реальным людям, как изображения размещенных на манер восковых фигур на свадебных фотографиях в витринах провинциальных фотографов к прохожим, идущим мимо этих витрин, – или как обычное человеческое поведение к нормам, представленным в руководстве по savoir-vivre[25]. Происходит, во-первых, утрата индивидуальных возможностей реагирования, а во-вторых, втискивание личности в тесный корсет идущих извне указаний не только для совершения действий, но даже и для притворной демонстрации ряда эмоциональных состояний.

Возникает парадоксальная и нигде прежде не известная ситуация, в которой искренняя непосредственность индивидуальной реакции, даже если она совпадает с типом реакции, утвержденным властями, подозрительна и «плохо смотрится» только потому, что является подлинной. Ведь если кто-то хотя бы раз выступил публично под воздействием внутреннего, а не внешнего побуждения, то он может это сделать снова, на этот раз уже, возможно, и вопреки намерениям властей, и поэтому он для системы коллективного притворства потенциально опасен.

Общественная жизнь, которая в таких условиях превращается в не имеющее завершения, вечное театральное представление, с одной стороны, выделяет индивидуальности с более ярко выраженными актерскими способностями, эти люди способны создать приблизительно «психологически верно сколоченные» образы, которые, по сути, складываются из выражений чувств и поступков, обязательных в соответствии с очередными решениями властей; с другой же стороны, общественная жизнь пробуждает в тех, кто все явления только наблюдает, не принимая в них деятельного участия, чувство, что таким образом проявляется какой-то сверхъестественный демонизм, что это реализация какой-то мефистофельской, издевательской по отношению к человеческому роду концепции уничтожения личности во имя целей, совершенно непонятных.

Конечно, об этом последнем нет даже и речи: все эти процессы вызваны попросту расхождением реальных закономерностей системы с закономерностями, в ней провозглашенными, о чем мы уже говорили. Потому что власть навязывает такие поведенческие стереотипы, какие, по ее мнению, следуют из теоретических обоснований плана. Таким образом, каждый человек лжет как другим, так и в конечном счете самому себе. Он не лжет в открытую, что, мол, хлеба нет, а говорит, что не голоден. Таким образом ложь пронизывает саму возможность индивидуального развития, личных способностей, элементарных желаний. Именно это обозначается словами «прокрустово ложе», и еще сюда относится применение, навязывание в качестве основной мотивации к действию не столько стремления к награде, сколько страха перед наказанием.

Во-вторых, одним из самых тяжелых, исполненных разочарования и трагизма моментов является осознание того, что выбранная система не выдержала испытания, что она подвела и что следует от нее отказаться для опробования следующей. В подобной ситуации, особенно когда кумулятивное влияние осцилляции привело к тяжелому экономическому положению, калечащему людские судьбы, возникает повсеместная социальная жажда, повсеместное стремление найти виноватых в таком положении вещей. Так вот, в действительности «виновата» сама система (если можно так сказать о динамической структуре), «виноваты» ее объективные закономерности – но это объяснение не способно удовлетворить естественную жажду справедливости или даже мести. И тогда легко можно дойти до обвинения, до перекладывания ответственности на какие-нибудь группы людей – например, на интеллектуалистов или негров, евреев или партийных, – на того, кто по случаю «оказался под рукой». А это ведет к фальсификации и вредной для общества направленности человеческих страстей – гнева, разочарования, отчаяния – и даже к отступлению, к беспорядочному уничтожению общественной системы, и тогда будут утрачены как существующие материальные ценности общества, так и ценный опытный теоретический материал, который для лучшего будущего может быть использован только в процессе тщательного социологического анализа.

И наконец, в-третьих, возникает – кто знает, не самая ли большая? – опасность увязнуть в каком-нибудь тупике, возникшем на одном из уже испытанных направлений конструирования. Это может произойти при создании такой системы, которая будет вредоносной и непригодной, поскольку (так скажем) в высшей степени ограничит свободу личности, сведет на нет индивидуальное развитие, пресечет расцвет талантов и в то же время обнаружит значительную внутреннюю слаженность, прочность, обеспечит глобальный рост продукции, неподверженность внутренним осцилляциям, а также справедливое формирование мышления и деятельности не террором или физическим принуждением, а выработанными мировоззренческими, художественными, методологическими, из области педагогики и светской жизни, семейными и др. конвенциями. Члены такой общности, с детства закованные в броню конвенции, могли бы в конце концов утратить черты человеческой индивидуальности в том смысле, в каком общество отличается от муравейника.

