Забытый фашизм: Ионеско, Элиаде, Чоран

неопределенность; в обстановке тревоги и разочарования новые группы демонстрировали общее стремление к обновлению и к разрыву со старым порядком. Всех воодушевлял революционный дух, порожденный осознанием общецивилизационного кризиса. Идеология румынского Молодого поколения, несомненно, отличалась синкретичностью, тем более что в первое время в его состав входят интеллектуалы самых разных направлений. Однако эта идеология все же была достаточно своеобразной, чтобы к ней можно было применить выражение «дух 1927 года», используя примерно те же характеристики, что и для определения известного «духа 30-х годов» во Франции[24]. Как и во Франции, в Румынии молодые мятежные интеллектуалы, студенты университетов, пробующие себя в журналистике, группировались вокруг нескольких журналов («Чувинтул», «Флоаря де Фок», «Акса», «Календарул», «Мискаря»); у них общий вызывающий стиль, общий язык — язык конкретики, опыта, примата духовного (впоследствии Теодор Адорно назовет его «жаргоном достоверности»); все они посещали одни и те же семинары по философии, прежде всего Нае Ионеску (1890—1940), их признанного учителя, и все читали труды одних и тех же авторов.

Время рождения румынского Молодого поколения (его еще иногда называют Поколение Критерион)[25] можно определить достаточно точно. Это 1927 г., когда 20-летний Мирча Элиаде приступил к публикации в престижном литературном журнале «Чувинтул», возглавляемом Нае Ионеску, цикла из 12 очерков под общим названием «Духовный путь», а затем — «Писем к провинциалу». В них автор призывал своих ровесников, молодежь 20—25 лет, чьи детство и отрочество пришлись на годы войны, восстать против поколения отцов. Историк религии впоследствии объяснит это так: «Я думал, что пережитый мной опыт, в частности, усиливавшееся неприятие ценностей предков, определялся не моей индивидуальностью, а составлял — или должен был вскоре составить — решающий опыт всех моих сверстников»[26]. Продолжая эту мысль, бывший вождь своего поколения обращается к некоторым типичным для того периода темам культурной критики, все более популярным в Европе. «Миф о бесконечности прогресса, вера в возможность науки и техники обеспечить всеобщий мир и социальную справедливость, верховенство рационализма и престиж агностицизма — все они разлетелись вдребезги на полях сражений». Со страниц «Духовного пути» постоянно раздается критика позитивизма, материализма, «кабинетного духа»; восхваляются жизненный порыв и самые экстремальные эксперименты. В заключение автор пишет: «Кризис, переживаемый Западом, для меня являлся доказательством отмирания ценностей военного поколения. Задача обретения новых ценностей возлагалась на нас, на молодое поколение»[27]. Произведение Мирчи Элиаде оказалось удивительно своевременным. «Духовный путь» вызвал шок. Это программное произведение стало платформой, на которой произошло объединение городской богемы; тот, кто еще недавно называл себя «близоруким подростком», моментально выдвинулся в ее лидеры.

Молодое поколение представляется сегодня одним из наиболее выдающихся явлений культурной и политической жизни межвоенной Румынии. К культурным явлениям его следует отнести постольку, поскольку в его состав вошли наиболее талантливые и самобытные умы страны, где, несмотря на отсталость, на жестокую ксенофобию и национализм, кипел живой дух творчества. Представители Молодого поколения не были одиноки в своем стремлении к новшествам; они отнюдь не являлись единственными в стране интеллектуалами. Одновременно с Молодым поколением появилось на свет множество других авангардистских течений, где блистали уроженец молдавских Ясс эссеист Беньямин Фондане (настоящая фамилия Векслер), художник Виктор Браунер, скульптор Константин Бранкузи, поэты Тристан Тсара, непризнанный предтеча дадаизма Урмуз, Иларие Воронка. Многие из них, задыхаясь в душной, насыщенной антисемитизмом атмосфере Бухареста 1920-х годов, отправились в добровольное изгнание во Францию. Таков был путь Фондане: он покинул Румынию в 1923 г. в возрасте 24 лет. Среди всех этих течений Молодое поколение интересно главным образом очевидной и радикальной эволюцией идеологии.

