Через два часа, пройдя несколько тематических баров, мы вошли в клуб, где большая часть стен была зеркальной. Внезапно отражение оказывалось настоящим баром. Музыка — техно-эквивалент спид-метала. Здесь были мужчины со всей Европы и из Америки: джинсовые куртки, кожаные жилетки, облегающие комбинезоны, трусы-стринги, боксерские шорты, блестящий макияж. Их оцепенелый, безмятежный вид намекал, что чтобы ни случилось дальше, они уже оказались там, где хотели. Только некоторые из них — одинокие новички — активно искали партнеров, остальные уже нашли их по случаю, точно на неожиданной распродаже в музыкальном магазине. Интернациональный язык любовной прелюдии заменял беседу. Некоторые пары уходили вместе, другие перемещались в дальние комнаты клуба.
Неизбежно, там была ничем не помеченная дверь. Точно запасной пожарный выход. Оттуда вышел мужчина, с красным лицом, застегивая на ходу джинсовую рубашку. Карл потянул меня за рукав:
— Мы можем посмотреть?
Я встревожился, но не подал виду и лишь пожал плечами. Два парня вышли, держась за руки, одинаково улыбаясь. Вокруг нас загорелые, затянутые в кожу ребята пили бутылочное пиво. Стены были украшены гигантскими рисунками Тома Финляндского [57] — фигуры почти в натуральную величину, детали — нет. В качестве сидений использовались старые бочки. Кондиционер очень мощный, изо рта понимались облачка пара. Я поежился, засэмплированная дива завывала из колонок под потолком. Карл потянул меня за собой.
— Там будет теплее.
Там действительно было теплее, но только благодаря жару тел. Бледно-красный верхний свет, точно здесь царил вечный закат, делал фигуры едва различимыми. Единственная мебель — пара столов с чашами, по-видимому, полными презервативов. Звучал медленный, монотонный хаус, один и тот же закольцованный фрагмент повторялся снова и снова. Я не мог с уверенностью сказать, были ли стоны и бормотание, что я слышал, живыми или записанными. Парочки лежали на полу и стояли, прислонившись к стенам, используя друг друга или третью сторону в качестве мебели. Это не походило на Тома Финляндского. На самом деле я подумал о другом финском художнике — Туве Янссен: ее пухлых муми-троллях и остроголовых, глазастых призраках. Я потянулся к руке Карла, он целовал кого-то.
Я схватил его за рукав и покачал головой. Его партнер, мускулистый парень с короткими светлыми волосами, улыбнулся мне. Точно во сне я увидел, как его рука переместилась в промежность Карла и расстегнула молнию. Карл нежно сжал мою руку, затем он принялся ласкать парня. Мне стало холодно, точно я вновь переживал то, что однажды уже случилось. Когда они начали дрочить друг друга, я пошел прочь. Чья-то рука, погладившая меня по заднице, замерла.
Я подумал, а на хрен все это. Он был крепкий, темноволосый, похож на валлийца, единственное слово, которое он произнес — «да». Я прижал его к стене и поцеловал, пытаясь освободить свой рассудок от мыслей. Он погладил мою промежность, но я не позволил ему расстегнуть молнию: это было бы слишком, вроде моих «раздетых» снов. Вместо этого я взял в рот его член так яростно, что он почти моментально кончил, он двигался в такт музыке, его пальцы запутались в моих волосах. Затем я прижался к стене, закрыв лицо руками. Спустя какое-то время я почувствовал чью-то руку на своем плече. Это был Карл.
— Пойдем, — сказал он.
Мы вернулись в Рокин в молчании. Дождь кончился, но воздух был холодным. Черные отпечатки листвы разметили желтую мостовую. Канал казался лентой, сотканной из мрака, свет фонарей мерцал в нем, точно фары машин в тумане. Большинство баров были все еще открыты, но в кафе царила темнота. Наконец Карл остановился у входа в бар, находившийся в подвале, зеленая неоновая вывеска с силуэтами остроконечных листиков обрамляла темное окно.
— Хочешь накуриться? — я посмотрел на него. — Пошли.
