— Хорошо, я приеду. Но сама решу, давать материал о вас в эфир, или не давать…
— Да ради Бога! — воскликнул Павел. — Губернатор вам фитиль вставил исключительно по наущению Гонтаря. Они ж большие кореша, с тех пор, как деткам губернатора пришла пора в Университет поступать. Наш губернатор — ба-альшой патриот! У других-то детки по Оксвордам, да Гарвардам…
Остальные репортеры, кто сразу вспоминал, кто такой Павел, кому приходилось растолковывать, но по тому, с энтузиазмом, или с неприязнью принимали они приглашение Павла, он моментально рассортировал, какие средства информации — про губернаторские, а какие — про мэрские.
…Павел стоял в окружении репортеров у крыльца губернской управы, и демонстрировал древесный скол с координатами кимберлитовой трубки. На крыльце картинно возвышался Димыч, в бронежилете и с автоматом, и непрерывно шарил взглядом по окрестным крышам и кронам деревьев. Он всерьез полагал, что тут последнее место, где Павла попытаются убрать. Павел уже успел в подробностях рассказать репортерам об алмазной эпопее, ни словом не поминая свое участие в таежной бойне, а губернатор все еще не шел. Видимо в его кабинете что-то происходило. Пришла пора использовать последнее средство. В кармане у Павла лежала горстка мелких алмазов, возвращенная им Димычем. Димыч убедил генерала, что именно Павел должен предъявить репортерам алмазы. Павел полез в карман, вытащил алмазы, раскрыл ладонь. Сейчас же на нее нацелились все объективы. Репортеры так наперли, что Павел чуть не поднялся на первую ступеньку, что ему категорически запретил Димыч. Голова Павла, ни при каких обстоятельствах, не должна была подняться над головами толпы.
И тут, наконец, вышел губернатор. Похоже, кто-то из репортеров гнал пресс-конференцию в прямой эфир. Губернатор ринулся к Палу, будто к родному брату, нежданно объявившемуся после долгих лет разлуки, схватил его руку своими мягкими, теплыми ладонями, и долго жал, тискал, при этом что-то говоря. Павел понимал отдельные слова, но смысл почему-то ускользал, он только кивал с умным видом, будто подтверждая слова губернатора…
…Павел сидел в своей слесарке, тупо уставясь в одну точку. Отопление уже включили, было жарко и душно, но выйти на галерею, он не решался. Уютно гудел насос. Только что он закончил закачку воды в бассейн, засыпал гипохлорид, и теперь оставалось только сидеть, и два часа ждать, пока вода обработается. Завтра уже начинаются занятия в бассейне… Делать было решительно нечего. Писать на работе, нужда отпала, когда в августе Павел купил, наконец, компьютер. Это оказалась палка о двух концах; работать Павел стал раз в пять быстрее, зато на работе занять себя было решительно нечем.
После знаменитой пресс-конференции его не тревожили ни допросами, ни расспросами. Видимо очень веский аргумент, — кимберлитовая трубка, — побил все другие аргументы, которые требовали привлечь Павла хоть к какой-нибудь ответственности…
Снаружи послышался звук мотора, замерший как раз напротив открытой двери. Павел схватил наган, лежавший перед ним на столе, изготовился. Но тут послышался жизнерадостный голос Димыча:
— Пашка-а! Не клацай затвором! Это мы, оба-двое…
— Павел встал со стула и вывернулся из-за шкафа, засовывая наган в сумку, которая привычно висела у него на правом плече. Димыч потрогал пальцем стальные листы, прислоненные к шкафу, проговорил уважительно:
— Соли-идно… Без пушки тут не обойдешься…
— Позади него возник Генка, сказал:
— Душно у тебя тут, Паша, пошли, на свежем воздухе посидим… Найди что-нибудь, типа стола… — захватив две табуретки, он вышел.
Павел проговорил боязливо:
— А если снайпер?..
— Не боись… — Димыч ухмыльнулся. — Мы с Генкой уже посетили Степаныча, и в доступной форме объяснили, что если с тобой что случится, мы в городе такую Варфоломейскую ночь устроим, что Карл девятый будет в могиле вертеться, как вертолет…
— Ба, Димыч… Откуда такие познания в истории? — изумился Павел.