Политический характер феномена Молодое поколение определяется тем обстоятельством, что лишь небольшая часть его лидеров, включая Эжена Ионеско и Михаила Себастьяна, остались верны принципам социал-демократии; некоторые примкнули к Социнтерну, а большинство с 1933 г. сделало выбор в пользу Легионерского движения, или Железной гвардии. Эта крайне правая организация была основана все в том же — поистине судьбоносном — 1927 г., под названием «Легион Михаила Архангела»; земным заместителем святого покровителя воинства стал молодой Корнелиу Зеля Кодряну, по прозванию Капитан. Организация очень быстро набирала силу и ко второй половине 1930-х годов превратилась в одно из самых мощных фашистских движений в Восточной Европе. Его размах был таков, что все румынские правительства вплоть до 1941 г. оказались вынуждены считаться и даже договариваться с ним. «Как могла интеллектуальная элита примкнуть к подобному движению, глубоко антиинтеллектуальному по своей сути?»[28] — спрашивал в 1990 г. писатель А. Палеолог, в межвоенные времена — посол Румынии во Франции, близко знакомый с Элиаде, Чораном и Ионеску в 1930-е годы и до конца остававшийся их другом. По мнению Палеолога, переход наиболее выдающихся деятелей культуры на сторону крайне правых экстремистов представлял собой особенность Румынии, определившую ее отличие от Франции и одновременно известное сходство с Италией. Правда, в стане крайне правых оказались далеко не все представители интеллектуальной элиты. Однако, продолжает Палеолог, которого трудно заподозрить в недоброжелательности, «суть проблемы в том, что среди них были многие, относившиеся и относящиеся к самой живой части румынской интеллигенции. Как же такое стало возможно? Теперь, спустя 50 лет, данный вопрос заслуживает подробного исследования. Отсутствие такового до настоящего времени привело к весьма плачевным последствиям. Румынской молодежи рассказывалось о Железной гвардии только очень официально и в самых общих чертах. Молодые решили: если коммунисты говорят о ней плохо, она, по всей вероятности, заслуживает добрых слов. Это порождало возможность посмертной идеализации»[29]. Данная тенденция лишь усилилась ныне, более 10 лет спустя после перелома 1989 г.

Большинство историографов Молодого поколения стремятся доказать, что первый — «духовный» — период его существования носил совершенно аполитичный характер, а выход на политическую арену произошел лишь 1933 г. и оказался внезапным. Попытка ответить на поставленные А. Палеологом вопросы заставляет отойти от традиционного подхода и взглянуть на проблему несколько по-иному. Может быть, первый этап, который и рассматривается в настоящей главе, — правильнее было бы считать предполитическим? В это время Молодое поколение еще не заявило открыто о близости к какой-либо партии. До конца 1933 г. большинство его представителей открыто выказывали враждебное отношение к любому участию в политической борьбе и глубочайшее презрение к ней самой. Так, Чоран называл ее «несостоятельной» и «грязной», а политиков не колеблясь называл «ничтожествами» и «безответственными людьми». Еще в январе 1933 г. молодой философ, выведенный из себя настойчивыми призывами обязательно участвовать в политике, заявлял, что, по его мнению, эта настойчивость свидетельствует о скудости и плоскости ума[30]. Ему вторил Элиаде, уверенный, что политика располагается на периферии «духовных ценностей», в чисто внешней их области. Оба они выражали огорчение в связи с уходом в политику многих бывших собратьев. Однако здесь следует внимательно отнестись к смыслу слов. Под политической борьбой, столь презираемой вождями Молодого поколения, имелась в виду деятельность традиционных партий, привычное противостояние либералов и консерваторов. Молодое поколение мечтало выйти за эти привычные рамки намеревалось предложить иное видение политики, которая, по выражению Элиаде, должна отличаться способностью ускорить ход истории благодаря своей «глубокой интегрированности в мир духовного»[31]. Аналогичные проекты обновления классической политики можно обнаружить во всех европейских предфашистских течениях того времени. Такой подход вполне объясняет побудительные мотивы присоединения интеллектуалов к Легионерскому движению. Последующее поведение глашатаев Молодого поколения становится понятным, если учитывать, что они еще с начала 1920-х годов проводили различие между этой политикой нового толка и политикой политиков, или, как ее называют в Румынии, «политиканством».

В самом деле, нельзя не заметить, что популярные взгляды и концепции того времени — иррационализм, культ жизни и молодости, антипарламентаризм, призывы к героизму, мистические порывы, возрождение интереса к фольклору и народному искусству, отказ от гуманистической морали — содержали большой идеологический заряд. Однако во избежание телеологической иллюзии не стоит выводить неизбежное будущее из истоков явления; в противном случае мы придем к известному сведению