Так говорил... Лем

следует так оставлять! Надо, чтобы польское посольство в Минске обратилось к издателю. А издатель ответил, что он еще не был директором в то время, когда были изданы и одна, и другая, и третья книги. Я говорю: «Ну хорошо, я не хочу никаких денег, но по крайней мере пришлите мне книжки». — «Ну конечно, конечно!» И ничего не прислал! Ну и что ж делать? Похоже, я с этим должен примириться… Это, правда, не касается русских издательств. «Новый мир» напечатал кусок «Мегабитовой бомбы» и заплатили мне сто долларов. Деньги небольшие — а все-таки они уважают авторские права. Это выглядит по-другому.

Вот я сегодня получил турецкое издание. А вчера — немецкое. И еще — какие-то очень экзотические, уже не помню… Я ведь один… Бог мне послал секретаря, и он мне очень помогает… У меня обыкновенная старопишущая машинка,[239] и я только личную корреспонденцию стукаю на этой машинке. Я даже не могу как следует обращаться… делать что надо — с компьютером. Я все это оставил секретарю — зачем же мне всем этим лично заниматься? Но я бы сказал, что я довольно хорошо осведомлен, как выглядит дело, и это, я бы сказал, неплохо. Одно плохо, что касается русской научной литературы, — это тираж. Потому что денег нет… В советское время «Природа» имела восьмидесятитысячный тираж, а теперь, в последней книжке, они даже не напечатали сколько. Кажется, около восьми или десяти тысяч, больше не будет. «Природу» я получаю каждый номер, и толстые журналы Душенко мне тоже присылает: это мой гонорар, часть гонорара. Конечно, мне очень интересно. Но все же, знаете, количество информации, которое нужно переваривать, ужасно увеличивается.

— Мы бы с удовольствием присылали вам и наш журнал.

— Спасибо, присылайте. Но, знаете, я должен немножко и ночью… иногда… спать… Потом — кушать (улыбается)…

— Пан Станислав, позвольте задать несколько заготовленных вопросов.

— Ну конечно!

— Вопрос первый: если бы сегодня вы стали переиздавать «Сумму технологии» — ничего не дополняя, не переписывая, — вы бы убрали какие-то главы?

— Нет. Я сделал другое. Я написал несколько книг, в которых я хотел проследить, как мое предсказанное будущее действительно выглядит на сегодняшний день…

— И вы не нашли никаких принципиальных ошибок в «Сумме технологии»?

— Ну конечно, нашел. Во-первых, мне тогда казалось, что есть некоторый шанс коммуникаций с разумными цивилизациями. В то время Иосиф Шкловский совместно с Карлом Саганом и американцами организовали семинар… Тогда казалось, что контакт с космическим разумом — вопрос нескольких лет. Я, правда, в этом сомневался, но мне казалось, что контакт все-таки возможен. А теперь я уже в этом вопросе скептик.

— То есть сейчас вам кажется, что такой контакт вообще невозможен? Или невозможен только в ближайшее время?

— Я бы сказал так: жизнь — явление не совсем необыкновенное во Вселённой,[240] только наш технологический уровень развития, вероятно, очень редок.

— А что же там тогда? Другие пути развития?

— Жизнь существует на Земле почти четыре миллиарда лет, а техногенная цивилизация, техносфера — триста лет, ну — четыреста. Таким образом, мне кажется, что вероятность контакта очень небольшая. Знаю я про все эти CETI, у меня есть литература по вопросу, но я ее оставил на полке. Человек не может заниматься всем, это просто невозможно…

— И какие еще разочарования, кроме этого?

— Это, конечно, главное.

— То есть вы думаете, что другие цивилизации пошли развиваться по совсем другому пути?

— Мне кажется так: во-первых, разум — редчайшее явление во Вселённой. А если к тому же он не хочет заниматься коммуникациями на звездных дистанциях — как же с ним разговаривать?

— Но поскольку звезд бесконечное количество и вечность тоже неограниченна, по теории вероятности должны же быть и желающие коммуникаций цивилизации — вы сами писали об этом в «Сумме технологии».

