— Именно так. Вы к чему клоните-то?
Дыхание главного инспектора отдавало запахом кофе. Люсия ощущала тепло, источавшееся порами его кожи. Она снова попыталась отодвинуть кресло, однако лишь увязла ступнями в ворсе ковра. И потому встала:
— Давайте немного проветрим здесь.
Люсия скользнула мимо своего начальника к окну, сунула руку за штору, пытаясь нащупать шпингалет.
— Оно не открывается. И никогда не открывалось.
Люсия подергала шпингалет, но его давно уже заело намертво. Она повернулась и присела на подоконник. Пальцы ее стали липкими от грязи.
— Вы чего-то не договариваете, — сказал главный инспектор.
— Ошибаетесь.
— Точно. Чего-то вы не договариваете. Послушайте, этот тип, Зайковски, — у него получилось «сай- коу-ски», — никто же о нем ничего не знал, верно? Он ни в каких нехороших списках не числился.
— Не числился.
— Стало быть, и ошибки никакой не было. Никто не мог предвидеть случившееся, а значит, и предотвратить его тоже не мог.
— Да, наверное.
— Так почему же вы не закрываете дело?
Люсия соскребала с пальцев грязь.
— Подобные вещи просто случаются, Люсия. Время от времени. Паршиво, конечно, но такова жизнь. Наша с вами работа — ловить плохих парней. В данном случае, плохой парень мертв. Все остальное — обвинения, упреки, извлечение, мать их, уроков — оставьте политиканам.
— Дайте мне еще немного времени.
— Зачем?
— Мне нужно еще немного времени.
— Ну так объясните мне, для чего.
Стоял один из тех душных летних дней, когда солнце словно дышит на город, отчего к послеполуденным часам весь Лондон погружается в мглистые пары этого жаркого и влажного дыхания. Сейчас оно светило уже не так ярко, но жара, тем не менее, только усилилась. Люсия, выпятив нижнюю губу, подула себе на лоб. Потом одернула под мышками блузку.
— А что если плохих парней было больше? — спросила она. — Что если не все они мертвы?
— Пятьсот человек видели, как Зайковски нажимал на курок. Вы же не хотите уверить меня, что все они заблуждаются.
— Нет, не хочу. Я не об этом. Но для того, чтобы оказаться отчасти повинным в случившемся, вовсе не обязательно нажимать на курок.
Главный инспектор покачал головой. И, продолжая качать ею, опустился в свое кресло.
— Чует мое сердце, у меня того и гляди еще один прыщ выскочит, Люсия. И чует оно, что не обойтись нам без препоганого судебного разбирательства.
— Дайте мне неделю.
— Нет.
— Всего неделю, сэр. Пожалуйста.
Коул начал перебирать бумаги, лежавшие на его столе. И ответил, не подняв от них взгляда:
— Не могу.
Люсия похлопала себя по бедру записной книжкой. Выглянула в окно, на стоянку машин, потом снова посмотрела на своего начальника.
— Почему? — спросила она. — Что за спешка?
Теперь он встретился с ней глазами.
— Я люблю, чтобы во всем был порядок, — сказал он. — Чистота и порядок. А кроме того…
Главный инспектор снова вгляделся в лежавший перед ним листок бумаги, чем-то, похоже, заинтересовавший его.
— …вы ведь сами это сказали. Речь идет о стрельбе в школе. И чем дольше мы будем тянуть… Ладно. Скажем так, люди начинают нервничать.
— Какие люди?
— Не будьте наивной, инспектор. Люди. Просто люди.
Снаружи, из большого офиса донесся чей-то ликующий вопль. Рукоплескания. Люсия и ее начальник повернулись на этот звук, однако взгляды их уперлись в стену из матового стекла.
— Так сколько же времени вы мне можете дать?
— До понедельника. И отчет ваш я должен получить в первой половине дня.
— То есть один день. По сути, вы даете мне один день.
— Сегодня четверг. У вас есть нынешний вечер, пятница и выходные.
— На выходные у меня другие планы.
— Ну так определитесь с вашими приоритетами, Люсия. Если угодно, можете сдать мне отчет хоть сейчас.
Люсия скрестила на груди руки.
— Разобраться с приоритетами.
Коул кивнул, почти улыбнулся.
— Спасибо, сэр. Благодарю за совет.
Уолтер окликнул ее, когда она проходила мимо его стола. Люсия сделала вид, что ничего не слышит, пошла дальше, однако дорогу ей преградил Гарри. Он стоял на одном колене, сжимая в кулаке сразу несколько бумажных полотенец. Рядом с ним растекалась по полу лужица, тут же валялись осколки кофейника. Вот этот разлитый кофе и вызвал аплодисменты, сообразила Люсия. А ликующий вопль издал Уолтер.
— Давай помогу, — сказала она, нагнувшись.
— Черт подери, — пробормотал Гарри, протянув ей полотенца. На ладони его, сбоку, краснел след от ожога. Он поднес ладонь к губам, пососал.
— Что случилось?
— Уронил. Черт бы его подрал, — он покрутил ладонью, разглядывая ожог.
— Когда ты закончишь развлекаться на полу с Гарри, я буду ждать тебя на моем столе, Лулу.
Люсия не обернулась.
— Ты бы смазал чем-нибудь руку, — сказала она.
— Да ничего, — Гарри встал, сунул ошпаренную ладонь в карман. В левой руке он держал останки кофейника. — Пойду, выброшу эту дрянь.
Люсия тоже распрямилась, бросила полотенца в мусорную корзину у стола Уолтера, и повернулась, собираясь последовать за Гарри.
— Не поступай так со мной, Лулу. Не подвергай меня бойкоту.
Ей следовало просто уйти. Оставить Уолтера наедине с его самомнением. Но она даже спиной ощущала его плотоядную ухмылку и почти видела, как он сидит, развалившись в кресле. Остальные просто наблюдали за ними — готовые выслушать ее отповедь, но в той же мере готовые и захохотать, если она промолчит.
И она повернулась к нему.
— В чем дело, Уолтер? Что ты мне хочешь сказать?
— Дело в нас с тобой, Лулу. В тебе и во мне. И в моей подружке. По-моему, она обо всем догадывается.
— В подружке? — переспросила Люсия. — Разве ты ее еще не расплющил?
Смех. Над перегородками офиса появились новые головы. Несколько телефонных трубок легло на аппараты. Плотоядная ухмылка Уолтера была заразной. И уже успела передаться всем в офисе.
— Я серьезно, Лулу. Нам пора покончить с этим. Довольно.
— Ты разбиваешь мне сердце, Уолтер. Честное слово, просто разбиваешь мне сердце.
