— Сейчас покажу.
Я сходил к полосе прибоя, взрыхлил влажный песок, довольно быстро нашел искомое и, вернувшись, положил на ладонь Софии теплый кусочек янтаря.
История вторая
ОТХОДНАЯ МОЛИТВА
Виора, раздобревшая от весенних паводков, все еще была необычно полноводна, но давно уже успокоилась, и течение в ее многочисленных излучинах совершенно не чувствовалось — лодка летела по зеркальной глади, рассекая воду, точно лебедь. Лодочник, получивший за свои услуги монету в одну двадцать четвертую серебряного эсу,[6] старательно налегал на весла, перестав жаловаться, что еще слишком рано, что туман какой-то дьявольский, что погода не ах и вот-вот разверзнутся хляби небесные. Что он болен и с утреца пораньше хочет пропустить стаканчик.
Я сидел на носу, вглядываясь в утреннюю туманную дымку. Сквозь нее едва различимо проступал противоположный берег, где располагался Басуен — последний и самый северный город Лагонежа. Сразу за ним уже начиналась Прогансу, страна, которую я старался обходить кружным путем и не приближаться к ней ближе, чем на три десятка миль.
Проповедник развалился на корме, корча из себя важного мореплавателя. Сперва он распел церковный гимн, безбожно фальшивя, а затем стал командовать лодочником, нисколько не смущаясь, что тот его не слышит и не видит:
— И раз. И два. Живей веслами работай, дубина! Маши ими посильнее, тебе заплатили хорошие деньги! Гораздо большие, чем заслуживает такой бездельник и пропойца, как ты.
Сегодня он был в ударе. Впрочем, как и во все предыдущие дни, с того самого, как мы оказались на материке. Старый пеликан разве что не пускался в пляс, смывшись из Темнолесья, и таким счастливым я его не помню с тех пор, как похоронил его тело и оплатил поминальную молитву для его души.
— Людвиг, ты чувствуешь пьянящий запах настоящей свободы?! — вопросил он у меня с блаженной улыбкой монастырского идиота, но я не стал вступать в беседу, иначе лодочник сочтет меня психом.
По мне, так никакой свободой здесь не пахло. Зато смердело свинофермой, находящейся на левом берегу, выше по течению. Ветер, на мою беду, дул с той стороны, но Проповедник, разумеется, подобных мелочей не замечал. Как и волн застарелого перегара, распространяющихся от нашего лодочника во все стороны.
Мы проплыли мимо большой облезлой лодки, в которую вытягивали сети два рыбака, а третий стоял с арбалетом на изготовку, на тот случай, если за рыбой пожалует кто-нибудь из речных хозяев или в сетях окажется рассвирепевший топлун. Улов был не ахти какой, с десяток мелких плотвичек да полосатых окуньков.
— Помолитесь, и будет вам счастье. С божьей молитвой на устах всякое дело делается! — крикнул им Проповедник.
Правый берег выбрался из белесой утренней дымки, приблизился так, что я смог разглядеть заросли молодой осоки, серую цаплю, покосившуюся пристань на невысоких сваях, небольшую, домов на двадцать, деревеньку на выступающей песчаной косе и едва различимый шпиль ратуши Басуена.
Вдоль кромки воды пастух гнал трех коров, одна из которых забрела в осоку и не желала выбираться назад, у деревни бабы полоскали белье, а на пристани, к которой во время осенних праздников частенько причаливали баржи торговцев из Кантонских земель, меня поджидали двое.
Старина Пугало, все такое же нелепое и страшное, как обычно, ссутулившись, сидело, свесив над водой костлявые ноги и небрежно поигрывая острым серпом. Вид у него был, как всегда, угрюмый, а улыбочка жутковатой. Мы пересеклись взглядами, и оно, помедлив мгновение, кивнуло.
Я ответил ему тем же, а Проповедник, вскочив, возопил:
— Соломенная голова! Где ты шлялся?!
Пугало ответило ему тем, что пожало плечами, чем изумило старого пеликана до глубины души.
Недалеко от одушевленного, опираясь на перила, стояла белокурая девушка в белых рейтарских рейтузах с красными лампасами, в кружевной рубахе и жакете без рукавов. Из-за щегольского мужского берета с алым фазаньим пером она выглядела еще более соблазнительной, а литавская рапира придавала ей несколько воинственный вид. Я, как и прежде, залюбовался ею, а она улыбнулась мне и подняла руку в приветствии.
— Святая Богородица! Какая компания! — не унимался Проповедник, — Пугало и ведьма! Меня так еще никогда не встречали. Вся наша дурацкая семейка снова в сборе, Людвиг! Кого нам за это благодарить?
Лодка коснулась пристани, и лодочник вцепился руками в ржавую скобу, давая мне возможность вылезти:
— Приехали, ваша милость. Басуен, как вы и просили.
Я поставил на пристань саквояж и заключил Гертруду в объятия. От ее шеи легко пахло гиацинтами, и я понял, что за прошедшие месяцы почти забыл этот запах.
— Ну, хватит вам. Хватит, — наконец не выдержал Проповедник, который терпеть не мог, когда мы проявляли свои чувства на его глазах. — Меня заедает от зависти, так что делайте это в более укромном уголке.
Гертруда, вздохнув, отступила от меня на шаг, и я готов поклясться, что в ее светлых глазах были слезы.
— Я очень рада, что все обошлось, Людвиг.
Она взяла меня под руку, кивнув Проповеднику:
— В ближайшие несколько часов мы в твоей компании не нуждаемся. Можешь пока расспросить Пугало о том, где оно путешествовало. Пойдем, Синеглазый. Нам надо многое рассказать друг другу…
Шрамы, которые остались после встречи с окуллом, она рассматривала с придирчивой осторожностью. Смотрела долго, водила по широким белым линиям теплыми, изящными пальцами, и ее брови то и дело хмурились. Она сняла с шеи закованный в серебро аметист:
— Сожми в руках.
Гера сотворила какое-то заклинание, кожу у меня на ладонях легко закололо. Колдунья забрала камень, завернулась в простыню и подошла к окну, изучая минерал на солнечном свету. Я в то же время с неменьшим интересом изучал ее, так как свет пронизывал ткань, словно прозрачную океанскую воду.
— Что? — спросила она, почувствовав мой взгляд.
— Ты красивая.
— Спасибо. София умница.
— Вот как?
Она вернулась в постель, по пути небрежно бросив аметист на столик.
— Пророчица сделала то, что не смогла бы сотворить даже старга. Отличная работа, превосходное искусство. Ее талант в целительстве еще никому не удалось превзойти, так что теперь я за тебя спокойна.
Интересно, знает ли она о последствиях моего исцеления? То, о чем мне сказала Софи? Если да — хорошо. Если нет — я не стану тревожить ее такими пустяками.
— Как ты себя чувствуешь, Людвиг?
— Проповедник задает мне этот вопрос каждый день. Со мной все в порядке, и я готов к работе.
— Это хорошо, потому что, пока тебя не было, дел накопилось выше крыши. Твои опыт и умения нужны Братству.
— Ты говоришь как магистр, — улыбнулся я.
Она нахмурила светлые брови и вздохнула:
— Так и есть. Это быстро входит в привычку. Нынешняя весна для нас выдалась ужасной. Появилось много темных душ, в том числе и таких, каких раньше мы никогда не встречали, и стражи едва
