Я убрал напиток обратно в бар, закрыл хрустальную дверцу, на которой стекольщик вырезал райских птиц, сел обратно на диван, бросив мимолетный взгляд на свою трость, расположившуюся в специальной подставке, недалеко от стола.
Черное лакированное эбеновое дерево, серебряные кольцеобразные вставки для усиления конструкции и тяжелая серебряная рукоятка-набалдашник в виде головы сварливого старикана. Лысый череп, хитрющие глазки, кустистые брови, острый нос и костлявый подбородок. Старина Стэфан предпочитает именно этот образ, хотя у него в рукаве есть еще несколько, но пользуется он ими крайне редко. Что бы там амнис ни говорил о том, что ему, духу, рожденному Изначальным пламенем, претит физическая оболочка, он очень трепетно относится к своему внешнему виду и несколько раз заставлял очищать металл от черного налета. Мол, тот придает его облику излишне неряшливый оттенок.
Трость, заботящаяся о том, как она выглядит, — вполне обычная вещь в нашем сумасшедшем мире.
Я прошел мимо зеркала, которое на мгновение отразило чэра лет тридцати, с темными, несколько длинными для нынешней моды волосами и пепельно-серыми глазами, облаченного в светло-серый костюм-тройку. Узел на шейном платке немного изменил форму, и я вернул его в прежнее состояние, про себя отмечая, что веки у меня сегодня слишком красные, а морщинки в углах глаз предупреждают любого, что я вот-вот готов рассмеяться, хотя это и не так.
Многие, особенно незнакомые, глядя на мое лицо, считают меня неплохим и несколько ироничным парнем. Это впечатление усиливается, когда я начинаю говорить. Я не люблю повышать голос, и обычно это создает образ некой расслабленности и неопасности. Что меня вполне устраивает.
— Стоило взять с собой вещи, — отвлек меня Стэфан. — Хотя бы маленький дорожный саквояж.
— К чему? — удивился я, откидываясь на приятную кожаную спинку. — Предпочитаю путешествовать налегке. Позже пришлю кого-нибудь за ними к Зинтринам.
Я развернул «Время Рапгара»… В отличие от многих, я предпочитаю начинать читать утренние газеты с последней страницы, той, где публикуют некрологи. На мой взгляд, любая, даже самая горячая новость часа, включая внезапную кончину Князя, или очередное восстание в очередной колонии, или находку очередных сапфировых приисков, может подождать, в отличие от смертей жителей Рапгара.
У меня в этом свой интерес. Я все еще продолжаю надеяться увидеть в списках трех братцев Клариссы, чэров Патрика эр'Гиндо, Мишеля эр'Кассо и чэру Фиону эр'Бархен — членов справедливой Палаты Семи [14], господ старших инспекторов Грея и Фарбо, а также ублюдка Шольца из «Сел и Вышел». Ну и безымянного садовника, будь он проклят Изначальным огнем за погубленную поляну анемонов, что росли возле моего дома с момента основания Рапгара.
Кажется, никого не забыл.
— Ничего? — Стэфан был в курсе моих привычек и моей ненависти.
— Ничего, — холодно ответствовал я и прочел, подражая ленивому голосу Данте, когда тот цитирует фразы из скучной книжонки: — «Добрый сын», «хорошая сестра», «любящий муж». Ни одного мерзавца, подлеца и труса. Эти господа все еще имеют честь дышать воздухом Рапгара в совершенно возмутительных количествах.
Он усмехнулся.
— Что? — тут же спросил я, отрывая взгляд от строчек.
— Ты как хаплопелма [15], мой мальчик. Только жители Паутинки могут столь терпеливо выжидать в засаде. Прошло полтора года, но ты даже не щелкнул жвалами, словно тебе и дела нет до всего этого.
— И?…
— Ты сильно изменился. Перестал играть. Стал менее порывист и более осторожен. Слушаешь, наблюдаешь и не тревожишь гнездо фиосс. Такой, признаться честно, ты мне нравишься больше, чем прежний. Становишься похож на своего деда. Он тоже всегда ждал до последнего.
