прическе большую объемность в соответствии с модой сегодняшнего дня, требовавшей, чтобы прически как бы дублировали пышность форм платьев своих хозяек, Мариэтта не торопясь надела свой туалет, который с ночи дожидался ее, аккуратно разложенный на диване.
Роскошный персиково-розовый шелк очень выгодно оттенял ее золотисто-рыжеватые волосы и бледность кожи. Платье имело довольно глубокое декольте, отороченное пышными кружевами, отчего создавалось впечатление, что она, демонстрируя свою грудь, в то же время скрывает ее. Рукава до локтей давали возможность обозреть ее изящные руки, верхняя юбка разделялась и открывала нижнюю из полосатого атласа той же цветовой гаммы, чтобы не умалять эффект от сочетания цвета ее волос и платья. Мариэтта выбрала очень скромные, неброские серьги и отказалась от перстней, оставив лишь скромное обручальное кольцо. Она очень тщательно продумывала каждую деталь своего ансамбля. Чрезмерная пышность бижутерии вряд ли расположила бы ее собеседника к проявлению сочувствия, в то время, как скромная нить жемчуга и простое, лишенное вычурности колечко подчеркнули бы ее статус жены заключенного, в намерение которой вряд ли входило предлагать себя в обмен на выполнение ее просьбы.
А что, если офицер потребует именно этого? Ведь он победитель, и к тому же, судя по всему, мужчина темпераментный, так что такого поворота исключать было нельзя. Мариэтта почувствовала, как по ее телу прошла дрожь, вызвавшая даже головокружение. Прикрыв глаза, она схватилась за спинку кресла, чтобы не упасть. Но неприятное чувство дурноты скоро миновало. Что же, если все произойдет именно так, тогда она готова заплатить и такую цену за то, чтобы ее Доменико обрел свободу. Ничто в мире, никакие самые ужасные предложения не способны были остановить Мариэтту в ее стремлении использовать каждую возможность спасти его.
Надев шляпку, она стала очень придирчиво поправлять ее перед зеркалом. Узкие поля, обтянутые кремовым шелком, чуть приподнимались вверх, и широкая розовая лента спускалась по левую сторону лица, которое закрывала тонкая, почти воздушная вуаль.
Шлепанье босых ног по полу заставило Мариэтту обернуться. Это была Елизавета. Девочка со сна терла глаза кулачком. Но увидев, как Мариэтта одета, она тут же радостно воскликнула.
— Мама! Ты выглядишь прямо как принцесса!
Это вызвало у Мариэтты улыбку.
— Как приятно получить такой комплимент, да еще с утра! Мне надо сказать Адрианне, они, наверное, уже встали, что я нынче собираюсь нанести визит военному коменданту и отправлюсь в Дворец дожей. А теперь, раз ты уже встала, будь добра, сделай это за меня и объясни Лукреции, что меня какое-то время не будет в магазине, так что пусть открывает сама.
— А можно и мне пойти с тобой?
— Нет, я должна пойти одна. — Мариэтта нагнулась и поцеловала девочку. — А ты веди себя хорошо и помоги Адрианне заниматься с близнецами. Ты же знаешь, какой концерт может иногда устроить наш Данило.
Взяв шелковый ридикюль и захватив с собой стопку бумаг, среди которых была и брошюра Пьетро, а также письма из Падуи, которые ей вручил он же, Мариэтта была готова отправиться.
— Помахай мне рукой, мамочка, я буду смотреть из окна, как ты пойдешь, — стала упрашивать ее Елизавета.
— Обязательно!
Выйдя в переулок, Мариэтта обернулась и с улыбкой помахала рукой девочке, подумав про себя: хорошо, что она будет знать, куда направилась мама Мариэтта, и сможет передать остальным, чтобы те не беспокоились, если ей вдруг придется задержаться надолго — ведь ее запросто могли и арестовать под каким-либо предлогом, чтобы избавиться от ее докучливых визитов в будущем.
Солнце уже стало золотить верхушки крыш, и на канале Гранде происходила обычная утренняя сутолока, набережная заполнялась людьми, идущими по своим делам. Она наняла гондолу, попросив, чтобы ее доставили к Моло, и вскоре уже увидела Дворец дожей, который, светясь розовыми стенами, выглядел отсюда как и прежде, и никому в голову не могло прийти, что внутри у него все далеко не так, как прежде.