— А у меня в кабинете телевизор стоит. Я исторические сериалы смотрю. Знаешь, способы преступлений нисколько не изменились с веками… — и он вышел вслед за Генкой.
Павел пошел в машинное отделение, где у него лежал большой фанерный ящик. Еще в прошлом году Павел подобрал его у магазина, но так и не нашел применения. Когда вернулся на галерею, Димыч с Генкой уже тащили от машины пакеты с закуской, водку, пиво… Споро расставили бутылки, нарезали лук, колбасу. Димыч порезал селедочку, выдавил на нее лимон. Обтерев руки клочком газеты, разлил по первой, бросил в свой стакан две крупных звездочки, Генка в свой стакан бросил три звездочки.
Павел хмуро проворчал:
— А мне что бросать?
— Да бросай алмазы… — ухмыльнулся Димыч. — Кстати, ты уже придумал, что с ними сделать?
Павел пожал плечами:
— Разве что продать, да Ольге шубу купить…
— Шубу Ольге ты и так можешь купить… Ты ей колье лучше подари.
— Да где ж я ювелира найду? У нас же не гранят алмазы…
Димыч задумчиво поболтал звездочками в стакане, проговорил медленно:
— Проходил у меня как-то свидетелем по убийству один мужичок интересный… Он как раз и гранил в нашем городе левые алмазы. Я тебе его найду. Он такое колье сварганит, что лучшие ювелиры Парижу и Амстердаму от зависти сдохнут, и сам Фаберже в могиле перевернется. Он тогда за мошенничество десятку получил… Вышел, поди, уже давно…
Они выпили, закусили колбасой. Прожевав, Димыч сказал:
— Звездочки нам кинули перед тем, как в отставку выкинуть…
— Может, не выкинут?… — уныло пробормотал Павел.
— Вы-ыкинут… — оптимистично протянул Димыч. — Я облаву, как битый и травленый волк, всей шкурой чую.
Он принялся разливать по второй. Разлил, поднял стакан, и тут послышалось:
— А вот сейчас я милицию вызову!
Павел аж вздрогнул от неожиданности, над парапетом торчала голова школьного завхоза, Аллы Викторовны. Взглядом она явно пыталась поджечь водку в стаканах. Димыч невозмутимо выдал:
— А мы уже тута… — и опрокинул стакан в рот.
Павел проговорил гостеприимно:
— Алла Викторовна, присаживайтесь к столу. Закуски много. Водки, правда, маловато, но мы сейчас за второй бутылкой сбегаем.
Она еще некоторое время сверлила Павла начальственным взором, потом хмуро бросила:
— Я не пью… — и пошла прочь.
Опрокинув стакан, и закусив селедочкой с лучком, Павел проворчал:
— Завтра докладную накатает…
Димыч проговорил благодушно:
— Пусть катает… Строго говоря, ты не на работе пьешь. Во-первых, мы на улице сидим, а, во-вторых, рабочий день давно кончился, — и Димыч принялся разливать по третьей, подняв стакан, сказал: — Давайте выпьем за инертность нашего мира. Вот Пашка выдернул жирный кусок из одних пастей, но он тут же попал в другие. Так что, статус-кво сохранилось…
Павел проворчал:
— Те хоть не гонялись за мной по тайге, и по городу… Так что, заслужили…
Они сидели, попивали пивко, со смешком вспоминали перипетии бурного лета для Генки, оказавшемуся в стороне от схватки. Вечер был замечательно теплый, и даже пацаны, носящиеся по стадиону оравой за мячом, не мешали отдыху.
Вдруг Димыч, глядя поверх плеча Павла, проговорил тихо:
— Паша, у тебя наган при себе? Вечер визитов, что ли…
По аллее медленно плыл здоровый, как крейсер, 'Мерседес'. Вот он плавно подплыл, остановился, почти ткнувшись передним бампером в Генкин 'жигуленок', открылась не дверца, но дверь, и оттуда вылез
