спрашивать у созданной машиной копии, является ли она мною, то она, естественно, ответит, что да, что она и есть Гилас, тот самый, что вел с тобой эту беседу. Таким образом, все, что я только что сказал по поводу будущего, которое меня ожидает, и воссоздания моего тела из атомов, в особенности то, что я говорил о том, буду ли я жить потом или не буду... Иными словами, все это, говорю тебе, Филонус, суть мои субъективные представления, рассуждения, мысли, предчувствия, сомнения и ничто иное.
ФИЛОНУС. Как же это? Значит, машина не возвращает жизнь умершим?
ГИЛАС. Я этого не говорю. Я не знаю, как все будет выглядеть на самом деле. Во всяком случае, научно в данном вопросе доказать ничего нельзя. Невозможно даже провести никакого решающего эксперимента, поскольку копия, отвечая на заданный ей вопрос, станет говорить, что является мною, а способа доказать, не является ли она всего лишь двойником, не будет и быть не может. Таким образом, исходя из предпосылок эмпирических наук, следует сделать заключение, что решение данной проблемы – призрачно, оно всего лишь видимость, сейчас и всегда, а высказывания – мои или других лиц – могут свидетельствовать лишь об определенных особенностях человеческого разума и не говорят о будущих событиях, а если создается впечатление, что говорят, так это только болтовня и ничего более. Да, это призрачная идея, Филонус, теперь я в этом убежден.
ФИЛОНУС. Ты прав в том, что эту проблему нельзя решить экспериментальным путем. Даже если бы машина уже стояла здесь перед нами, если бы ты согласился подвергнуться эксперименту и, убитый, ожил бы внутри машины, не было бы известно, ты ли это восстал из мертвых или только похожий на тебя человек, как бы близнец. Здесь возникает случай логически строгой альтернативы: или копия является продолжением оригинала, или же не является им. Из обеих возможностей, если считать их истинными, вытекают определенные выводы. Если эти выводы приводят к логическому противоречию, то мы должны их отбросить вместе с тем выводом, который мы приняли изначально. Таким образом мы найдем решение, логически непротиворечивое, и примем его за соответствующее, по всей вероятности, действительности. Во всяком случае, призрачной эта идея, по моему мнению, не является. Призрачной можно считать идею, которой вообще не существует. Если проблема призрачна, ирреальна, то у тебя нет повода беспокоиться о том, что произойдет в семь часов согласно намерениям жестокого тирана.
ГИЛАС. Ты шутишь, Филонус, в то время как задача трудна и следует ее основательно обдумать. Осужденный на смерть, я беспокоюсь, поскольку предстоящая казнь – это факт, который должен свершиться, а не призрачная идея, предложенное же – и признанное мною несомненной возможностью – воскрешение обнаруживает в себе не понятые до этого момента и нераскрытые тайны. Попробуем рассмотреть проблему преемственности на примере другого человека. Предположим, что существует человек Икс и что при его жизни мы создаем в машине его копию, Икс-с-точкой. Икс и Икс-с-точкой обладают одинаковым чувством собственной индивидуальности и имеют одну и ту же память. На поставленный вопрос каждый из них отвечает, что пережил то же, что и другой. Однако в действительности только Икс пережил то, о чем говорит, что он это пережил, Иксу-с-точкой это только кажется. Таким образом, об идентичности человека свидетельствует не только атомная структура, но и генетическая связь его настоящей, актуальной структуры с его структурой предыдущей. Итак, мы спасаем для наших исследований понятие идентичности посредством введения в него элемента генетики. Можно, следуя Левину, назвать его гено-идентичностью.
ФИЛОНУС. Я с удовольствием выслушал твои выводы, мой друг, однако мне кажется, что они ничего не дают для решения вопроса, напротив – отдаляют от него.
ГИЛАС. Почему это?
ФИЛОНУС. Во-первых, иным, чем в предыдущих высказываниях, способом ты старался доказать, что преемственность невозможна при сосуществовании. Затем, чтобы доказать преемственность, ты стремишься признать неоспоримым понятие генетической идентичности. Но ведь это перечеркивает сам принцип действия машины, ибо что мы в результате имеем? Если тиран прикажет своим палачам, чтобы тебе заткнули рот на некоторое время, то ты умрешь. Какой-нибудь ученый, вдохновленный твоей теорией гено-идентичности, добросовестно исследовав труп, придет к выводу, что покойник гено-идентичен Гиласу, что он является продолжением Гиласа, разве что только неживым. Таким образом он откроет несомненную истину, разве что только не новую, что человек, умирая, становится покойником, и этот покойник продолжает оставаться тем же самым человеком, разве что только неживым, однако это открытие ни в малейшей степени не прольет свет на нашу проблему. Ты ведь сам отказался от постулата гено- идентичности в начале нашей беседы, справедливо заметив, что для ощущения цельной личности важна сохранность не тех же самых атомов, а той же самой структуры. Скажем, палачи отрубили тебе руки, машина же из атомов создает новые живые руки, естественным образом растущие из тела. Будешь ли ты по-прежнему собой?