ГИЛАС. Не аналогична ли эта опасность прокрустову ложу?

ФИЛОНУС. Не совсем, потому что в этой системе нет явного принуждения, в связи с чем гораздо труднее обнаружить ее вредное влияние на индивидуума. Если бы даже членам этой гипотетической модели общества удалось разрушить ее в конце концов для реализации новых, более удачных попыток создания лучшего общества, при этом произошла бы значительная задержка развития, а морально-психологический эффект будет столь велик, что, несомненно, возникнет необходимость в каком-то переходном, неизвестно, сколь длительном, этапе перевоспитания в духе свободы, отваги, инициативы мысли и действия.

И поэтому независимо от избранного пути и создаваемой модели, как можно большее количество членов общества обязано осознавать экспериментальный, то есть несовершенный, относительный характер собственной и коллективной деятельности, разумеется, не в том смысле, что она мало чего стоит (потому что это неправда), но только в том смысле, что то, что создается совместными усилиями, представляет собой аналог любой материальной или мысленной конструкции, произведенной человеком, то есть она – создание сомневающейся и исследовательской мысли, точно так же подвергаемое анализу, как и научная теория или новый механизм. И любая абсолютизация, фетишизация и мифологизация собственной деятельности, признание ее безошибочной, вообще любая априорность суждений и действий и раньше уводила и уведет в будущем человека с пути развития в глухие тупики.

ГИЛАС. Я где-то читал о возможности сконструировать «машину управления», то есть электрическую сеть, которая управляла бы всеми общественными процессами в качестве верховной общественной власти. Что ты думаешь о такой концепции?

ФИЛОНУС. Эта концепция возникла в умах ряда кибернетиков, однако ее рассматривали чисто теоретически. Дело в том, что жизнь людей при капитализме не столько сотрудничество, сколько соревнование, и поэтому в ней проявляется очень много элементов игры – игры в том смысле, в каком эту человеческую область исследовал (как я тебе уже об этом говорил) Джон фон Нейман. Соперничество и конкуренция – проявления этой игры, выигрышем становится успех, жизненный или экономический, а проигрышем – банкротство, неудачи в жизни. Разумеется, я значительно упрощаю проблему. «Машина управления» предполагалась в качестве одного из партнеров игры, привилегированного в том смысле, что ему доступна такая информация обо всех «частных разыгранных партиях», обо всех параметрах игры, какой не обладает ни один из остальных игроков. Благодаря этому машина могла бы, основываясь на тщательном анализе текущего момента, предвидеть, каким будет наиболее статистически вероятное положение вещей в будущем, и на основании этого знания производить определенные доработки, принудительно согласуя, таким образом, действия всех «участников игры», поскольку в противном случае они проиграют (то есть потерпят жизненный крах).

Таким образом, машина действует по принципу экономического принуждения, аналогично капиталистической системе, что не случайно, поскольку она, по мнению некоторых, призвана спасти то, чего не в состоянии спасти буржуазные экономисты, а именно: саму капиталистическую систему. Другие в свою очередь видят в ней некоего «электронного антихриста», молоха, который произвел бы полную унификацию общественных процессов и создал бы государство, где «статистическое благосостояние» масс установилось бы ценой потери индивидуальности в принципе. Конечно, можно когда-нибудь создать такую машину, но точно так же можно бы было создать машину для применения психических пыток, и еще множество подобных устройств, не знаю только зачем. Ведь людям нужна не машина для управления, а более совершенная, чем существующая, общественная система.

ГИЛАС. А ты можешь объяснить мне, как соотносятся между собой кибернетическая социология – и социология и экономика, повсеместно развивающиеся в наше время?

Вы читаете Диалоги
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату