трех чистопородных скакунов ярко-рыжей масти, к которым присматривались мужчины в дворянской одежде. Здесь, как всегда, никто не спрашивал, откуда у цыган взялись столь прекрасные жеребцы и почему они отдают их по столь низкой цене.
Вьюн тут же привлек пристальное внимание нескольких продавцов, а один чернявый молодец в ярко-розовой рубахе с распахнутым воротом даже окликнул меня, интересуясь, сколько я хочу за коня, но ответа он не получил.
Любимца Кристины на моей памяти украсть пытались, по крайней мере, четырежды. Дважды конокрады поплатились за это жизнью, даже не успев понять, что произошло. Еще дважды его увели, но он каждый раз возвращался, не проходило и часу, весь в человеческой крови и в самом дурном из своих лошадиных настроений.
Тракт разделял Королевскую пущу на две неравные части, пробираясь сквозь темно-зеленый сумрак, мимо дубовых рощ, звенящих ручьев, и выныривал из нее на равнине, среди множества деревень. Дальше дорога разделялась на две. Одна, торная, шла вдоль берега моря, другая, короткая и дикая, где произошло одно из нападений, оставалась необжитой вплоть до самого Ольверга, петляя мимо Столетнего плоскогорья.
Солнце жарило как проклятое. С самого утра до самого вечера, без всякой усталости. Кони выдыхались, приходилось искать места для остановки, давать им отдых, а затем вновь продолжать путь, окунув голову в какой-нибудь ручей и налив себе за шиворот побольше холодной воды.
Из-под копыт поднималась дорожная пыль, к ней добавлялось все то, что вздымали в воздух ноги пешеходов, кареты, телеги, дилижансы, всадники и стада коров, которым, как назло, именно сейчас зачем- то потребовалось выбраться на тракт. Завеса висела чуть ли не до неба, и приходилось дышать лишь через платок, повязанный на лицо.
На ночевку мы остановились в трактире «Синий взгляд смерти». Хозяин дал нам комнату, сказав мне:
— Дикий у тебя коняга. Едва моему конюху череп не проломил. Самому тебе придется за ним смотреть.
— Хорошо, — кивнул я. — И вот что, любезный. Я смотрю, люди тут разные… Некоторым захочется посмотреть на лошадку поближе. Ты уж скажи им, что ни к чему рисковать своей шеей.
— Никто не станет трогать лошадь стража, господин, — ответил тот. — Во всяком случае, не в моем заведении. Один из ваших двенадцать лет назад избавил меня от гадины, что тут поселилась, и денег не взял. Так что не беспокойтесь. Ни зверя, ни мальчишку никто из моих не обидит. Я лично прослежу. Если сунутся, больше не получат пива. Поверьте, для них это пострашнее какой-то смерти.
Я проснулся с первыми петухами, спустился вниз, растолкав заспанную служанку, попросил завтрак, затем проверил коней. Вьюн сразу же потянулся ко мне, довольно вздохнул, по-дружески боднул головой.
Когда я вернулся, Альберт уже наворачивал еду.
— Сегодня к вечеру будем в Ольверге, — с оптимизмом сказал он мне.
— Буду на это надеяться…
Как и прошлый, этот день оказался жарким. По тракту мы путешествовали практически в одиночку, начались пустынные места. Здесь дул горячий ветер, гонявший песок туда-сюда и ничуть не облегчавший наш путь.
Когда появились шпили Ольверга, мы вздохнули с облегчением — долгое и нудное путешествие, оказавшееся совершенно бесполезным, закончилось. Карл ждал нас в основном зале в обнимку с кружкой молока, которое он жаловал гораздо меньше хорошего белого вина и пил через силу, заставляя себя.
Страж выглядел хмурым.
— Наконец-то, — вместо приветствия сказал он нам.
— Тяжелое утро? — спросил я.
— Скорее ночь. В лиге отсюда на хуторе оказался проказник. Пока прикончил его, он трижды окатил меня помоями и едва не уронил на голову овцу. А как у вас? Нашли что-нибудь?