ГИЛАС. Разумеется.
ФИЛОНУС. А теперь палачи отрубают тебе голову, я же при помощи машины создаю копию твоего тела, с головой, как водится. Кто тогда оживет – ты сам или твой двойник?
ГИЛАС. Я сам оживу.
ФИЛОНУС. А если после твоей смерти я создам цельную копию со всеми членами, то это уже будешь не ты?
ГИЛАС. Подожди. Мне пришла на ум совсем другая мысль. Ты до этого говорил о способе вести наблюдение. То есть о методах, которые мы выбираем, чтобы удостовериться, продолжается ли существование некоей вещи или нет. Так вот, это наблюдение должно быть непрерывным, не правда ли? Только такое наблюдение можно считать естественным и пригодным для поисков истины.
ФИЛОНУС. Отнюдь нет. Каждый из нас, вознамерившись отдохнуть после трудового дня, иногда засыпает очень крепко, освобождаясь тем самым от сознания своего существования. Однако, пробуждаясь утром, несмотря на этот ночной перерыв, ты, к примеру, прекрасно понимаешь, что ты – тот самый Гилас, который вечером лег спать.
ГИЛАС. Да, действительно! Ты прав. Послушай, не слишком ли много значения мы придаем ожиданиям человека, который должен умереть? Может быть, проблема исчезнет, если он вообще не будет знать о скорой смерти? Человек ложится отдохнуть, а потом атомную копию, крепко спящую, мы укладываем в постель. Когда она проснется, неужели нельзя будет сказать, что было создано продолжение, что это – тот же самый человек, который вечером лег спать, и что это – сущая правда?
ФИЛОНУС. Досточтимый Гилас, давно не случалось мне услышать от тебя такого обилия высказываний, отражающих искажение мысли. Во-первых, наверняка невольно (мне не хотелось бы думать иначе) ты дал понять, что, если человека убивают во сне или – говоря в более общем смысле – в таком состоянии, когда он ничего не знает о грозящем ему убийстве, то таким образом ему причиняется меньший вред, чем если бы он осознавал свою близкую кончину. Эту проблему, как относящуюся к этике, я обойду молчанием. Во- вторых, я начинаю подозревать, что ты руководствуешься совершенно неразумными метафизическими опасениями. Так, непонятно почему, тебе представляется, что когда после смерти человека создается его копия, нужно, чтобы эта копия была как можно ближе к тому месту, где человек перестал существовать. В твоем примере укладывание в одну и ту же кровать и сон должны создавать как бы наилучшие условия для удачной «пересадки» личностного «я» из одного тела в другое, из того, которое существовать перестало, в то, которое существовать начинает. Это – проявление иррациональной веры в то, что «я» есть некая монолитная сущность, нераздельная, ни к чему не сводимая, и это «я» должно быть перенесено из одного тела в другое, что является изложением чистейшей метафизики, какую только я могу себе вообразить. Но речь ведь идет не о том, чтобы видимость, сформированная внешними обстоятельствами, соответствовала нашим наивным верованиям, как, например, близость умершего и его копии, состояние беспамятства (полагаю, ты думал о несчастном случае на операционном столе и хотел подогнать ситуацию именно под это), а о том, чтобы логическим путем прийти к заключению, которое справедливо при всех обстоятельствах, в каких только воскрешение из атомов можно себе представить. Хороша была бы теория гравитации, справедливая только для яблок, падающих на землю, а применительно к грушам или, там, к лунам бессильная! Что ты скажешь о таком образе будущего? Каждый человек, отправляющийся в опасное межзвездное путешествие, оставляет дома свою «атомную схему внешности». Если получено известие, что человек во время экспедиции погиб, семья приводит в действие машину, после чего мертвец тут же выходит из недр машины живой и здоровый, ко всеобщей радости и веселью. Если этот человек погиб в пламени звезды Гончего Пса, скажешь ли ты, что копия есть продолжение умершего, или же расстояние между
