда иди!
Скаллик ушел. На его месте тут же возникла Рилл.
– Фафхрд, – начала она настойчиво, – Афрейт и Гронигер велели тебе передать, что то, что мы видели или нам показалось, будто мы видели, на самом деле обманутые фантомом, со сверхъестественной скоростью унесло Мышелова к Эльвенхольму и там укрылось. Они идут искать его там и настаивают, чтобы ты послал за фонарями и собаками, а потом присоединился к ним. И прикажи еще принести что-нибудь из нестиранных носильных вещей Мышелова.
Фафхрд перестал грести и взглянул на стоявших рядом.
– Капитан, он ушел в землю как раз там, где ты роешь, – заявил Урф Мингол. – Я видел.
– Верно, – проворчала матушка Грам, – хотя в тот момент он и сам походил на призрак.
Сиф вырвала свою руку из цепкой хватки Пшаури и уверенно заявила:
– Он провалился здесь. Я успела коснуться его макушки и волос, прежде чем он совсем исчез. Пшаури, однако, не отставал:
– Посмотри, госпожа, я нашел его. Вот доказательство того, что я солгал капитану вчера вечером, сказав, будто ничего не достал из Мальстрема.
На его ладони лежал кубик из гладких металлических прутьев, с кулачок ребенка размером. Внутри него торчало что-то черное и зернистое. В свете луны металл был похож на серебро, но Сиф знала, что это золото и не что иное, как почитаемая на острове святыня, при помощи которой Мышелов усмирил Мальстрем после того, как в нем безвозвратно погиб мингольский флот.
– Я вытащил его из самого сердца Мальстрема, чтобы порадовать капитана, – заявил Пшаури, переводя безумный взгляд с одного на другого из своих слушателей. – А вместо этого он стал для него роковым. И ведь капитан опасался, что это может произойти. О Боги, случалось ли кому-нибудь столь жестоко заблуждаться?
– Зачем же ты солгал? – спросил Фафхрд. – И почему тебе самому так нужен был этот куб?
– Я не могу вам этого сказать, – отвечал несчастный Пшаури. – Это частное дело, только между мною и капитаном. Боги мои, что же теперь делать? Что же делать?
– Копать, – отозвался Фафхрд, переходя от слов к делу. – Рилл, сообщи Гронигеру и Афрейт мое решение.
– Сначала позволь мне помочь тебе немного, – ответила та и, поставив на землю рядом с вырытым Фафхрдом углублением в пять-шесть дюймов глубиной наполненную жиром левиафана лампу, трижды щелкнула пальцами правой руки.
– Гори без жара, – произнесла она одновременно.
Нехитрая магия сделала свое дело.
Белый, как только что выпавший снег, жир левиафана, чистый бисторий, тут же занялся ровным холодным пламенем, точно на землю упал кусок луны. В его свете даже мельчайшие частички земли в вырытой Фафхрдом яме внезапно обрели индивидуальность.
Фафхрд должным образом поблагодарил женщину, и та, развернувшись, скорым шагом двинулась в сторону Эльвенхольма.
Фафхрд повернулся к Пшаури и приказал:
– Садись напротив меня и просеивай землю после каждого моего движения. Две руки проворнее, чем один крюк. Гейл! Ты и Пальчики тоже, садитесь по обе стороны от меня и начинайте отбрасывать землю, которую я выгребаю топором. Мерзлый грунт кончился, так что теперь дело пойдет быстрее. Пшаури, пока ты пытаешься нащупать голову Мышелова, расскажи нам, спокойно и ясно, все, что можешь, о твоем пребывании в Мальстреме.
– Думаешь, он еще жив? – прерывающимся голосом спросила Сиф, точно боясь обмануться надеждой.
– Госпожа, – ответил Фафхрд, – я не первый день знаю Мышелова. Не стоит недооценивать его изобретательность и хладнокровие в минуту опасности.
Глава 11
Стоя зажатый в тисках земли, точно погребенный заживо на островной манер, Мышелов ощутил комок в горле, который, как он чувствовал, становился все больше и плотнее, так что вскоре у него стало покалывать небо и заныло в груди. Легкие его напряглись так, что зазвенело в ушах. Ощущение удушья нарастало.
Он вспомнил, что в последний раз его легкие заполнялись воздухом еще при свете луны.
Мощным усилием воли он поборол настойчивое желание сделать глубокий вдох, который, как он прекрасно понимал, наверняка стал бы для него последним, так как его рот и нос тут же заполнились бы грязью и пылью и он немедленно задохнулся бы. Вместо этого он принялся очень медленно (можно было бы сказать – в качестве эксперимента, если бы это не было абсолютно необходимо) выдыхать, сначала через нос, а потом и сквозь слегка приоткрытые уголки губ. При этом его язык непрестанно двигался, увлажняя поверхность губ и отталкивая от них мелкие частички земли, норовившие попасть ему в рот. Этот процесс напомнил ему общепринятую технику курения гашиша, когда через приоткрытые уголки губ в рот впускают тонкие струйки воздуха, чтобы разбавить густой дурманящий дым. («О, восхитительная свобода движений языка во рту! Как недооценивают ее люди», – подумал Мышелов.) Впитывая в себя драгоценные крупинки воздуха, сохранявшиеся между мельчайшими крупинками почвы даже на такой глубине, и старясь заглатывать при этом как можно меньше земли, Мышелов мрачно размышлял, что если его пребывание здесь затянется, то, может быть, он научится глотать землю вместо еды и через некоторое время начнет оставлять за собой след из земляных экскрементов.
Но тут комок в горле вновь настойчиво заявил о себе. Он выдохнул одну порцию воздуха (на это потребовалось порядочное количество времени, поскольку среда оказывала сопротивление) и медленно (запомни, медленно! – предостерег он сам себя) сделал второй вдох.
Повторив всю процедуру несколько раз, он решил, что при надлежащей тренировке, не тратя времени попусту, но и не спеша, он научится справляться как с приступами удушья, так и с желанием сделать хороший вдох.
В обозримом будущем все, что не имело отношения к дыханию, отодвигалось для Мышелова на второй – нет, даже на третий план.