Когда она сходила на берег вблизи Моло, группа французских солдат, занятых чисткой лошадей в превращенной в конюшню колоннаде Дворца, даже присвистнули от восхищения, когда она проходила мимо, так и застыв с щетками в руках, но Мариэтта, даже не повернув головы в их сторону, быстро прошла Пьяцетту и направилась к роскошному входу, у которого несли службу часовые. Неподалеку цветочник продавал букетики цветов, и Мариэтта вдруг увидела ярко-красные цветы граната. Это вызвало у нее грустную улыбку при воспоминании о годах молодости, проведенных в Оспедале, и она, остановившись около торговца, купила маленький букетик, который сунула в декольте как талисман.
Часовые не стали ее окликать, когда она входила в роскошное здание — здесь было полно людей, которые входили и выходили, как военных, так и гражданских. Она не пошла к боковому малому входу, где довольно много людей дожидалось, когда они смогут попасть к тому или иному представителю военной власти по своим делам. Нет, это было не для нее. Мариэтта направилась прямо на лестницу Великанов — шедевр архитектурного Ренессанса из розовато-палевого мрамора. Пройдя через портал вверху, она вошла в золотое великолепие здания.
Тут же перед ней вырос дежурный сержант. Лишь высшему офицерскому составу и важным особам дозволялось пользоваться этим входом, но эта великолепно одетая, осанистая синьора, к тому же, как отметил про себя сержант, красивая, явно подходила для того, чтобы войти во дворец именно отсюда.
— Добрый день, синьора.
Мариэтта ответила по-французски:
— Я желаю видеть коменданта.
— У вас есть договоренность с ним?
— Нет, именно поэтому я и пришла в такой ранний час. Но он примет меня.
Этот краткий диалог поверг сержанта в неуверенность.
— Могу я узнать цель вашего визита?
— Это частный визит. — Мариэтта с самого начала решила действовать напропалую, ничего, немного лжи и тумана помогут ей преодолеть то, что другие бы не сумели. — Полагаю, вам не следует обременять себя подобными вопросами, — чуть оскорбленно и достаточно высокомерно ответила она.
Сержант, ничего на это не ответив, повернулся к двум стоящим неподалеку лейтенантам. Выслушав его, те с интересом стали рассматривать Мариэтту, в их глазах появилось выражение учтивости. Один даже расплылся в улыбке. Нужно было быть глупцом, чтобы не понять, что ее здесь приняли за очередную пассию их командира.
— Пожалуйте сюда, мадам, — пригласил ее тоже по-французски офицер. — В это время полковник разбирается с корреспонденцией, но ее сегодня не очень много, так что я провожу вас к нему.
Мариэтта и сопровождавший ее офицер шли какими-то роскошными гостиными, поднимались по лестницам. Ей приходилось бывать здесь раньше с Доменико, Бог знает, как давно, еще в другой жизни. Она отметила, что многие картины исчезли, на их месте грустно белели пустые прямоугольники стен. Лейтенант без умолку болтал, осыпая Мариэтту комплиментами по поводу ее безупречного французского. Та, рассеяно улыбаясь, отвечала ему. Он интересовался, давно ли она живет в Венеции, и узнав, что давно, принялся расхваливать чудесный город в лагуне. Когда они вошли в приемную коменданта, сидевший за столом сержант вскочил и приветствовал офицера.
— Эта синьора с визитом к полковнику, — объявил лейтенант и повернулся к ней. — Ваше имя, мадам?
— Можете сказать, что пришла синьора Мариэтта.
«Видимо, замужняя дама, не желающая афишировать свой визит», — заключил лейтенант.
— Рад познакомиться с вами, мадам.
Поклонившись, он уже собирался войти в кабинет полковника, чтобы доложить о ее прибытии, но сержант подозрительно прищурился.
— Кажется, я знаю эту женщину. Она из магазина масок на Калле делла Мадонна. Я покупал там маски для жены и дочерей, как только приехал в Венецию. Это жена заключенного, того самого, Торризи!
