– Нет, отпустил.
Правильно, тхорнисх не будет в открытую уничтожать представителей других кланов. Это не в его правилах.
– Вот-вот, – согласился Светлов, слышавший мои мысли. – Он всегда гадит исподтишка.
– План работает, – повторил я. – Ты не можешь подвергать риску свою семью и мстить открыто.
– Знаю! Что ты мне об этом по десятому разу!
– Тогда наберись терпения. Игра уже началась, хотя Миклош и не подозревает об этом. Поэтому удар будет вдвойне неожиданным.
– Понял. Хоть намекни, что сделал.
– Не могу. Это сложная даханаварская система, в несколько ходов, с разменом действующих фигур, основанная на железной логике и виртуозной фантазии.
– В своем дворе каждая собака лает, – ответил грейганн с добродушной усмешкой и отключился.
Он доверял мне. Был уверен, что я в состоянии придумать, как отомстить тхорнисхам. И не ошибся.
Сам не знаю, зачем я это сделал? Взыграли гены Флоры, моей мамочки-авантюристки, мастерицы по плетению интриг? Захотелось сделать гадость мерзавцу Миклошу? Реакция на строгий запрет Фелиции вмешиваться в дела двух кланов? Надоело быть безвольным сканэром, возникло желание доказать, что не глупее нашей высшей элиты? Внезапная симпатия к Иовану? Слишком яркой была его боль от гибели родича, слишком искренней. А еще внезапное осознание удовольствия от манипулирования другими киндрэт. Причем теми, среди которых есть довольно сильные и значимые фигуры. Ничего не поделаешь – Даханавар! Жажда управления у нас в крови. Я отвлекся от приятного самоанализа, увидев, как отчаянно зевающий Лориан пытается устроиться спать на диване:
– Эй, приятель! А ну подъем!
Мальчишка стал ныть, попытался вцепиться в подушку, но был безжалостно вытряхнут из-под пледа и поставлен в горизонтальное положение.
– Хватит дурака валять. Я отвезу тебя домой.
– Ну, Дарэл, я не хочу спать, – бормотал он, сонно отбрыкиваясь от меня. – Я вообще сова. Могу до утра сидеть.
– Давай-давай, шевелись. И не забудь свои бумаги.
Телефонный звонок остановил дальнейшие карательные меры по отношению к подростку. Пришлось выпустить воротник его водолазки и отправиться в спальню.
Я снял трубку:
– Слушаю.
– Привет! Ну, чо, как там твоя колымага?
– Никита Иванов, торговец воздухом, – произнес я вслух. Совсем забыл о нем!
– Точно! – довольно отозвался он.
– Как твоя собака?
Парень на том конце провода засветился ярким удовольствием. Лучший способ завоевать его доверие – поинтересоваться здоровьем любимой собаки.
– Мастина – зверь. Ему в больнице клизму хотели поставить, так он чуть двоих санитаров не задрал. Веришь – нет?! Порошков ему каких-то выписали. На десять гринов всего. Говорят, хорошие. Давайте два раза в день. А я им – вы чо, с дуба рухнули?! Чтоб хорошие лекарства десять гринов стоили?! Ща парней позову, разнесем всю вашу «Скорую помощь»! Чо ты смеешься? Серьезно! Я же за мастину всей душой болею! Ну, понятно, сразу выписали нам нормальные таблетки, за пятьсот. И еще за триста – коврик с подогревом... Во-во, что делает! Ты смотри! Ко мне тут теща прикатила. Так он ей один туфель уже скомкал. Теперь второй дожирает.
Ладно, я чего звоню... Как там твоя тачка? А то у меня друг свою продает. «Альфа Ромэо». Жене купил, а та нудит: «Не хочу такую, хочу другую! Чтобы розовая с двумя педальками!» Во дура! Две педальки ей! Я ему и говорю: «Велосипед ей купи – как раз две педальки, не ошибется. Или этот, самокат! Толкайся и рули!»... Ну так вот, хочешь, он тебе эту «Ромэу» загонит? Процентов пять скинет.
– Спасибо, Никита. – Говорить серьезно получалось с большим трудом. – Я уже купил.
– А-а, – разочарованно протянул парень, но тут же встрепенулся: – А ты вторую купи. У меня у тестя две. На одной он на дачу ездит. На другой по городу.
– Ладно, подумаю. Сколько я тебе должен за ремонт?
– Да ерунда. В ресторане больше потратишь.
– Отлично. Тогда пошли в ресторан. Я плачу.
Он рассмеялся, довольный мой догадливостью:
– Нормально! Пошли! Я пацанам звякну. А то с этой работой... Когда?
Я посмотрел на часы. Половина одиннадцатого.
– Давай сегодня.
– Давай.
Мы договорились о месте встречи и, довольные друг другом, попрощались.
Подросток спал. Лежал, уткнувшись носом в диванную подушку, и так замотался в плед, что вытащить его оттуда не представлялось возможным. На столе разметался листами недописанный реферат и валялась наполовину съеденная шоколадка. Я присел рядом:
– Лориан. Просыпайся.
– Нет! – недовольно забурчал он сквозь сон. – Не пойду я! Тут буду! Жалко тебе?! Отстань!
Ладно. Пусть спит. Не буду мучить ребенка, у него и так из-за меня режим сбит.
Я взял из стопки бумаги чистый лист и написал Лориану, чтобы не открывал никому дверь. А если вдруг проснется и соберётся домой – обязательно вызвал такси. Деньги на столе.
Мальчишка не боялся оставаться у меня в квартире один. Здесь ему было спокойно и уютно, в отличие от мрачных апартаментов Кристофа.
Я прислонил записку к подсвечнику, взял ключи от машины, куртку и вышел из дома.
Снег поскрипывал под ногами. Мороз приятно покалывал лицо. Вчерашняя метель оставила во дворе настоящие сугробы. Засыпала грязные следы от шин, и теперь дорога казалась неправдоподобно белой.
Я наклонился, захватил пригоршню снега. Слепил снежок. Сжал его в руке так, что от холода заломило пальцы.
Светили звезды. Очень яркие, зимние. Орион распластался по небу, широко раскинув руки, и на его поясе горели три белых огня.
Воздух пах словно только что выстиранная простыня – свежестью и чистотой.
На проспекте снега не было. Его сожрали химикаты, рассыпанные, чтобы защитить пешеходов и водителей от гололеда. И лишь на ветках деревьев лежали пушистые тонкие волны.
Место для парковки нашлось с трудом. Стоянка перед рестораном была забита. Я буквально втиснул «понтиак» между красным «жигуленком» и «хондой», едва не задев зеркало последней. На мгновение пожалел, что не остался дома, но из приоткрытой двери уже тянуло разноцветной человеческой силой. Устоять и не окунуться в нее я не смог.
Никита Иванов с двумя приятелями ждали меня за столиком, на втором этаже.
– Кирилл. – Крепкий парень с глубоко посаженными черными глазами приподнялся и подал руку. Казалось, на его лице слишком много мышц. Они бугрились на нижней челюсти, поминутно напрягались на скулах, перекатывались по лбу, сминая его в глубокие складки.
Широкую шею стискивал слишком узкий воротничок дорогой рубашки, короткие толстые пальцы пережимал перстень с печаткой и обручальное кольцо.
Основное ощущение, исходящее от него, – агрессивность и упрямая злость.
– Саша, – представился второй. Дружелюбную физиономию портил скошенный подбородок и длинноватое расстояние между носом и верхней губой. Светлые редкие волосы старательно зачесаны назад. Руки ухоженные, тонкие, нервные. Он излучал легкую застенчивость, старательно маскировавшуюся под развязность.