— Да. И скоро останемся вместе на всю жизнь. Больше мы никогда не расстанемся.
Падме сонно кивнула.
— Хорошенько отдохни, любимый.
— Постараюсь. И тебе спокойной ночи.
Она послала ему воздушный поцелуй, экран погас.
Анакин завел двигатели, и машина уверенно влилась в транспортный поток, взяв курс к Храму, потому что о том, что эту ночь он проведет в Храме, Анакин не соврал.
Ложью было обещание отдохнуть. Но будет стараться… Но как тут отдохнешь, если закрываешь глаза и слышишь крик Падме на родильном столе?
Обида на Совет жгла сильнее, чем раньше. У Анакина было имя, история и отправная точка, откуда начинать поиски, — но как объявить архивариусу, зачем ему понадобилось исследовать легенду о бессмертии ситхов?
А может, архивы ему вообще не нужны?
Храм по-прежнему величайшее сосредоточие Великой силы на этой планете, возможно, даже в Галактике, и нет, без сомнения, лучше места для напряженных, сфокусированных размышлений. Ему очень нужно, чтобы Сила научила его, а времени на обучение совсем мало.
Пожалуй, он обернет взгляд внутрь себя.
Начнет думать о себе.
Глава 13
ЖЕЛАНИЕ ВЕЛИКОЙ СИЛЫ
Разбуженная служанкой Моте, которая явилась с известием, что пришел джедай и хочет видеть ее, Падме выскочила из кровати, накинула балахон и заторопилась в гостиную, а улыбка расцветала на сонном лице, как утренняя заря…
Но пришел Оби-Ван.
Магистр стоял к ней спиной, руки сложены за спиной, и с абстрактным отсутствием интереса разглядывал коллекцию редких скульптур.
— Оби-Ван…— выдохнула Падме. — Что-нибудь… Она не продолжила: случилось с Анакином?
Как бы потом объясняла, почему имя Скайуокера первым сорвалось с ее губ?
— … вам что-нибудь предложили выпить? Магистр повернулся, лоб его разгладился.
— Сенатор, — тепло произнес Оби-Ван. — Рад снова видеть вас. Прошу прощения за визит в столь ранний час, и да, ваш Ц-ЗПО уже проявил настойчивость, предлагая мне освежиться.
Меж бровей вновь начала собираться морщинка.
— Но как вы сами понимаете, я пришел не с визитом вежливости. Я пришел поговорить с вами об Анакине.
Года обучения не прошли даром; сердце сжималось, в голове вертелась мысль: Откуда он знает? А лицо, как обычно, не отражало ни единого чувства.
Основное правило республиканских политиков: говори правды столько, сколько можно. Особенно — джедаю.
— Была счастлива узнать о его назначении в Совет.
— Да. Это меньшее, что он заслуживает, хотя боюсь, это больше, с чем он может справиться. Он уже виделся с вами?
— Несколько раз, — ровным голосом ответила Падме. — Что-то не так, верно?
Оби-Ван склонил голову, пряча в усах улыбку.
— Тебе следовало быть джедаем. Падме ухитрилась весело рассмеяться.
— А тебе не следовало соваться в политику. Ты не умеешь скрывать свои чувства. В чем дело?
— В Анакине.
Претензия на легкость бытия поблекла, Оби-Ван, казалось, постарел на глазах. Он выглядел крайне усталым и озабоченным.
— Можно мне сесть?
— Пожалуйста, — Падме указала гостю на диванчик и сама присела на край.Он опять в вляпался в неприятности?
— Надеюсь, что нет. Тут… скорее личное. Кеноби поерзал.
— Его поставили в трудное положение как представителя канцлера, но я думаю, дело даже не в этом. Мы… вчера повздорили и не хорошо распрощались.
У Падме сжалось сердце. Кеноби должен знать, раз пришел к ней — обличить, разрушить их жизнь. Грудь разрывалась от боли за Анакина, но лицо продемонстрировало лишь вежливое любопытство.
— О чем спорили?
— Боюсь, что не могу рассказать, — отозвался Кеноби с виновато-хмурым видом. — Дела Ордена. Надеюсь, ты поймешь.
Сенатор чуть-чуть склонила голову.
— Разумеется.
— Вот только… беспокоюсь я за него. Я надеялся, что ты с ним поговоришь.
— О чем? — сенатор подарила Кеноби лучшую из дружеских, но скептических улыбок. — О делах Ордена?
— Сенатор… Падме. Прошу тебя, — магистр смотрел ей в глаза с состраданием и усталой тревогой. — Падме, я не слепец. Хотя старался им быть ради Анакина. И ради тебя.
— О чем это ты?
— Можно подумать, будто вы умеете скрывать чувства.
— Оби-Ван…
— Анакин любит тебя со дня вашей первой встречи в той жуткой лавке на Татуине. Он и не пытался спрятать любовь, хотя мы не говорили о ней. Мы… притворялись, будто я ничего не знаю. И я был счастлив, потому что любовь делала счастливым его. Ты делала его счастливым, когда это не удавалось ничему и никому другому. — Магистр вздохнул, свел брови над переносицей. — Да и ты, Падме, позабыла все, чему тебя учили. У тебя в глазах горит свет, когда произносят имя Анакина.
— Я…— она вскочила на ноги. — Я не могу… Оби-Ван, не заставляй меня говорить об этом…
— Я не хотел причинять тебе боль, Падме. Или ставить в неловкое положение. Я здесь не для того, чтобы допрашивать тебя, мне не интересны тонкости и подробности ваших отношений.
Она отвернулась, прошлась, лишь для того чтобы двигаться, едва сознавая, что вышла на умытую рассветом веранду.
— Тогда зачем ты пришел? Джедай уважительно держался сзади.
— На Анакина сильно давят. Для столь молодого человека ответственность чересчур велика. В его возрасте я все еще был падаваном, и до рыцарства мне оставалось еще несколько лет. Он… меняется. Быстро. И меня беспокоит то, во что он превращается. Если он покинет Орден… это будет большой ошибкой.
Падме заморгала, словно Кеноби дал ей пощечину.
— Почему… это же… невероятно, да? А как же пророчество, в которое так верили джедай? Что он — Избранный?
— Возможно, он — Избранный. Но я изучил пророчество, оно говорит лишь, что Избранный будет рожден, чтобы уничтожить ситхов, и что он принесет равновесие в Великую силу. Но там не говорится, что он должен быть джедаем.
Падме заморгала еще сильнее, сражаясь с отчаянной надеждой, лишившей ее дыхания.
— То есть… ему не обязательно?..
— Мой учитель Куай-Гон Джинн считал, что Великая сила желает, чтобы Анакина обучали в Храме.
