Именно поэтому я и решил убрать их с глаз подальше, в свой кабинет.
— Ты сделал это ради меня?
— А ты можешь думать, что по какой-то другой причине? К тому времени как мы поженились, скорбь моя поутихла, да и ты тоже, как мне кажется, нашла в себе силы покончить с прошлым и отодвинуть все в разряд воспоминаний.
— Я действительно покончила с ним, — искренне сказала Мариэтта, явно успокоенная его откровенностью. — И, если ты желаешь, то мы можем водворить портреты Анджелы на прежнее место.
— Ей бы это пришлось по душе, но мне бы хотелось предоставить право решать тебе и только тебе.
Она страстно хотела рассказать ему всю правду относительно Елизаветы, но эту тайну, этот тяжкий крест она была обязана нести на своих плечах всю оставшуюся жизнь.
Доменико выпало счастье первым увидеть, как пошла Елизавета, это было несколько месяцев спустя после того знаменательного разговора — его торжествующие крики заставили Мариэтту со всех ног броситься в зал и увидеть собственными глазами эту сцену. Заливаясь счастливым смехом, оба глядели, как ребенок неуклюже ступал по полированному мрамору, и радость переполняла их сердца.
Элене удалось собрать целое досье из обрывков подслушанных ею разговоров, которые дали ей все основания предупредить Мариэтту о готовящемся заговоре против Доменико Торризи.
— Я не знаю, в чем дело, но Маурицио буквально не выходит из дворца, за последние три недели он побывал во дворце столько, сколько не был за последние несколько лет. Явно это должно быть что-то очень серьезное, если ему не сидится дома. Может быть, остальным он нужен только потому, что он мозг этой семейки. У меня нет ключа к тому, чтобы понять происходящее, нет ни малейшей зацепки, но когда я слышу, что упоминают фамилию Торризи, то убеждена, что это может быть не кто иной, как Доменико.
— А вдруг им удалось выяснить местонахождение Антонио, тогда это вполне может быть и он, — добавила Мариэтта. — Но его голыми руками не возьмешь, он начеку. Он писал об этом Доменико в своих письмах.
— Но ты ведь предупредишь Доменико о том, чтобы он тоже был начеку? — встревоженно спросила Элена.
— Конечно, — заверила Мариэтта. — Как только он вернется. Он снова отправился в одну из своих недолгих поездок.
— Если мне удастся разузнать что-то важное, то непременно оставлю для него целую кипу бумаг в Оспедале с пометкой «срочно». Тогда я буду уверена, что он сможет это получить, но ты не будешь в это вовлечена.
Мариэтта решила, что это предупреждение, полученное от Элены, сможет послужить хорошим средством сближения с Доменико. Она выбрала время, когда они сидели за ужином за тем же самым столом и под небесно-голубым шелковым балдахином, за которым состоялся их первый в жизни ужин. Еда была великолепной — масса самой разнообразной зелени и его любимая «паста верде», поданная под пикантным соусом. Всегда, когда Доменико возвращался после недолгих отлучек по делам службы, он любил ужинать в ее обществе и спокойно обсуждать дела прошлые и предстоящие.
Поскольку лакеев на подобных мероприятиях не было, Мариэтта могла говорить свободно.
— Помнишь наш разговор тогда, когда ты впервые пригласил меня в оперу и мы отправились туда на гондоле? Ты тогда еще говорил о необходимости реформ? — начала она, осторожно выбирая слова. — Ты говорил тогда и о том, что у тебя очень много врагов. Как знать, а может Филиппо замышляет против тебя что-то?
— Что заставило тебя заговорить об этом сейчас?
— А я уже давно об этом думаю, — досадуя на себя, что волнение заставляет ее говорить напрямик, что первоначально не входило в ее намерения. — Я вообще часто думаю о твоей работе. Ведь, если я могу оказаться тебе полезной в твоих делах, я всегда помогу тебе. Почему бы тебе не позволить мне это? Как знать, возможно, именно я могу послужить для тебя тем ухом, которое вовремя услышит о приближающейся опасности.
