близко для того, чтобы ударить его по голове полупустой бутылкой вина. Девчонка отошла и смотрела на меня со страхом и ненавистью.
Понятное дело. Она только что вскрыла злобную сущность стражей, о которой, в чем я нисколько не сомневаюсь, ей много раз рассказывали во время обучения.
— Я тебе не нравлюсь, юная законница? — с легкой иронией спросил я у нее.
Она поколебалась, хотела смолчать, посмотрела на учителя, но тот был занят проверкой, и неохотно кивнула.
— Да. Не нравитесь, — тихо сказала девушка.
— Почему, позволь узнать?
— Разве недостаточно тех светлых душ, что в вашем кинжале? Это преступление перед всеми законами. Перед всем, чему меня учили!
Проповедник вздохнул и обреченно махнул рукой.
— Я скажу лишь, что тебе следует смотреть чуть шире и глубже на все, что происходит вокруг, Ханна, — сказал я ей. — Первое впечатление обманчиво, и, судя по твоему отношению к стражам, ты мыслишь лишь теми примитивными категориями, что вбили в тебя в твоей школе. Ну, как у нас дела, господин Хюбер?
Представитель Ордена Праведности положил стекло на стол, освободил из тисков кинжал и протянул его мне:
— Все в порядке.
Услышав эти слова, Ханна потрясенно воззрилась на него, думая, что ослышалась, и он, повернувшись к ней, объяснил:
— Это светлые души, ушедшие добровольно. Если такая душа желает уйти и ей мучительно оставаться в этом мире, стражи помогают ей совершить переход. Господин ван Нормайенн не нарушил закона.
— Но, учитель, я не почувствовала никакой добровольности с их стороны! Лишь отчаяние и боль!
— Поэтому ты на практике, Ханна, и тебе рано получать серебряный жетон. Ты учишься, и вот благодаря господину ван Нормайенну сегодня у тебя очередной урок и важный опыт. Прислушайся к стражу, он попросил тебя смотреть глубже, а не по поверхности. Ты не проверила самые дальние участки ковки, поэтому отследила лишь самые яркие эмоции, а ими были отчаяние и боль. Не расстраивайся, ты еще научишься этому.
Она хотела что-то спросить, но он не дал ей, сказав:
— Закончим урок дома. Мы и так порядком утомили господина ван Нормайенна и злоупотребили его гостеприимством. Пора собираться. Я представлю доклад в городскую управу, как этого требует закон кантона, господин ван Нормайенн. Благодарю вас за сотрудничество.
— Доброй ночи, — попрощался я с ним.
Ханна стремительно вышла, а он задержался на пороге:
— Позвольте вопрос. Характер светлых душ, собранных вами за последний год, а также эмоции, что остались от них… вы были в Солезино во время эпидемии юстирского пота?
— Верно.
— Во время землетрясения там погибло много моих друзей. Все действительно оказалось так ужасно?
Я подумал, прежде чем отвечать:
— Многие здания превратились в руины. В том числе и то, где находился Орден Праведности. Выживших там не осталось. Сожалею.
Он кивнул, принимая мои сожаления, попрощался и ушел.
Спустя минуту, из шкафа вырвалось не слишком довольное Пугало, бросило на меня осуждающий взгляд и уселось за столом, показав Проповеднику, чтобы тот не смел ничего говорить, недвусмысленно махнув перед его длинным носом серпом.
Надо сказать, оно было не в духе, но Проповедник в кои-то веки не обратил внимания на эту фамильярность.
— Этот Солезино до сих пор будоражит умы.
— Ты там не был, — глухо ответил я, вспоминая смрад разлагающихся тел, миллионы мух, развалины, витавшие по улицам отчаяние и ужас и улыбку жемчужной души, которая едва меня не прикончила.
— Не волнуйся, у меня прекрасное воображение. Но законникам крупно досталось. Стражи потеряли двоих, а скольких они? Сколько там погибло? Десять? Двадцать?
— Сколько бы ни было, для них это серьезная утрата.
— Рансэ, мир его праху, сказал, что, если бы не Божественное Провидение, это землетрясение стоило устроить кому-нибудь еще.
— Рансэ сказал глупость. Он не знает, что из-за бедствия началась эпидемия юстирского пота. Погибли Рози и Пауль. И до черта хороших людей в городе. Так что по мне — пусть бы ничего этого не было, а Орден оставался цел.
Пугало обреченно покачало головой. Оно терпеть не могло, когда я становился слишком мягок.
Меня потрясли за плечо, я мгновенно проснулся, открыл глаза и в бледном рассветном свете посмотрел на Проповедника:
— Что случилось?
— Монах пришел с час назад и теперь уезжает. Я думал, ты захочешь попрощаться. Он чем-то встревожен.
Я буркнул, протирая глаза, накинул куртку, спустился вниз. Широкоплечий каликвец быстро собирал вещи.
— Людвиг, я вас разбудил? Простите.
— К чему такая спешка?
— Братья Феломиченцо и Пульо не вернулись этой ночью. Мне придется проверить, почему они задерживаются. Все сроки вышли еще несколько часов назад.
Я переглянулся с Пугалом, и оно пожало плечами. Старги бросились за мной в погоню, и на хуторе больше кровососов не оставалось.
— Возможно, они решили не возвращаться по темноте и переночевали в лесу.
— Не думаю. Мы искали… одного человека. Есть вероятность, что он нашел нас раньше, чем мы его.
— Брат Курвус, подождите меня несколько минут. Отправимся вместе.
— Вы совершенно не обязаны это делать.
— Я знаю, где находится хутор.
Все мои планы летели к черту под хвост. Я должен был спешить к перевалу, чтобы поскорее попасть в Ливетту, где меня ждала Гертруда. Но монаху я обязан. На Чертовом мосту он рисковал собой, чтобы защитить меня, Львенка и Франческу, и за мной долг.
— Если вы настаиваете, то я не стану возражать. Но хочу предупредить, что у меня есть провожатые. К тому же господин Хюбер и его ученица тоже едут с нами.
Пугало подскочило на стуле, Проповедник соизволил повернуться в нашу сторону, а я не скрывал удивления.
— Если вы откажетесь ехать, я пойму. Вы не обязаны помогать воинам Христа.
— Помогать воинам Христа обязан каждый, особенно если дело касается убийств и чертовщины, — сухо ответил я ему, затягивая пояс с висящим на нем кинжалом. — У меня нет проблем с этими людьми, и я вполне в состоянии вынести их общество. Я просто удивлен, что законник согласился на это.
— Он был дружен с братом Феломиченцо. Хорошо, Людвиг, я буду ждать вас во дворе.
— Благодарю.
— Мне все это не нравится! — заявил Проповедник, как только мы отошли в сторону и я начал подниматься по лестнице, чтобы забрать свои вещи. Будто хоть кто-то спрашивал его мнение. — Клянусь кровью Христа и его терновым венцом в придачу, что ты чертовски поторопился со своим решением,
