буравят ее тело, и по нему разливается приятная теплота. Волосы у Женщины-Пламени красные, они шевелятся над ее головой и извиваются — они живые.
Найя Найя медленно приближается к Женщине-Пламени, не сводя с нее глаз, Найе Найе хотелось бы ей что-нибудь сказать, но здесь это невозможно. Впрочем, Женщина-Пламя не нуждается в том, чтобы с ней говорили; ее глаза сверкают и жгут, от них исходят голубые язычки пламени, а это означает, что надо не бояться и подойти еще ближе. Найя Найя делает несколько шагов, но ей приходится остановиться, так как Женщина-Пламя — особенно ее волосы и платье — излучает много тепла. Все это шевелится и, не сбавляя жара, жжет.
Здесь, в большой дворцовой зале, украшенной золотом, хрусталем и зеркалами, действительно средоточие огня. Хотелось бы остаться здесь надолго, может быть, навсегда и [215] только глядеть на Женщину-Пламя, у которой пылают платье и живые волосы, на яркие искры ее голубых глаз. Найя Найя смотрит на Женщину-Пламя. Та вдруг улыбается и разжимает губы; кажется, она вот-вот заговорит. Однако ни единого звука не срывается с ее губ, только клубы светлого дыма. Найя Найя хочет ответить. Она в свою очередь открывает рот, и из ее рта тоже вырывается дым. Женщина-Пламя по-прежнему улыбается, и вид у нее довольный. Ее голубые глаза ярко сияют. Щурясь из-за жары, Найя Найя подходит чуть ближе. Она обращается к Женщине-Пламени, и та отвечает, выбрасывая изо рта облачка светлого дыма.
Неизвестно, о чем они говорят. Это как во сне, слов понимать не надо, они курсируют в горячем воздухе туда- сюда, без определенного направления. Может, Найя Найя просто рассказывает, откуда она пришла и что происходит там, на земле, а Женщина-Пламя говорит про огонь, про свой дворец, птиц, тучи незрячих бабочек. Может, они рассказывают о пожарах, степях, горящих день и ночь напролет, или о вулканах, извергающих лаву.
Никого больше во дворце нет, одна только повелительница огня, она же царица света, выдыхающая лучи.
Иногда Женщина-Пламя неизвестно почему увеличивается в размерах, и Найе Найе приходится отступать, чтобы не обжечься. Потом Женщина-Пламя становится маленькой, почти с куклу. Огромный купол, украшенный драгоценными камнями и зеркалами, дрожит, словно пузырь. Но глаза у Женщины- Пламени по-прежнему голубые, и они по-прежнему сверкают.
Сколько прошло времени? Может, десять дней, а может, не больше часа. Найя Найя так и не сводила глаз с Женщины-Пламени. Теперь в ней столько тепла, что хватит на множество зим. Она знает язык огня, необычный язык, состоящий не из слов, а из голубых вихрей, клубов дыма и снопов искр. Как будто никогда на свете не было другого языка, только язык огня, окруженный голубым сиянием, а снаружи серым паром
пламя, распавшееся на три части, которое разделилось и исчезло в черном дыме
витой столб дыма, усеянный блестками большая катящаяся волна огня
высокое прямое пламя, по краям красное, внутри по горизонтали светло-желтое
пламя, пламя, пламя с шерстистым дымом
[216]
потом внезапно без всякой причины свет начинает тускнеть. Стены дворца содрогаются, становятся легкими, как туман. Женщина-Пламя, похоже, взволнованна, она глядит вокруг, и ее прекрасные голубые глаза полны тревоги. Свет больше не лучится с ее белого лица, волосы гаснут. Протягивая руки, она зовет тебя, и с ее губ поднимаются серые клубы дыма. Она как будто удаляется, не сходя с места. Наклонившись, Найя Найя пытается раздуть огонь. Но два сапфировых глаза уже подернулись дымкой, постепенно теряя свой блеск. Стены и потолок большой залы, готовы уже испариться, они становятся прозрачными, одни за другими гаснут зеркала и алмазы. Надо бы что-нибудь сделать, чтобы все восстановить, возродить свет. Найя Найя дует что есть силы, и тут же начинают сверкать голубые глаза и блестеть красные волосы. Но это длится недолго. Надвигается тень, и уже чувствуется ночной холод- Дворцовые стены постепенно исчезают, удаляются, подобно облакам. Женщина-Пламя теперь одна посреди необозримой серой равнины с множеством газовых вулканических выбросов. Пустыня больше не жжет, и на горизонте уже не видно огромных огненных пространств. Под ногами пепел. Нет теперь животных, нет птиц и бабочек. Холодный ветер поднимает тучи пепла, который засоряет воздух.