— Ну тебе лучше знать. — Я растянул губы в вежливой улыбке и вновь уткнулся в газету.
— Эта тактика не сработает, Тиль. Он не объявится, — вкрадчиво сказал амнис.
— Ты о ком?
— О том, кто за всем этим стоит. Иначе ты бы уже хоть что-то узнал. Выжидать он может дольше, чем ты.
Я пожал плечами, скользя глазами по ставшим вдруг невидимыми строчкам. Не хочу и не буду верить в это, иначе моя и без того хлипкая надежда обернется прахом. Порой, просматривая некрологи, я начинаю думать: а вдруг это он, здесь, среди черных букв, оттиснутых на дешевой бумаге печатной машиной? Что гнусная сволочь спряталась за «любящим отцом», или «верным другом», или «храбрым офицером», а я даже этого не узнаю и так и останусь ни с чем. В такие минуты я начинаю испытывать нехарактерные для меня приступы страха.
— Считаешь, что я не прав? — Стэфан не стал отказываться от разговора.
— Верно. Так я и считаю. — За окном плыли пушистые облака и мелькали золотистые деревья. — Потому что семь с половиной лет назад он уже сделал свой ход. Отступать и прятаться поздно. Его ищу не только я. Верю, что Князь лично заинтересован в поисках виновного, а значит, серые ищейки Скваген- жольца работают.
— Тем более. Ты хочешь опередить профессионалов?
— Я? Ничуть, — солгал я. — Что касается их умения работать — сомневаюсь, что они смогут найти искомое по остывшим следам, раз у них не получилось это сделать по горячим. Впрочем, давай закроем тему. Она мне неприятна.
— Как тебе угодно.
Я начал листать газету задом наперед, словно какой-то малозанец.
— Что интересного пишут? — Стэфан всегда был жаден до новостей.
— «Команда университета Йозефа Кульштасса в третий раз подряд выиграла соревнования по академической гребле у университета Маркальштука, проплыв по каналу Мечты от залива Тихой стоянки за рекордное время. Победители отправятся на мировое спортивное студенческое первенство защищать честь родного города», — прочел я спортивную колонку под рисунком восьмерки обнимающихся гребцов.
— Ну да. Ну да. Махать веслами — все же не мозгами шевелить. Лучше бы учились, бездельники!
— Ты похож на сварливого старика.
— Я и есть старик. А от такой жизни вполне можно стать сварливым. Там о грядущих беспорядках и драках в Старом парке между студентами враждующих университетов ничего не сказано?
— Ни строчки, — серьезно ответил я ему.
— Так я и думал. Помяни мое слово, Тиль. К вечеру случится грандиозная буча. Опять побьют все фонари.
— Лучше фонари, чем лица. После предыдущих соревнований было шестеро или семеро погибших болельщиков.
— Это если не считать десятка тех, кто застрелился, проиграв пари, — подхватил Стэфан. — Давно пора запретить все эти игрища. Или же отправить оболтусов на Арену. Если умрут, то с толком.
У амниса было свое мнение о некоторых спортивных состязаниях.
— Кстати, что там с Ареной? — оживился дух. — Сезон ведь открывается на следующей неделе! Не хочешь приобрести билет? Я с интересом окунулся бы в боевой азарт и поболел за Крошку Ча.
— Прости мне мою необразованность, но кто такая Крошка Ча?
— Ты словно и не лучэр. Совсем перестал интересоваться популярными азартными играми. Крошка Ча — это он. Лучший управляющий паровой машиной за всю историю Рапгара. Победил всех соперников. Он уже пять лет является абсолютным чемпионом. Никто против него и не ставит, хотя, если он когда- нибудь проиграет, кто-то озолотится.
— Вам, амнисам, только и надо, что потратить немного фартов ваших хозяев, — неодобрительно сказал я.
— Азартные игры у нас в крови, — не стал отрицать Стэфан. — Но ты же знаешь, мой мальчик, я этим не злоупотребляю.
— В отличие от моего брата, — нахмурился я еще сильнее.
— Не хочешь с ним поговорить?
