прошептал Мартину, тот рассмеялся. Я решил подлить себе еще водки, но пока я искал бутылку, музыка замедлилась и кухня начала дрожать. Стены покрылись холодным потом. Я сел в углу, готовый прикрыть голову, если дом начнет разваливаться. Рваные электронные риффы вспыхивали внутри моих закрытых глаз. Чтобы успокоиться, я прислушался. В этой музыке было больше басов, чем в хаусе и техно: глубокий сине-черный пульс, удерживающий и больно бьющий. Возможно, это следующий этап танцевальной музыки.
Не то что бы я был большой любитель танцев. В это время музыкальная пресса как раз разорвала трехлетние отношения с хаусом и рейвом. Целых три года любые другие формы черной музыки полностью игнорировались, а неудавшиеся рок-журналисты вроде Джека Баррона глумились над тормозами, не поспешившими присоединиться к «новой музыкальной революции». Теми, кто все еще не сообразил, что, нося бейсболку задом наперед и раскачиваясь под экстази, распевая «ба-ба-ди, ба-ба-да, ба-ба-ди, ба-ба- да», ты сокрушишь капитализм и поставишь его на колени.
Когда я открыл глаза, стены снова оказались на месте. Не стоит недооценивать дурное настроение: оно помогало мне сохранить здравый смысл еще с детских лет. Я поднялся и принялся смотреть на людей, бродящих в поисках чего-то, что я не видел. Все они казались смутно знакомыми, вроде тех, что были на концерте, но с которыми я никогда не встречался. Чья-то рука схватила меня за плечо.
— Ты в п-ррядке, чу-увак? — это был Нейл, пытавшийся изобразить бирмингемский акцент.
— Все отлично, да. Просто устал.
Его глаза были фарфорово-голубыми, удивленными, сочувственными.
— Хочешь, помогу тебе взбодриться?
Он пошарил в кармане своей красной рубашки и выудил белую таблетку.
— Тебе надо расслабиться, Дэвид. Твой парень наверху, накуривается. Я видел его. Пусть поезд мчится себе дальше. Ты можешь путешествовать и без него. Ты можешь летать.
Он чокнутый, догадался я. Я взял таблетку с его ладони и проглотил ее.
Несколько минут спустя мы с Нейлом танцевали в одной из комнат первого этажа. Я чувствовал себя легче и свободнее, чем прежде. Он надвинулся на меня и я прижался к стене. Пряжки на ремнях клацнули друг об друга. На секунду наши члены соприкоснулись сквозь деним. Я поежился, вдыхая тьму. Это было хорошо, беспроблемно, и я легко мог это получить. Я улыбнулся Нейлу и направился к лестнице. Он потянул меня за рукав.
— Подожди.
Мы проплыли вдоль медлительного канала лиц. Он нырнул в кухню и вернулся с двумя бутылками воды.
— Возьми это. И возвращайся за добавкой. Не выливай.
На лестнице люди лежали под немыслимыми углами. Мое зрение плыло, как ручная камера. Каким-то образом мое сознание отделилось от тела и чувств и могло прочесть партитуру музыки для хаоса. Я вовсе не пытался уверить себя, что двое мужчин, касавшихся меня за последние полчаса должны стать моим Адонисом. То был эффект экстази или чего-то в этом роде. Я подумал о той ночи, когда я снял в «Соловье» парня, который двигался на очень сексуальной волне. Любовный голубь, как он это называл. Так он смотрелся в моей постели — бледные руки раскинуты в стороны, когда он трепыхался на моей груди, выкрикивая: «Я лечу, я лечу». На следующее утро похмелье окутало болью все его тело.
Музыка все еще клубилась, как дым, по коридору. В первой комнате, куда я попытался войти, никто не шевелился. Единственный источник света — красные огоньки косяков, хотя я почувствовал не только запах гашиша. Там была Дайан, голова откинута назад, рот открыт, точно она собирается запеть. В следующей комнате я не смог ничего разглядеть. Судя по звукам, там несколько человек не то пытались утопиться, не то занимались любовью. Воздух пах холодом, но казался теплым. Затем какая-то фигура выскочила из темноты и направилась ко мне, превратившись в тень с бледной головой. Это был Карл. Он был полностью одет. Мы стояли в дверях, смущенные.
