Мы вновь двинулись вперед и, наконец, добрались до того, что искали. Так называемый архив стражей оказался ужасно узкой комнаткой, которой больше подходило название «собачья конура». Единственный стеллаж со сгнившими книгами, переплеты которых расползались от времени, занимал все пространство.
— Время их не пощадило, — буркнул я.
Довольно быстро мы нашли книгу с обложкой из красной кожи, с почерневшими серебряными вставками. Достаточно большого формата, она сохранилась лучше всех остальных, хотя бумага стала темно-коричневой. Я взял ее, протянул Рансэ:
— Судя по описанию, то, что надо.
— Тяжелая. — Он взвесил ее. — Даже странно. Замок с секретом. Было бы интересно узнать, что в ней такого.
Страж достал стилет:
— Надеюсь, Мириам простит меня.
— Не думаю, — ответил я, но не стал ему мешать.
— Ну, всегда можно сказать, что мы нашли ее уже вскрытой.
Используя стилет, как рычаг, он выломал серебряную пряжку, открыл книгу и удивленно присвистнул:
— Отличное чтиво!
Книжка оказалась «интересной». Какой-то вандал вырезал в страницах огромную дыру, создав в томе тайник. По сути дела, осталась лишь обложка, все остальное было нечитабельно, и в этом «ларце» лежал небольшой кинжал.
Рансэ достал его, изучил, хмыкнул, равнодушно пожав плечами, протянул мне.
У клинка было темное лезвие, очень похожее на то, что используют для создания кинжалов стражей, маленькая гарда и рукоятка, заканчивающаяся странным черным камнем. Будь на его месте сапфир, и я решил бы, что этот клинок когда-то принадлежал стражу, но темный кристалл смутил меня. Внутри камня, в черной бездне, медленно и лениво туда и обратно перетекало нечто, похожее на туман или молоко.
— Даже не могу предположить, что это, — сказал я, протягивая оружие Рансэ. — Убери его обратно, пусть магистр сама им занимается.
— Разумно, — отозвался он, пряча книгу-ларец к себе в разом разбухшую сумку. — Давай выбираться отсюда, эта сырость сжирает мои кости.
Когда мы выбрались из холодного подземелья, Проповедник крутился у дыры в полу и, увидев нас, облегченно выдохнул:
— Ну что? Теперь ваше дурацкое задание выполнено? Пора убираться из Сен-Сеноша.
— Как только соберем вещи, — сказал я, но меня перебил Рансэ:
— Людвиг поедет, а у меня есть дело.
Я удивился:
— Какие еще дела, Рансэ? Мы все закончили.
Он посмотрел мне в глаза и ровным тоном сказал:
— Здесь Гуго Лефевра. Я нашел его вчера. И у меня есть разговор к нему.
Я не сразу понял, о ком он говорит. А когда сообразил, мгновенно догадался, чем закончится этот разговор.
— Так вот почему ты согласился выполнить поручение Мириам, — понимающе протянул я. — Но сейчас неразумно задерживаться в городе. Нам надо торопиться и уехать прежде, чем все раскроется и нас поймают.
— Не могу. Я слишком долго мечтал о том, как его прикончу.
— Но это же преступление! — вскричал Проповедник.
— Нет. Это казнь, и он ее заслужил, — жестко ответил ему Рансэ.
— Людвиг… — обернулась душа ко мне, прося поддержки.
— Разве Господь не обязан наказывать убийц? — хмуро процедил страж.
— Я скажу еще раз, коли ты меня не услышал. Господь наказывает грешников, когда придет время. И никто из них не задержится у врат в Царство его, а полетит прямиком в пекло. Если тебе от этого станет легче, то Михаил отвесит Лефевре весомого архангельского пинка, и тот, минуя облака, угодит прямо под шипастые жернова Сатаны.
— Ты самый богохульствующий священник из всех, кого я видел, — покачал головой Рансэ. — Похуже всяких витильских кацеров.
— Молюсь я чаще тебя.
— Но он явно тебя не слышит.
— Как будто тебе повезет больше! Людвиг, скажи ему!
— Что тут говорить? Я знаю Рансэ. Он слушать не будет.
— Хочешь остановить меня? — усмехнулся страж, с вызовом посмотрев на меня.
— Это бесполезно.
— Я рад, что ты это понимаешь, Людвиг. И клянусь, сделаю с ним то же самое, что он делал с другими людьми.
— Ты совершишь грех, — не отступал старый пеликан.
— О, право, вам нечего беспокоиться о таких пустяках.
— А как же твоя бессмертная душа?
— А ты веришь в то, что она бессмертна? — мрачно посмотрел на него Рансэ. — Если так, то, когда я вырежу сердце Лефевра, меня тут же заберут на небо архангелы. Не каждый способен на столь праведные поступки. Свершить правосудие — дело чести, это обязанность стражей, и мы не станем перекидывать ее на плечи наемных убийц. Все, кого это касается, должны знать, что любой, покусившийся на наших братьев и сестер, будет держать ответ. Рано или поздно, неважно. Если надо, то мы достанем его даже после смерти, вытащим из земли и раскидаем останки на неосвященной земле. Никому не позволено убивать стражей.
— Его жизнь в божьих руках. Не в твоих, — упрямо повторил Проповедник.
— Избитые слова. Получается, всеми судьями, инквизиционными комитетами и палачами, а также князьями, бургомистрами, генералами и тысячами других управляют исключительно божьи руки. Большей ереси от тебя я еще не слышал. Так что уходи, Людвиг. И возьми подарок для Мириам. Ты быстрее меня покинешь границы Прогансу, клинку с тобой будет безопаснее.
— Я останусь, — принял я решение. — Предпочитаю уехать из города вместе, а не по отдельности. Так надежнее.
— Надежнее! — заорал Проповедник. — Ты хочешь ввязаться в убийство! Вас будет искать половина города!!
Рансэ отмахнулся от него, словно от назойливой мухи, и с удивлением спросил у меня:
— Зачем тебе оставаться?
— Ну, должен же хоть кто-то прикрывать тебе спину, — сказал я. — К тому же стражи своих не бросают.
Пока я спешил к дому, Проповедник тяжело молчал, и это молчание говорило о многом. Я не выдержал и спросил:
— Ты знаешь, как убили брата Рансэ?
— О, ты начал думать о смерти? Неужто понял, наконец, во что вы суетесь? — ядовито пробурчал он, но тут же сбавил тон: — Нет. Не знаю.
— Он был на год младше меня и оказался на границе Прогансу вместе с еще двумя молодыми стражами. Это случилось сразу после выпуска. Они не скрывали, кем являются, а это было необдуманно, хотя трактир, где они остановились, и стоял в Альбаланде. Какие-то наемники затеяли с ними ссору, началась драка, точнее, бойня. Тех двух стражей убили сразу, а брата Рансэ выволокли на улицу и… в общем, все для него закончилось плохо. Хотя для тех, кто это сделал, все завершилось еще хуже.
Проповедник вздохнул:
— Их судили?