— Вероятно, ты права, утверждая, что было бы разумно присмотреться к тому, что делают сейчас Челано, и попытаться разгадать, что они замышляют, но думаю, в этом нет необходимости. Филиппо ничем себя не выдает. Он вообще не способен ни всякого рода хитрости — у него лучше получается, когда он воюет при помощи рапиры или стилета.
— Но Маурицио в последнее время зачастил во дворец Челано! А уж тому ума не занимать, и вполне может быть, что они задумывают какой-нибудь тайный план против тебя.
Глаза Доменико с прищуром смотрели на нее.
— А как тебе стало известно об этих его частых визитах во дворец? — спросил он, и голос его стал подозрительно вкрадчивым. Еда на тарелках перед ними оставалась нетронутой.
Мариэтта смотрела ему прямо в глаза.
— Просто мне довелось услышать об этом, — ответила она, как ни в чем не бывало. — Так, женские сплетни. Слухи ходят об этом.
— Как я могу догадаться, единственным источником может быть лишь молодая синьора Челано? Я прав?
Мариэтта с вызовом посмотрела на него.
— Прав.
Наклонившись вперед, Доменико с такой силой грохнул кулаком по столу, что стоявшая на нем посуда подпрыгнула, а высокий бокал с вином опрокинулся, и пятно ярко-розового вина стало быстро увеличиваться на белоснежной скатерти. В глазах ее супруга стоял гнев.
— Так ты, значит, продолжаешь свои контакты с моими врагами! — взревел он.
— Элена — не враг тебе! И никогда не была врагом и не будет! — отпарировала Мариэтта. — У нее по отношению и ко мне, и к тебе никаких намерений, кроме добрых, быть не может!
Доменико, встав из-за стола, обошел его и, схватив Мариэтту за плечи, заставил ее встать.
— Где вы с ней встречаетесь? Может быть, в Оспедале? Или у этой твоей Адрианны? А может быть, в кафе?
— Не буду я тебе ничего говорить! — почти кричала Мариэтта. — Если тебе это нужно, то выясняй сам. Ведь у тебя полно шпионов! Так вот пусть они и скажут!
— Я же просил тебя о том, чтобы ты прервала отношения с Эленой, просил, помнишь, об этом? Это может быть очень опасным для всех нас, для нашего дома!
— Насколько я помню, — язвительно возразила она, — не просил, а приказал мне. Это была не просьба.
— Значит, приказал, я должен был именно приказать. А теперь прошу — не встречайся с ней больше.
— Буду! И ты мне не запретишь!
— Нет, запрещу! — выпустив ее, он отступил на шаг, тяжело дыша. — Да стоит мне лишь намекнуть Филиппо, что наши жены тайком от нас встречаются, он ей такое устроит, он примет самые жесткие меры. И аналогичный шаг готов сделать и я.
— Нет! Нет, ты не понимаешь, в чем дело! — теперь Мариэтта уже кричала. Видя, что он повернулся, чтобы уйти, она в отчаянии бросилась к его ногам, взметнув шелк платья, и пыталась обнять его за ноги, чтобы не дать ему уйти. — Он и так ее мучает! И без твоих вмешательств. Ее жизнь — сплошной ад! Он убьет ее, если узнает! Неужели ты ничего не понимаешь?
Видя ее рыдающей у своих ног, он смягчился. Склонившись, он взял за плечи и нежно поднял ее и обнял. Мариэтта уткнулась ему в плечо. Доменико ласково стал гладить ее по голове.
— Не плачь, дорогая. Не бойся, не стану я выдавать твою молодую синьору. Мне уже приходилось слышать, насколько жестоким может быть Филиппо по отношению к женщинам. Но ты должна понять, что все, кто связан с Челано, будь то узы крови или брака — враги для меня, понимаешь? Даже если они — твои подруги. Ну, скажи мне на милость, как я могу ей верить? Как?
Мариэтта подумала о ребенке, о мирно спавшей в своей кроватке Елизавете.
