Коридор был пуст. Я чуть ли не бежал к лифту, чтобы не передумать. Лифта я ждал довольно долго.
Наверху царило оживление. В лифт вместе со мной вошли сразу несколько офицеров. Однако по мере приближения к Отделу Шифрования я шел все медленнее. Бессмысленность этого шага становилась очевидной. Но я все же вошел в ту комнату. На столе, за которым сидел во время моего прошлого визита жирный, на куче перепачканных бумаг стояли стаканы из-под чая, среди которых я узнал свой — по искусственным мухам, лежавшим, словно косточки, на краю блюдца. Я сел, подождал с минуту, но никто не появился.
Стол у стены был завален различными документами. Я стал копаться в них в слабой надежде, что нападу хотя бы на след моей исчезнувшей инструкции. Что ж, там среди других лежала и желтая папка, но в ней была только платежная ведомость на нескольких листах, которую я бегло просмотрел. При других обстоятельствах я, вероятно, уделил бы ей куда больше внимания, поскольку в ней, среди прочих, попадались такие должности, как Информатор Тайный, Разоблачитель первого ранга, Иссушитель, Фекалист, Продажник, Опровергатель Скрытный, Костолом, Крематор, однако сейчас я равнодушно засунул ее на прежнее место в стопку бумаг. В тот момент, когда моя рука проходила над стоявшим на столе телефоном, тот неожиданно зазвонил, и я вздрогнул. Затем подозрительно посмотрел на него. Он с настойчивостью прозвенел еще раз.
Я снял трубку.
— Алло? — послышался мужской голос.
Я не ответил. Однако в трубке прозвучал ответ — кто-то, по-видимому, снял трубку параллельного телефона, и теперь я мог слышать голоса обоих собеседников.
— Это я, — заговорил голос, который произнес перед этим «алло». — Не знаем, что и делать, капитан!
— А что? С ним плохо?
— Все хуже. Мы опасаемся, как бы он чего с собой не сделал.
— Не поддается? Я с самого начала так и думал. Не поддается, а?
— Я этого не говорю. Сперва все было хорошо, но вы ведь знаете, как это бывает. Тут нужен тонкий подход.
— Это для шестерки, не для меня. Чего вы хотите?
— Вы ничего не можете сделать?
— Для него? Не вижу, чем бы я мог быть полезен.
Я слушал, затаив дыхание. Возникшее ранее ощущение, что говорят обо мне, превратилось в уверенность. Некоторое время в трубке царила тишина.
— Вы в самом деле не можете?
— Нет. Это случай для шестерки.
— Но это будет означать снятие с должности.
— Ну да.
— Значит, нам придется от него отказаться?
— Я так понимаю, что вы этого не хотите?
— Речь идет не о том, чего я хочу, но вы же видите — он уже немного освоился.
— Тогда в чем причина? У вас же есть собственные специалисты. Что говорит Прандтль?
— Прандтль? Он сейчас на конференции. С тех пор он ни разу не появлялся
— словно ветром сдуло.
— Так вызовите его. И вообще, я не намерен больше заниматься этим делом. Оно не имеет ко мне никакого отношения.
— Я пошлю к нему конфидентов из медицинского.
— Это уж как хотите. Прошу прощения, но у меня больше нет времени. До свидания!
— До свидания.
Обе трубки щелкнули, возле моего уха зашумела, словно раковина, тишина. Я колебался. Теперь, когда этот разговор окончился, я уже не был так уверен, что говорили обо мне.
Во всяком случае, я узнал, что Прандтля нет. Я положил трубку и, услышав, что кто-то зашел в соседнюю комнату, поспешил выйти в коридор. И тут же пожалел об этом, но уже не мог решиться вернуться. Теперь я стоял перед выбором: Эрмс или комната три тысячи восемьсот восемьдесят три. Я долго шел по коридору, все время прямо. Три тысячи восемьсот восемьдесят три — это должно быть где-то на пятом этаже. Следственный Отдел? Скорее всего. И оттуда я уже наверняка не выйду. В конце концов, не так уж плохо просто ходить по коридорам. Отдыхать можно в лифте, можно просто постоять спокойно в коридоре, а для того, чтобы спать, вполне сгодится и ванная комната. И вдруг я вспомнил о бритве. Странно, что до сих пор это не приходило мне в голову.
Была ли она предназначена для меня?
Может быть. Ответить на этот вопрос с полной определенностью было невозможно. К тому же я был возбужден, взбудоражен.
Я шел по лестнице вниз, испытывая легкое головокружение. Шестой этаж… Пятый: белый, необыкновенно чистый, как, впрочем, и все другие, коридор вел прямо. Три тысячи восемьсот восемьдесят шесть, три тысячи восемьсот восемьдесят пять, три тысячи восемьсот восемьдесят четыре, три тысячи восемьсот восемьдесят три.
Сердце мое тревожно забилось. В таком состоянии мне, пожалуй, говорить будет трудно. Перед тем как входить, я остановился, чтобы набрать в легкие воздуха.
'В конце концов, я могу просто заглянуть туда, — подумал я. — А если меня спросят, скажу, что ищу майора Эрмса и что я ошибся. Ведь никто не будет же силой вырывать папку у меня из рук. В конечном счете, это же моя инструкция, и в случае необходимости я потребую, чтобы позвонили в Отдел Инструкций, Эрмсу. Но все это наверное, чепуха, потому что они и так знают. А раз они знают, то мне тем более нечего беспокоиться'. Я постарался припомнить в общих чертах все выпавшие на мою долю испытания, которые должен буду изложить для занесения в протокол. Если меня поймают на каком-то искажении, это может дополнительно усугубить мою вину. Однако событий было уже столько, что я начал в них путаться и не мог теперь с уверенностью сказать, что было раньше — история со старичком или арест в коридоре моего первого провожатого. Ах, да, разумеется, сначала я лишился провожатого. Я закрыл глаза и нажал на ручку.
К счастью, в этом обширном, полутемном, загроможденном какими-то шкафами и стеллажами помещении никого не было, ибо я долго был не в состоянии выдавить из себя хотя бы слово. Огромные кипы книг, стопки перевязанных бечевкой бумаг, бутылочки с белым канцелярским клеем, ножницы, штемпельные подушки и письменные приборы — всем этим были сплошь завалены стоявшие возле стен большие столы.
Кто-то приближался к другому входу. Было слышно, как он шаркает по полу.
В приоткрытой боковой двери, ведущей в непроницаемую тьму, появился замызганный старик в грязном, с пятнами мундире.
— Вы к нам? — проскрипел он. — Редко, однако, к нам заглядывают! Чем могу служить? Вы за какой- нибудь справкой, вероятно?
— Я… э-э… — начал я.
Но антипатичный индивидуум, шмыгая носом, под которым болталась блестящая капля, продолжал:
— Вы, я вижу, в штатском, значит, что-нибудь из каталога… Извольте, это здесь…
Он проковылял к предмету обстановки, который я принял сначала за большой шкаф, и стал точными движениями выдвигать один за другим узкие и длинные библиотечные каталожные ящички. Я еще раз оглядел захламленное бумагами помещение — повсюду были навалены кучи старых документов, в воздухе стоял удушливый запах пыли и лежалых бумаг.
Перехватив мой взгляд, старик прохрипел:
— Господина архивариуса Глоубла нет. Конференция, сударь, что поделаешь! Господина генерального секретаря архивариуса тоже нет, к сожалению, — с вашего позволения, вышел. И вообще, один я здесь, как перст, со всем хозяйством остался. Каприл Антей к вашим услугам, сторож девятого
