геноцид против собственного народа! Вот раньше такого не было…
– Не волнуйся. Тебе нельзя волноваться. Все наладится. Вот посмотришь. Не одни же мы с такими заболеваниями.
– И на складе нет. И врач говорит – ничем не могу помочь…
Барабас отпрянул, когда ему в лицо кинулся чумазый голубь.
– Интересно, про что они?
– Судя по голосам, вполне приличные немолодые страдальцы. Давай еще послушаем.
Голубь сделал попытку пройтись по крыше, но решил, что оно того не стоит, и свалил обратно на землю. Барабас плюнул ему вслед и снова прицелил антенну на разговорчивое окно.
– Извините, что снова беспокою, блемарен или полькортолон в продажу не поступили? Да, спасибо… Вот, опять говорят, что никто не знает, куда они делись. Ладно, я потерпеть смогу, а ты-то как справишься?
– Да никак. Ты же знаешь…
Карабас отобрал подслушивающее устройство у Барабаса.
– Нет, я такое слушать не могу. Я вообще от тем про болезни впадаю в тоску и теряю присутствие духа. Посмотрим, что у соседей творится.
У соседей творился скандал с визгливой истерикой.
– Не буду! В окно выброшусь. Сама с таким ходи! Надо мной все девчонки смеются! И какого черта вы детей рожаете, если не в состоянии купить нормальный мобильник!
– Доченька, ведь твоему всего месяц…
– Дура! И не месяц, а три. Он тогда уже был старьем. Если тебе это говно так нравится – сама с ним и таскайся. Я себе вены порежу… – В голосе сквозит искренняя непреклонность.
– Ну, хорошо, спросим папу, он наверняка денег даст…
– Он только вечером приедет, а у наших сегодня тусовка, а я с этим барахлом как Маня деревенская, а там такие мальчики клевые будут. Мама!
– Хорошо, вот, бери, тут должно хватить. Только я с тобой пойду, а то сейчас столько хулиганья развелось – неровен час отнимут.
– Нет уж. Я сама. – Судя по голосу для нее и мамаша – полное старье, с которым стыдно выйти на улицу.
Хлопает дверь. Мы, словно грифы, вытягиваем шеи, чтобы посмотреть. Появляется симпатичная девчонка в такой короткой юбке, что нам она кажется поясом. Следом выскакивает несвежего вида тетя. Безобидного обличия, которое подчеркивает простенький ситцевый халат. Она запоздало крестит то место, где только что было ее требовательное чадушко.
– Это кино мне тоже не нравится, – постановляет Карабас.
Следующие окна оказываются более увлекательными.
– Битва! Битва с собственным «я»! Обрети волю через действие! Никаких привязанностей к результату! Позволь воле неба протекать сквозь тебя! Не стой на собственном пути! Настойчивость! Терпение!
Оратор вопит как умалишенный, завершая скандирование вопросом, доказывающим, что он там не один:
– Тебе все понятно? Следующий!
– А я-то думаю, что за кексы в дом проползали. Наверняка это секта.
Мне не хочется разочаровывать Карабаса. Кроме того, я пока точно не уверена – может, ошибаюсь. Надо бы послушать еще немного. Моя просьба удовлетворена.
– Радость! Твои мучения закончены, – теперь голос сочится елейной вкрадчивостью. – Новые энергии помогут тебе. Твое материальное состояние буквально на днях возрастет. Настала пора благоденствия…
– Этот дядька гадает на рунах, но, по-моему, он жулит.
На меня поглядывают с уважением, что вдохновляет невообразимо.
– Вообще-то там все не так просто. Руны не дают буквального прорицания – мол, завтра тебе на голову свалится мешок денег. Там больше про духовное состояние…
Карабас глянул на мое заумное лицо так, словно я испортила воздух. Видимо, отвлеченные понятия его не волнуют.
– Давай лучше посмотрим, что есть еще.
Скучный дом выбрала моя мама. Ни тебе пьяного дебоша, ни сексуальных оргий, тоска зеленая. Прослушав от нечего делать склоку гадателя с кем-то вроде кассира, мы немного развеялись. Особенно хороши были обзывательства типа «оракул хренов», «чтоб тебя Один порвал как Тузик грелку», «уруз перевернутый».
Поясняю, уруз – это руна, а в перевернутом виде они все гаже гадкого. Я в этих гаданиях одного не понимаю – в чем соль перевернутых рун? Для гадателя они вверх ногами, а для «клиента» лежат нормально. Получается – это гадателю надо опасаться.
Ближе к полудню, когда меня можно было смело сдавать в утиль, таинственные дядьки изволили приехать. Карабасы навострились, но пока, невзирая на их титанические старания, в наушниках стояло монотонное шуршание. Как во время унылого осеннего дождя. Потом возник смутный звук, словно человек говорит, накрывшись тремя одеялами. Даже мамин голос распознаю, но не понять ни слова.
Растерянно протянув Карабасу наушники, я, изображая контуженную морскую звезду, полезла в сторону рюкзака. Но эти гады успели вылакать всю воду.
– Ну, что там? – лениво поинтересовался Барабас, наполовину поджаренный солнцем.
– Ни хрена не разобрать.
– Я так и думал.
Треснув ошарашенного Барабаса пустой пластмассовой бутылкой по башке, я с горем пополам развязала веревку. От которой на коже осталась подозрительная размокшая багровая полосина. Словно гниющий пролежень. Кожа горела, даже саднила, как от натирания наждачной бумагой. Вчерашний загар дал нынешние волдыри по всему телу.
– Может, тебе слегка разоблачиться? Куртка, футболка, под ней наверняка еще что-то надето? – Барабас сочувственно покачал головой.
– Действительно ни хрена не слышно, – беззастенчиво посетовал Карабас, присоединяясь к нам.
– А я что тебе говорил.
– Слушайте, – окончательно разозлилась я, – вы пропекли меня на крыше, чтобы показать, что у вас снова ни фига не получилось?
Карабасы синхронно надулись.
– На другие окна работает.
– Может, у нее окна особенные?
– Точно, – азартно обрадовался Барабас, потирая руки.
– Интересно, как они устроены?
– И что дальше? – простонала я.
– Попробуем иначе. Если гора не идет к Магомету – на хрена такой Магомет?
– Что?
От моего вопля Барабас резко обернулся и с несусветным грохотом ссыпался с крыши. В последний момент успев зацепиться за край. Как выяснилось, с реакцией в экстремальных ситуациях у меня не очень. Я зачем-то на карачках полезла вслед за ним. Перед моим носом – скрюченные от напряжения костяшки пальцев. Пришлось чуть-чуть высунуть лицо за пределы крыши, чтоб увидеть, где находится остальное Барабасово имущество. Белое как мел имущество висело, дрыгая ногами в стремлении найти для них хоть какую-нибудь опору.
– Подвинься.
Карабас прицелился моей веревкой в погибающего друга.
– И что, зубами за нее хвататься?
Нам продемонстрировали крепкие здоровые зубы, плотно сжатые по причине полного нежелания грызть веревку.
– Да, тут надо как-то иначе. – Карабас задумчиво почесал затылок.
