Солнце уже почти закатилось. Темнота быстро сгущается над морем, над пляжем, камни совсем остыли. Тонкий силуэт Найи Найи тонет в голубоватой дымке, ее низкий голос упал до шепота. Нас постепенно окутывает сон. Луиза и Леон вытягиваются на холодной гальке и закрывают глаза. Аллигатор Баркссмотрит на море, на рыбачью шхуну, которая медленно движется вдоль берега под глухой стук мотора. Ну вот, а морские жучки вернулись в соляные копи, было уже совсем темно, и они еле-еле нашли дорогу к морю. Чтобы не растерять своих детишек, морской жучок-папа все время свистел. Долго ползли они среди соляных гор. А потом с самого утра сбрасывали в море соль, которую люди вычерпали. «Мы должны приходить сюда по очереди, — решили они, — все, даже рыба-луна, самая ленивая из рыб. Надо же вернуть соль в море». И с тех пор люди в желтых касках ломают себе голову: почему каждый день они черпают соль из моря, а каждую ночь соляные горы становятся ниже? Наверное, это птицы воруют соль, думают они. И ничего не могут поделать — запасы соли в их подвалах и пещерах тают день ото дня. А иногда у их супа бывает странный привкус, и на зубах хрустит песок... Сказка и впрямь не досказана, а голос Найи Найи все слабеет, легкий ветерок и плеск волн заглушают его. Ну вот, теперь и мы растворяемся, засыпая.
[57]
[58]
Найя Найя отправляется на солнце. Найя Найя теперь уже не просто змейка, а почти пернатый змей. Она выбирает среди волнорезов бетонную плиту, чуть наклонно уходящую в море, раздевается и вытягивается под солнечными лучами. Отправиться на солнце можно лишь в те дни, когда оно окутано дымкой. Лучи проделывают отверстия, ярко белеющие меж облаков, солнце не такое жестко-круглое, как в ясные дни, его очертания теряются, оно словно разбито на куски и разливает в воздухе странный рассеянный свет. Как оно красиво в такие дни!
Найя Найя не сразу уходит на солнце. Она долго лежит на бетонной плите, и солнечные лучи нагревают ее черный, блестящий купальник. И вот мало-помалу ее начинает затягивать в белое отверстие меж облаков. Бетонная плита мягко оседает под ней, тело становится легким-легким, парит в воздухе, плывет сквозь дымку прямо к солнцу.
Найя Найя уже высоко, она похожа на огромную птицу, которая описывает в воздухе круги, широко раскинув крылья. Ослепительный свет, струящийся меж облаков, притягивает ее, поднимает все выше, словно на невидимых нитях. Невозможно противиться солнечному свету, так он силен. Солнце — это большой шар, наполненный легким газом, он плавает в белом тумане, медленно поднимаясь вверх. Чтобы добраться до него, нужно время. Нужно плыть часы и часы, неотступно преследуя этот ослепительный шар. И видеть только его — если что-то отвлечет тебя, можешь упасть. Поэтому Найя Найя уходит на волнорез: знает, что никому не придет в голову искать ее здесь. Лишь два-три старика удят рыбу на соседних волнорезах, застыв в не- [59] подвижности, чуть склонившись над морем, сжимая в руках свои удочки.
Оказавшись на солнце, в первый момент ты ничего не видишь: все вокруг бело, словно бескрайнее поле, покрытое снегом. Но под ногами что-то теплое и мягкое: мельчайший песок или очень сухая земля. И нигде ни капли воды. Ты летел сквозь туман и слой облаков, а здесь воздух чистый- чистый, словно тоже белый — и ни малейшей тени. Солнце — огромный диск, арена или круглый песчаный пляж, но без воды. Немного похоже на пустыню Гоби или на Мертвое море, только гораздо красивее. Поверхность совершенно ровная, ни холмов, ни оврагов, чистейший белый песок. Нигде ни деревца, ни кактуса, ни былинки; весь огромный диск засыпан песком — белым, теплым. Уже через несколько минут глаза привыкают к свету; Найя Найя открывает их и смотрит вокруг. Потом встает и идет, медленно ступая по ослепительно белому песку. Как приятно идти! Здесь, на солнце, — совсем не то, что на земле: ты становишься невесомым, идешь легкий-легкий, словно сам стал туманом или облаком. Здесь можно долго идти, не зная устали. Края солнечного диска белее, чем середина, высокие языки прозрачного пламени встают над горизонтом. Тепло поднимается от песка, Найя Найя чувствует, как оно течет по ее ногам, растекается по всему телу. Словно наэлектризованные флюиды согревают ее, тепло доходит до головы, шевелит волосы. Она смотрит на свои руки; ничего удивительного: ладони тоже стали белыми и светятся изнутри, пальцы так и искрятся, ногти поблескивают, как маленькие лампочки.