Женщина-Пламя перед Найей Найей еще улыбается, но улыбается со смирением, она знает, что сейчас погаснет. Лишь ярко сияют ее голубые глаза — две светлые звезды на сером фоне. Несмотря на холод и пустоту, она в нерешительности медленно танцует, почти не переступая ногами. По ее смертельно бледному лицу скользят длинные пряди серых волос. Она еще пытается что-то сказать, но с ее губ поднимается лишь темноватый, еле приметный дым.
Найе Найе хочется закричать, но это невозможно.
Нет, нет, не уходите! Вернитесь!
Потом Женщина-Пламя сразу гаснет.
Воцаряется ночь, холод. Ты бредешь по пустыне, покрытой пеплом, который хрустит и скрипит под ногами. Изредка тебе встречаются догорающие угли, куски дерева, расплавленная пластмасса, раскаленные железки. Некоторое время ты идешь к внешней границе костра, и все твое тело содрогается, как после тяжелой лихорадки. Кругом серый дым, от которого першит в горле и слезятся глаза. Снаружи, в заброшенном карьере, студеная ночь. Все молчат. Тем, кто путешествовал в огне, вопросов не задают.
[217]
[218]
Найя Найя загадочна. Порой она вот так исчезает на несколько дней, месяцев, и никто не знает, где она. Ее нет, и все тут. Тогда машины на городских улицах замедляют свой бег, слегка темнеет и свет горит уже не так ярко. Мы будто в комнате, стен которой не видно, и кого-то ищем, но не знаем кого. Море серое, небо серое. Слабо дует ветер, но потом и он прекращается. Даже когда небо безоблачное, синее, в воздухе как бы чувствуется холод, пришедший издалека.
Хочется каждый день писать письма и отсылать неизвестно кому: просить, чтобы вернули свет. На старых пачках сигарет, с обратной стороны маленьких картонных крышек мы на скорую руку пишем:
Хэлло?
и разбрасываем их почти везде. Но кто это прочтет? Иногда земля бывает такой пустой, что она гудит, как натянутая на барабан кожа. Улицы широкие-широкие. Ночью медленно катят машины, похожие на громоздкие, собирающиеся взлететь самолеты. Мы идем куда глаза глядят, натыкаемся на стены, обходим уличные фонари, ползем вдоль витрин, словно мошки.
Дни сотканы из света, отливающего разными цветами радуги; мы по-прежнему бредем по тротуарам куда глаза глядят. Иногда мы замечаем на самой верхотуре дома-башни Найю Найю, свесившуюся с балкона. Она делает непонятные знаки и исчезает. Сердца у нас отчаянно бьются, пока мы поднимаемся в лифте до четырнадцатого этажа, звоним во все двери, но никто не отвечает. Тогда мы вновь спускаемся на улицу и продолжаем свой путь.
[219]
Или вдруг Аллигатор Барксвидит ее фото, выставленное в витрине магазина «Кодак Эктахром». Он входит в магазин и с несколько безумным видом спрашивает, где человек, чье фото красуется на витрине.