— Пошли отсюда, — сказал он.
Лунный свет окутывал уличные фонари бледными отблесками, превращая узкие аллеи в каналы. На парковке, огороженной невысокой кирпичной стеной, стояли как новые, так и побитые машины. Мы с Карлом забрели в запущенный двор, покрытый гравием, бетоном и травой. В глубине двора стояло заброшенное бунгало с пустыми дверными проемами, побеленное внутри. Мы стояли там, точно позируя для видео, и целовались. Наши губы были сухими и потрескавшимися. Мы выпили немного воды. Мы застыли посреди этих темных грязных задворков с пустыми дверными проемами.
Карл казался более расслабленным, чем я когда-либо его видел, даже во сне. Его дикая энергия улетучилась, он выглядел пассивным, но всепонимающим, как ребенок.
— Не могу вынести, насколько это красиво.
Я тоже не мог. Лунный свет вывел нас из лабиринта закоулков к огромному и удивительно пустынному кладбищенскому парку. Могильные камни выигрышно располагались на холмиках или в тени деревьев, точно смерть нуждалась в месте для пикников или страстных объятий.
Поскольку листва стала плотнее, а дорога более неровной, Карл приобнял меня за талию.
— Такое ощущение, будто мы здесь в полной безопасности, — пробормотал он. — Точно и не в этом мире. Мы можем делать что угодно, говорить о чем угодно и за это не придется расплачиваться. Я могу тебе сказать.
— Сказать что?
Он не ответил. Луна скрылась за облаком. Было холодно. Я чувствовал запах гниющего дерева и плесени, он напомнил мне о той темной комнате на вечеринке.
— Что ты делал в той комнате?
— Прятался.
Мы остановились на опушке леса. Возле железнодорожной насыпи стоял ряд узких, выцветших домов. До меня донесся кислый запах костра. Он, должно быть, совсем близко, я увидел серые вспышки натриевого света. Во рту у меня пересохло, но воды уже не осталось. Оранжевый свет имел привкус пепла. Это был не костер. В конце насыпи горел дом.
Мы вышли из тени деревьев, свет вспыхнул золотым и малиновым. Я был слишком обдолбан, чтобы ощутить жар от колышущегося пламени. На самом деле я по-прежнему мерз. Звуки огня — треск дерева, горящей краски, ломающихся балок — доносились до меня, точно сквозь плотную стену тишины.
Дом заброшен, сообразил я, как и остальные. В окнах не было стекол. Сквозь пылающую крышу виднелась луна. На втором этаже был балкон, украшенный кованой решеткой — роза, покрашенная черной краской. Я посмотрел ниже и заметил ограду вокруг его основания. Что этот дом здесь делает? Непонятно отчего, меня вдруг начало трясти. Облако дыма окутало мое лицо, оно было холодным, точно туман над морем.
Карл сжал мою руку.
— Пойдем.
Он бросил на меня взгляд, затем беспомощно уставился на горящий дом. Я был уверен, он тоже его узнал.
— Пойдем, Дэвид, — он развернулся и потянул меня за собой, но я не мог двигаться.
— А вдруг там кто-то есть…
На освещенном крыльце пепел рассыпался, будто букет черных цветов. Клочок пепла коснулся моего лица, прилип и растаял. Я почувствовал, что Карл пошел прочь от меня. Пытаясь проморгаться от дыма, я развернулся и, не разбирая дороги, побежал за ним. Красный свет таял вокруг нас, становясь бледнее, точно граница тени.
Когда мы возвращались через кладбище к пустым улицам, небо над нами потихоньку мерцало, начинался рассвет. Мы прошли заброшенный двор, парковку и нашли улицу, где жил Нейл. Но, не слыша пульсирующих звуков его стереосистемы, мы не смогли отличить его дом от остальных. Они все выглядели одинаково. Я споткнулся, Карл положил руку мне на грудь, чтобы поддержать.
— Все в порядке, — прошептал он. — Все хорошо. Там никого не было. Некого спасать.
