— Нет, — покачала головой Алета, — он не мог смотреть в глаза наступившей здесь катастрофе, не попытавшись справиться с ней. Он не желал признавать убийственных фактов. Он верил, что они перестанут быть убийственными, если их хоть немного сдвинуть. Его душа не могла смириться с поражением… И — даже если бы он и в самом деле потерпел поражение — он все равно остался бы лучшим человеком на этой планете, — с этими словами Алета отвернулась к компьютеру, давая понять, что разговор окончен.
В комнате повисло молчание, которое прервал Чука, продолжая перебрасывать слиток из одной перчатки в другую.
— Ты благородна, — сказал он, хмыкнув. — Слишком благородна! Я не хотел бы обижать твои чувства, но… Мне все же кажется, что Бордман не совершил ничего из ряда вон выходящего — пока.
— Кое в чем она права, — вдруг подал голос Красное Перо. — Бордман и впрямь незаурядный человек. Несмотря на то, что он слабак… Слабак по меркам индейца, конечно. Но скажи, Алета — гм… Ты хотела бы выйти замуж за подобного человека?
— Сохрани меня Великий Маниту! — глаза Алеты грозно сверкнули. — Как тебе пришло это в голову, Ральф? Я — индианка, скво. Я хочу, чтобы мой муж был всем доволен, и тогда я тоже буду довольна. А господин Бордман никогда не будет полностью удовлетворен собой. Кроме того, я не хочу для себя бледнолицего мужа! Даже если он — самый лучший мужчина на этой планете.
Чука пожал плечами и зевнул, затем обратился к Ральфу.
— Итак, о железе. Поговори с моими инженерами…
Они вышли вместе, и почти сразу в дверях кабинета появился Бордман.
Он был бледен, и голос его прозвучал очень резко:
— Слабаки никогда не удовлетворены собой, так? Я невольно услышал ваш разговор обо мне. Что ж, поделом мне — тот, кто подслушивает, должен быть готов услышать неприятные для себя вещи!
— Но… мы не говорили о вас ничего плохого, — пробормотала Алета. Ее щеки залил яркий румянец. — Я наоборот…
Дэниэл пожал плечами.
— Да, я слышал. Вы могли бы выйти замуж за кого-то вроде меня? О нет, клянусь Великим Маниту!
— Это оскорбляет вашу гордость?
Алета встала с кресла и медленно, крадущейся походкой направилась к Бордману.
— Нет, почему же!
— Оскорбляет. Я вижу!
— Алета, я рад, что вы рассудили именно так. Поверьте! Ведь я уже женат, очень люблю свою жену и…
— Да, это серьезная причина, чтобы оттолкнуть от себя женщину. — Алета была очень близко, и в ее огромных черных глазах плясали огоньки. — Это так же серьезно, как то, что — как только я выберусь отсюда — я выйду замуж за Боба Бегущую Антилопу. Он замечательный. Мне хочется выйти за него замуж! Но сейчас — и здесь — и совершенно искренне — я могу повторить вам еще раз, господин Бордман, что вы самый лучший человек на этой планете! А теперь скажите — как, по-вашему, — я не самая худшая из здешних женщин?
— Что вы… Алета, что вы… — Дэниэл никогда не отличался особым красноречием, но сейчас, когда высокая грудь Алеты уже коснулась его груди, и вовсе утратил дар членораздельной речи.
— Я считаю, что вы самый лучший, — Алета привстала на цыпочки, и ее губы оказались возле щеки Бордмана. — Но вы сомневаетесь в этом. Вы тоже считаете, что я не из худших, но — глядя на ваше поведение — я сама начинаю сомневаться в этом. Так, может быть, поможем другу другу разрешить наши сомнения?
— Алета, сейчас не вре…
Но тут индианка с приглушенным воинственным кличем бросилась в решительную атаку.
Застучали боевые барабаны, и мустанги галопом помчались по прериям, унося навстречу подвигам — воинов, вышедших на тропу войны…
И Бордману не оставалось ничего другого, как поддержать честь потомка древних завоевателей, никогда не отступавших ни перед стужей, ни перед жарой, ни перед воинственными туземцами… Или туземками…
— Алета, осторожней! Не сдерите с меня в порыве страсти скальп, дорогая…
М-да, это бремя оказалось довольно приятным, и терпеть его было истинным наслаждением!
Они чуть не смели со стола любимый компьютер Алеты, с трудом избежали столкновения с креслом на колесиках, отправив его в дальний конец комнаты, наконец-то нашли пристанище между столом и стеной — и вскоре сумели понять друг друга лучше, чем когда-либо за все время их недолгого знакомства.
По мере того, как стоны Алеты становились громче, гордость Бордмана, и впрямь уязвленная решительным отказом маленькой скво выйти замуж за бледнолицего, начинала чувствовать себя все лучше и лучше, пока наконец не переросла в невыносимое самодовольство…
Что же касается стыда, то для него еще придет время, когда Бордман вернется домой и встретится со своей любимой женой Рики…
Шкипер «Волхва» кратко ответил на срочный вызов с Ксоса и уставился в иллюминатор. Он смотрел вниз, на желто-оранжевую планету, находящуюся в пяти тысячах миль отсюда, отыскивая колонию, размеры которой с такого расстояния должны быть не больше точки.
И хотя его предупредили,
Шкипер «Волхва» таращился на фантастическое зрелище до тех пор, пока окончательно не поверил в его реальность. Это не был атомный «гриб», потому что объект продолжал существовать, он то опускался, то поднимался, то…
И все-таки — такого не может быть!!!
Шкипер объявил по громкой связи, и вскоре весь экипаж «Волхва» тоже прилип к иллюминаторам. Когда же корабль снова оказался над этой частью планеты, члены экипажа начали изучать небывалое явление с помощью телескопов… А затем пришел черед лихорадочной уборки после полуторамесячного безделья и бардака.
Им потребовалось три дня. Все это время странное явление маячило за иллюминаторами. На шестой день оно стало меньше. На седьмой увеличилось в размерах — и продолжало расти. Телескопы при самом большом увеличении подтвердили все то, о чем говорилось в срочном сообщении с Ксоса.
Экипаж «Волхва» лихорадило от нетерпения. Сейчас и речи не было о драках и взаимных оскорблениях. И шкипер чувствовал огромное, невыразимое облегчение.
Восемнадцать сотен футов стали!