— Я держусь все же скептической точки зрения, потому что уже больше тридцати лет миновало с той американской конференции — и ничего, абсолютно ничего не было найдено. Я помню даже, что Шкловский, автор книжки «Вселенная, жизнь, разум», выдержавшей три издания — он уже мертв, — даже он отказался от своей идеи. Я даже не знаю, как он пришел к заключению, что никого нет. Но он пришел к этому заключению.

— И чем его мотивировал?

— Не знаю.

— А чем вы мотивируете?

— Вы знаете, Земля ведь была несколько раз ударена огромными астероидами. Получался ужасный зооцид. Первый удар был на стыке перми и триаса, двести пятьдесят миллионов лет назад, тогда почти восемьдесят пять процентов всего живого исчезло. Трилобиты и так далее. А другой раз, это когда пришел конец динозаврам… это очень известно, потому что был американский фильм «Jurassic park»… это около шестидесяти пяти миллионов лет назад. Это значит, что, если бы даже существовали какие-то населенные планеты, вероятность их попадания в такую катастрофу очень велика. Ну вот, скажем, мы думали, что на Венере может существовать жизнь. Но оказалось, что и эта планета абсолютно непригодна для жизни. И то же самое касается Марса. Меня даже удивляет, что американское НАСА так сильно хочет заселить Марс. Валового продукта всей Земли не хватит сейчас для того, чтобы создать на Марсе условия, подходящие для жизни человека.

Потом так: ну, скажем, где-то, может быть, есть какая-то цивилизация. На отдалении в десять тысяч световых лет. Так что, мы будем ждать десять тысяч лет ответы на наши вопросы? И кто же будет жить в то время? Будет ли тогда кто-нибудь на Земле заниматься этой проблемой? Таким образом, мне кажется — лично, — что вероятность другого разума во Вселенной невелика. Самые простые организмы возникают. Более сложные — возникают. А вот чтобы еще какие-то гоминиды, приматы — это очень большая редкость.

— То есть вы сейчас в отличие от времени «Суммы технологии» считаете, что появление разума — явление уникальное?

— Мне так кажется, да. Я не думаю, что человеческий род — это эталон для всей Вселенной. Совсем не думаю. Может быть, есть другие… Но ведь были на Земле культуры, которые сотни лет существовали, и никто там не занимался никакой технологией электронного порядка.

А кроме того, второе, во что я потерял веру, — это искусственный интеллект.[241] Я знаю, как выглядит это развитие. Есть много работ на эту тему. Но когда я читал самую последнюю книжку «The Emotion Brain»[242] американца Леду — знаете, я удивился, в какой степени наши знания о человеческом мозге, об эмоциональном факторе его работы еще недостаточны. То, что мы знаем хуже всего, — это как раз человеческий мозг. Интеллект необходимо основан на эмоциях. Всякий, кто имеет собаку, знает, что у них очень живая активная жизнь, и не надо мне никаких ученых, психологов из Америки, чтобы понимать, что эта основа уже существовала, когда на нее очень медленно стала наслаиваться возможность человеческой речи. А кроме того, известно, что до сих пор существуют такие языки древних племен, которые мы так и не смогли декодировать. Так что ж тогда говорить о понимании устройства разума, интеллекта? Известный тест Тьюринга недостаточен, чтобы точно определить: разговариваем мы с машиной или с человеком. Возьмите кухарку. Она будет уверена, что говорит с человеком. А кто-нибудь более интеллигентный — уверен не будет.

— Пан Станислав, у меня к вам вот такой еще странный вопрос, из заготовленных: Фома, видимо, написал «Summa theologiae» как фундаментальное исследование в поддержку весьма прикладной «Summa contra gentiles». Предполагалась ли к «Summa technologiae» какая-нибудь «Summa contra…», и если да, то: а) против кого именно, и б) почему мы ее не увидели?

— Вы говорите про Фому Аквинского?

— Да.