Она снова вздохнула. Чувство поражения, перемен в жизни, растерянности — она не чувствовала себя так с тех пор, как была подростком.
Мон Мотма плотно закрыла резную дверь и заперла на замок. Они находились в небольшой комнате рядом с Залом Сената, пристроенной в дни правления Палпатина. Замаскированную под гардеробную комнатку часто использовали для тайных переговоров. Резьба, украшавшая стены, была очень тонкой работы. Одну стену — от пола до потолка — занимало зеркало, отражавшее сейчас двух женщин. Несмотря на то что в ее темных волосах поблескивала седина, Мон Мотме каким-то образом удавалось выглядеть похожей на Лею, может быть, чуть постарше, поспокойнее. Только тонкая паутина морщинок покрывала лицо — морщинок, появившихся после болезни, когда она чуть не умерла шесть лет назад от руки посла Кариды Фургана.
— В чем дело? — спросила Мон Мотма.
Лея покачала головой. Разгладила обеими руками складки на подоле. Сейчас она ничуть не отличалась от маленькой девочки, вошедшей в Имперский сенат с горячей головой, полной надежд и идеализма. Принцесса Лея Органа с планеты Алдераан, самый юный сенатор, верившая всей душой, что убеждение и здравый смысл могут спасти Республику. Утратившая детскую веру в тот миг, когда заглянула в глаза сенатора Палпатина.
— Они теперь члены Новой Республики, Лея, — сказала Мон Мотма. — Они были справедливо избраны.
— Это неправильно. Именно так было и раньше, — с самых выборов она только об этом и говорила с Хэном.
Несколько планет подали прошения о том, чтобы Сенат разрешил представлять их интересы бывшим имперским политикам. В качестве аргумента приводился тот факт, что многие из них сохранили жизни своим народам, работая на Империю на невысоких должностях. Они были мелкими бюрократами, но именно им десятки повстанцев были обязаны жизнями, так как те умышленно не обращали внимания на необычные перемещения войск и тому подобные вещи. Лея была против с самого начала, но получила в правительстве яростный отпор. М'йет Лууре, влиятельный сенатор Эксодиена, напомнил ей, что она тоже служила Империи. Она возразила, что даже тогда она работала на Альянс. М'йет ухмыльнулся, продемонстрировав шесть рядов неровных зубов. «Эти существа тоже работали на повстанцев, — сказал он. — Только по- своему».
Лея оспорила это заявление. Они служили Империи и не боролись с ней, они просто кое на что закрывали глаза. Но возражение М'йета приняли, и Сенат принял прошение. Лее и ее кабинету пришлось переписать закон о выборах. Теперь Новой Республике запрещалось принимать на службу только бывших штурмовиков, офицеров любого ранга, губернаторов… одним словом, никого из военных. Лея по-прежнему считала, что закон неправильный.
— Они уничтожат все, что мы создали, — сказала она.
— Ты не можешь знать этого наверняка, — мягко возразила Мон Мотма.
Ее слова повторяли то, что уже говорил Хэн. Лея сжала кулаки:
— Могу, — сказала она. — С тех пор, как мы основали Новую Республику, мы всегда знали, что у наших лидеров одна цель. У нас всех был один взгляд на жизнь. Мы всегда работали в одном направлении.
— Мы всегда боролись с Империей, — отозвалась Мон Мотма. — Но Империи больше нет. Остались разрозненные отряды. Когда-нибудь нам придется перейти от восстания к истинному правительству. А значит, принять тех, кто жил под Империей, но не работал на нее.
— Слишком рано.
— А по-моему, недостаточно рано.
Лея одернула юбку. Даже причесалась она так, как это было принято на Алдераане, так, чтобы раздразнить новых членов Сената, — как знак того, что глава государства Лея Органа Соло когда-то была принцессой Леей, сенатором и вождем повстанцев. Утром, когда она уходила из дома, Хэн грубовато поцеловал ее и ухмыльнулся: «Что, твоя возвышенность, это значит, что пришла пора мне вновь стать негодяем?»
Она, смеясь, оттолкнула его, но сейчас в разговоре с Мон Мотмой его слова эхом отдавались у нее в голове. Возможно, проблема была в ней самой. Возможно, она не хотела двигаться вперед.
— Ладно, — сказала она, еще раз приводя себя в порядок, — давай забудем об этом.
Мон Мотма не двинулась с места.
— Еще одно, — сказала она, — помни, каким бы голосом ты ни произнесла сегодня первую фразу на заседании Сената, его будут обсуждать еще несколько лет.
— Я знаю, — сказала Лея.
Она подошла к двери, когда волна холода обрушилась на нее. Она замерла на месте. Сотни, нет, тысячи голосов кричали, но крик их был так слаб, что она едва расслышала. Затем она увидела, как на двери перед ней появляется лицо, белое лицо с черными провалами глазниц. Оно походило на череп, на маски смерти, которые она видела у себя в музее на Алдераане в дни детства. Только, в отличие от них, это лицо шевелилось. Оно улыбалось, и холод внутри Леи все рос и рос.
Голоса стихли, Лея сползла на пол. К ней поспешила Мон Мотма, подхватила:
— Что с тобой?
Лее все еще было холодно. Намного холоднее, чем когда-либо на Хоте. У нее не попадал зуб на зуб. Она шарила в паутине Силы, разыскивая детей, те оказались там, где и должны были быть, — в их комнатах.
— Люк, — прошептала она. Она высвободилась из объятий Мон Мотмы и подошла к пульту связи. Связаться с Явином IV удалось быстро, но лишь для того, чтобы узнать, что Люк улетел.
— Что случилось? — спросила Мон Мотма. Лея не отвечала. Она ждала, пока приборы свяжут ее с кораблем Люка.
— Лея? — голос у брата тоже был тревожный.
— Со мной все в порядке, — сказала она.
— Я лечу к вам. Ждите меня.
Но она не могла ждать. Она должна была знать.
— Ты ведь тоже почувствовал. Что это было?
— Алдераан, — шепнул он, и это было все, что ей нужно было слышать.
Она вспомнила Алдераан таким, каким она видела его последний раз со Звезды Смерти, прекрасным и безмятежным, за мгновение до того, как он превратился в пыль.
— Нет! — сказала она, — Люк?
— Я скоро буду, Лея, — сказал он и отключился.
Она оказалась неготова. Он был нужен ей. Произошло нечто столь же страшное, как и гибель Алдераана.
Она чувствовала.
— Что случилось? — повторила Мон Мотма.
Лея все-таки перестала дрожать.
— Мне страшно, — сказала она. — В этом зале — смерть.
— Лея…
— Люк летит сюда. Он тоже почувствовал.
— Тогда доверься ему, — сказала Мон Мотма. — Он бы понял, если бы тебе угрожала некая опасность.
Но он не понял. Он был так же рад, что Лея связалась с ним, как и она была рада услышать его голос. У нее пересохло во рту.
— Пошли кого-нибудь к Хэну.
— Может, отложим открытие сессии?
Больше всего на свете Лее хотелось, именно этого, но она расправила плечи, потерла замерзшие руки, в последний раз поправила косы.
— Нет, — сказала она, — ты права. Моя речь должна быть безупречной. Я иду. Но давай удвоим охрану. Кроме того, пусть адмирал Акбар займется проверкой приграничного пространства Корусканта.
— Чего ты боишься? — спросила Мон Мотма.