— Нет.
Карл пробормотал ругательство, повел широкими плечами:
— Если я попрошу Мириам перевести меня куда-нибудь в Чергий, на войну, поближе к Иосифу, она будет сильно возражать?
— Она прибьет тебя гвоздями к подолу своего платья, — тем же тоном ответил я ему. — А когда все закончится, отправит куда-нибудь в Ньюгорт, ловить темные души среди вересковых пустошей. Так что лучше оставайся с нами и наслаждайся долгими конными прогулками.
— По такой-то жаре и пыли? Ха!
— …Расскажите что-нибудь о своих путешествиях, — попросил Альберт ближе к вечеру, когда мы разложили на столе карты.
Мы с Карлом переглянулись, и он пожал плечами:
— Почему бы и нет.
До часа ночи мы вспоминали ранние годы в школе, практику на старых кладбищах Кельбурга. Я поведал историю о том, как Львенок и Ганс разозлили магистров, случайно спалив речь, подготовленную в честь выпуска курса, и о годах практики, а затем о тех дорогах, горах, реках, полях и лесах, которые мне пришлось пересечь. Карл рассказал, как ему довелось бежать от легконогой егерской кавалерии по полям лаванды, и он трижды пытался пройти в буран через перевал Одноногого, сражаясь в полном мраке с озверевшими темными. Напоследок я вспомнил, как черт едва не утащил Кристу в омут, и нам с Иосифом пришлось устроить с ним драку в той безымянной речушке, притоке Грейна, возле монастыря прокаженных, где погиб Натан-Хворостинка, самый веселый страж из всех, кого мы только знали.
Альберт слушал, открыв рот, а затем уснул, совершенно счастливый оттого, что двое стражей видели столько всего интересного.
— Он явно считает, что его ждут такие же приключения, — негромко фыркнул Карл, когда ученик Мириам видел десятый сон.
— Может, и ждут. Не будем сегодня портить сказку и говорить, что многие из нас эти приключения так и не смогли пережить.
Когда впереди показалась Королевская пуща, за которой всего лишь в часе езды от нас находился Лёгстер, мы воспрянули духом. Из-за жары и удаленности от основного тракта (ехали мы преимущественно берегом моря, диким, с выгоревшей от солнца травой) путников было еще меньше, чем прежде. За последние два часа мы встретили лишь троих. Двое, завидев нас, сошли с дороги от греха подальше. Третий, оказавшийся гонцом одной из военных частей, расквартированных в провинции, даже не обратил на нас внимания. Молнией пролетел мимо, подняв в воздух целое облако светло-желтой пыли.
Въехав в пущу и вновь, как и прежде, оказавшись в темно-зеленом сумраке, мы сразу же почувствовали облегчение. Лошади тоже ощутили прохладу и пошли веселее.
Регулярный дилижанс первым заметил Карл, ехавший немного впереди нас. Большой тяжелый фургон стоял, неловко накренившись на правый бок. Вокруг него суетились восемь пассажиров, жестикулируя и разговаривая на повышенных тонах. Возница вместе с помощником в смешной, тесной, не по меркам сшитой одежде выпрягал лошадей.
Лишь трое посмотрели на нас, остальные были слишком заняты тем, что охали и ахали над тем, как они застряли в этом лесу.
— Бог в помощь, — сказал Карл. — Колесо слетело?
— Угу, — ответил возница. — Так и есть, ваша милость. Лес надо рубить, подпорки ставить, крен ровнять, а потом уж пытаться надеть.
Карл спрыгнул на землю:
— Дай я посмотрю.
Отец стража, насколько я помню, был каретником, так что сын вполне мог разобраться в приключившейся беде. Я с минуту посмотрел, как он возится, затем спешился, чтобы размять ноги, приказав Вьюну стоять на месте.
— Карл! — позвал я, направляясь к нему. — Нам надо ехать!