Внутри свет был опутан неподвижными трехмерными тенями. Альбом Боба Марли тихо играл где-то в глубине бара. Большинство столиков было занято, но никто не разговаривал. Изучив написанное от руки меню, я купил два косяка с «хаус-ред». Очень хорошая трава. Очень, очень… хорошая. Мой гнев съежился и стал хрупким, скорее орнамент, нежели пламя. Карл посмотрел на меня сквозь облако горького дыма.
— Почему ты не остановился? — спросил я.
— Чтобы заставить понять тебя кое-что.
— Что? Понять что?
— Чтобы ты увидел. Если ты задаешь вопросы, значит ты не врубился.
— Я видел, на что ты хотел заставить меня смотреть. Вы с этим парнем, присосавшиеся друг к другу, точно парочка сладких педиков. Но, блядь, что ты… Господи, мать твою, Иисусе, слезоточивый.
— Я хотел, чтобы ты кое-что понял. Про меня. Про то, что случилось с Дином. Про себя. Я не могу найти слов для этого. Никогда не мог. Но мне кажется, до тебя что-то дошло. Потому что ты не просто смотрел. Я видел тебя.
Просидели какое-то время, накуриваясь. Свет расплывался пятнами на бледном потолке. Где-то позади нас Марли пел о том, как выбраться из бездонной ямы. Я прислушался и почувствовал, как нечто осело внутри меня, какая-то печаль. Я потянулся через исцарапанный столик и сжал руку Карла.
Из кафе мы оба вышли слегка дезориентированными в пространстве. Улица была пустынна. Я посмотрел на свою карту, но ничего не понял. Карл быстро пошел вперед, хотя, как я знал, и в неверном направлении. Когда я попытался его остановить, он пробормотал:
— За нами идут.
Я оглянулся и увидел фигуру, идущую по другой стороне улицы. Мы пересекли еще один канал и оказались в квартале красных фонарей. Розовые неоновые вагины вспыхивали над дверными проемами, голые женщины стояли в застекленных окнах, двигаясь медленно, точно рыбы в полупустых аквариумах. Карл потянул меня за рукав.
— Идем быстрей. Здесь мы от них оторвемся.
Мы быстро шли по улицам, заполненным глазеющими туристами, полураздетыми проститутками и привратниками в кожаных пиджаках. Затем мы дошли до еще одного канала. Карл повернул налево, потом еще раз налево, направляясь в Рокин. Внезапно порношопы и бордели закончились, и мы оказались в обычном районе, освещенном только старомодными фонарями. Переходя мост над каналом, я увидел тело, болтающееся в черной воде. У него не было головы. Когда я остановился, то увидел, что его плечи зацепились за нос затопленной лодки, ее киль торчал, как какой-то грязный позвоночник.
Вскоре мы подошли к еще одному каналу, мало чем отличающемуся от предыдущего. Вот уже несколько минут нам не попадалось ни одного человека. Карл помедлил и оглянулся через плечо.
— За нами никто не идет, — сказал я.
— А им это и не надо. — Его глаза расширились от страха. — Ты знаешь, где мы?
— Не уверен, но отель не…
— На хрен, Дэвид. Ты что, не понимаешь? Где мы? — он в отчаянии посмотрел по сторонам. — Это не то, что ты думаешь. Это не Амстердам. Он здесь. Он ждет меня.
Мы все утро будем смеяться над этим, подумал я. Утро казалось таким далеким. Я обнял Карла за плечи, они были точно деревянные. Он закрыл глаза, его била дрожь.
— Помоги мне, пожалуйста, помоги.
Я вытащил карту и заставил себя собраться с мыслями, мысленно вычерчивая маршрут. Отель был всего в четырех улицах от нас.
На следующее утро мы все сидели в зале ожидания аэропорта, из-за плохой погоды рейс отложили на час. Карл сидел рядом со мной, вдыхая пар от пластиковой чашки кофе. Я все еще думал о «Песни искупления» Марли: о том, что нам нужно освободить свое сознание. Затем я подумал о «Фуге», песне, которую мы не играли на концерте. Ее обрывки мелькали у меня в голове все утро, смешиваясь с шумом машин, гулом аэропорта, детскими криками. Я посмотрел на Карла и понял, что он, как и я, прислушивается.
Глава 8
Блюзовая импровизация