Как хорошо на солнце: нет ничего, только свет. Ничего, что на земле отбрасывает тень: ни заслонов- стен, ни зонтиков-деревьев, ни высоких гор. Сплошной свет, море света, ослепительно белые потоки поднимаются снизу от песка и рассеиваются в воздухе. На земле ты не видишь света по-настоящему. Лампы, фонари, зеркала, солнце или луна в небе — все это еще не свет. Свет — он живительный, он проникает через все твои поры, растекается по телу, по одежде, по волосам. Здесь ты вдыхаешь не воздух — вдыхаешь свет.
Найя Найя уже вся ослепительно белая, наэлектризованная. Длинные волосы парят вокруг ее головы, потрескивают, в них то и дело вспыхивают искры. Найя Найя идет легкими шагами по солнечному диску; она счастлива. Ее ноги не оставляют на белом песке следов, лишь небольшие углуб- [60] ления, которые тут же выравниваются за ее спиной. Когда ты на земле, может показаться, что на солнечном диске сгоришь в одну секунду. Но нет, здесь живительное тепло, оно дает силы и прогоняет думы. Найя Найя легко скользит по песку, не задумываясь ни о чем — даже о воде. Ничего не слышно. Только доносится что-то вроде далеких раскатов грома — это полыхает прозрачное пламя над горизонтом. И ничего не видно: все здесь гладко, ровно, без острых углов. Да, солнце — удивительное место, место, где ничего не слышно и не видно. Если бы еще было холодно, как на Луне или на Юпитере, — этого бы не вынести. Но здесь так тепло, что ты словно превращаешься в сухую, горячую пыль, забыв обо всем, что связано с водой.
Нам всем тоже хотелось бы отправиться на солнце, да только мы не знаем как. Найя Найя сказала однажды, что, может быть, когда-нибудь она и научит нас, как это делается, но у нас вряд ли получится. Мы все слишком тяжелы, нам трудно оторваться от земли.
Что больше всего привлекает Найю Найю на солнце, так это одиночество. Нет, не то черное одиночество, от которого здесь, на земле, мучительно сжимается горло, а прекрасное одиночество, залитое светом.
Она совершенно одна на ослепительно белой арене, тепло разливается по ее венам, заставляет трепетать и петь каждый нерв. Никого больше нет на солнце, не с кем говорить, не на кого смотреть, некого искать. Найя Найя растет, наполняется невидимым газом. Становится все больше, больше, а вокруг нее вспыхивают молнии, как в облаке ядерного взрыва; она одна, словно деревце посреди пустыни, она чувствует, как бродят в ней токи тепла, как входит через поры в ее тело свет. Она счастлива, потому и вспыхивают вокруг молнии так ослепительно.
Что еще занятно — солнце похоже на глаз. Но когда ты здесь, никто на тебя не смотрит. Ты сам внутри этого глаза, этого взгляда, со всем его теплом и светом. Это трудно объяснить: ведь когда ты на земле, ты все время смотришь на кого-то и всегда кто-то смотрит на тебя. Всегда. На тебя смотрят, даже когда ты спишь. Все время фотографируют тебя глазами, не давая ни минуты передышки. Сотни, тысячи глаз со всех сторон смотрят на тебя, пристально следят — от этого можно сойти с ума. Все время хочется сжаться., стать незаметным, спрятаться в свою комнату или в какую- [61] нибудь норку. Тебе просто больно от всех этих нацеленных на тебя взглядов.
Но здесь, на солнечном диске, ты словно попадаешь внутрь огромного глаза. Никто ни на что не смотрит, ни на что: смотреть не на что. Голова наполнена белым светом, он поднялся из тела и выходит наружу через глаза. Черные глаза Найи Найи мечут молнии. Она видит так же, как и глаз- солнце, и ей вовсе не нужно видеть что-то. Просто
