который промазал при очередной подаче, позволив сопернику отправиться на третью базу.
— Не успеет, — сказал мистер Маджестик.
Райан взглянул на расстановку игроков.
— Не знаю. Это короткая стена поля, пока мяч летит, можно пробежать две базы.
— Этот сукин сын опять подает по уходящей. Если тот сдвинется, сможет отбить рукояткой, — произнес мистер Маджестик.
— Лучше было ловить внизу, — сказал Райан.
Когда отбивающий отправил мяч на вторую базу, мистер Маджестик воскликнул:
— Я же тебе говорил!
Голос Джорджа Келла в телевизоре комментировал:
— Перед шестым иннингом «Тигры» имеют преимущество в два очка. Посмотрим, смогут ли они добиться большего. По-моему, для Дэнни Маклейна это не должно составить больших трудностей.
— Ты знаешь комментатора? — спросил мистер Маджестик.
— Да, это Келл. Отличный был игрок, — ответил Райан.
— А знаешь, что он, когда играл в высшей лиге, отбил больше двух тысяч мячей?
— Две тысячи пятьдесят два, — ответил Райан.
— А тебе известно, что у него на родине установили памятный знак? В Свифтоне. Въезжаешь в город, а на знаке написано: «Свифтон, штат Арканзас, — родина Джорджа Келла».
Хлебнув пива, Райан задумчиво произнес:
— Не уверен, что хотел бы получить такой знак в свою честь. А уж тем более, чтобы его на мой дом повесили. Ну представьте себе: проезжает мимо какой-нибудь урод, который знает, что сегодня у тебя матч на другом конце страны. Значит, дома никого нет. Он вламывается к тебе в дом и выносит из него все, что захочет. Или сидишь ты дома усталый, а какой-то чокнутый фанат швыряет тебе в окна камни.
— Такое вполне может случиться, — кивнул головой мистер Маджестик. — Но если ты можешь заработать такую кучу денег, как Келл, тебе на все эти мелкие неприятности наплевать. Ну, разбил какой-то придурок окно — так завтра новое вставишь. Понимаешь, когда ты только начинаешь выступать, жизнь знаменитого спортсмена предстает тебе в розовых тонах. На самом деле у него бывают вещи и похуже разбитых окон, а ведь это его жизнь, то, что он
— Ну да, как же.
— А почему бы и нет? Если бы спина тебя не подвела.
— Знаете, что я вам скажу? — сказал Райан. — Даже если бы моя спина была в полном порядке, мне все равно не удавалось бы как следует отбивать эти проклятые крученые мячи.
Нэнси заметила какое-то движение на дальнем конце лужайки: чей-то силуэт мелькнул в свете оранжевого фонаря и пропал в темноте; она едва разглядела его снова, когда он пересекал двор, стараясь побыстрее добраться до густой тени сосен. Нэнси продолжала накручивать на палец правой руки прядь волос. Она сидела, поставив ноги на край оттоманки, согнув колени и неподвижно замерев в ожидании. Единственное, что ее удивило, — это то, насколько осторожно, словно чего-то опасаясь, Райан подходил к дому. Странно: он же знает, что кроме нее здесь никого нет. Мог бы не скрываясь пройти через двор прямо в дом. Когда она снова увидела его — на этот раз возле бассейна, — она отвела правую руку от лица.
Рука, описав заранее отрепетированную дугу, легла на край стола, и ладонь Нэнси одним движением нащупала и обхватила знакомую рукоятку пистолета.
Ожидание затягивалось. Нэнси гадала, что могло его задержать. Кажется, обходит дом с другой стороны. Но зачем ему это — непонятно. Разве что решил для полного спокойствия взглянуть на гараж и подъездную дорожку с улицы? Ни единого звука не раздавалось ни снаружи, ни внутри дома.
Она ждала, потому что была уверена — он вернется. А еще была уверена в том, что, когда он переступит порог стеклянной двери в пяти метрах от ее кресла, она сумеет сделать то, что задумала. Поэтому она не двигалась и не сводила глаз со стекла.
Тишина. Потом — какой-то едва слышный звук. Слегка поскрипывают под его ногами ступени деревянной лестницы. Над краем террасы показался темный силуэт его головы, плечи, все тело. На мгновение он остановился и обернулся, словно желая удостовериться, что во дворе за его спиной никого нет. Когда он снова повернулся к двери, Нэнси подняла пистолет перед собой и положила длинный ствол на свои согнутые колени. Подойдя вплотную к двери, он осторожно, явно стараясь не производить лишнего шума, отворил дверь. Когда он шагнул в комнату, Нэнси проговорила:
— Привет, Джеки.
Она услышала, как он произнес что-то вроде «Это не…», но больше ничего сказать не успел. Плавным движением Нэнси подняла пистолет на уровень глаз, прицелилась прямо в центр темного силуэта, выстрелила четыре раза и продолжала стрелять, пока он падал на спину — наружу, на веранду. Она могла бы поклясться, что услышала во внутреннем дворике звон бьющегося стекла — словно кто-то уронил стакан или бутылку.
Нэнси вылезла из большого кресла, в котором просидела больше часа, и направилась к выходу на веранду, гадая, открыты у него глаза или закрыты.
— Какого черта Маклейна вывели из игры? — кипятился мистер Маджестик. — Черт возьми, еще пара ударов, и они отобьются.
— У тех и у других были трудные мячи, — сказал Райан.
— Могут еще подержаться.
— С преимуществом в одно очко надо быть осторожным. Слушайте, — озаботился он вдруг, — а который час?
Мистер Маджестик с трудом оторвался от экрана, чтобы бросить взгляд на часы.
— Четверть десятого. Я бы его оставил. Сколько его подач не отбили?
— Шесть.
— Шесть ударов. Этого парня не собьешь.
Они увидели, как тренер прошел в нишу, где сидела команда. Маклейн остался на месте подачи.
Джордж Келл сказал:
— По-видимому, Дэнни Маклейн остается в игре. Он отлично делает свою работу. Возможно, сейчас будет разыграно решающее очко.
Мистер Маджестик встал с кресла.
— Ничего не поделаешь, — сказал он, — надо пойти отлить. Принести еще пива?
— Нет, спасибо, мне хватит.
— Может, хайбол?[7] Все, что хочешь. Угощаю.
— Нет, пожалуй. Я тут договорился кое с кем встретиться в половине десятого, — признался Райан.
Мистер Маджестик, уже стоявший на пороге комнаты, внимательно посмотрел на него.
— Я думал, ты с ней уже встречался.
— Нет, только собирался. Пошел было в ту сторону, а потом остановился и подумал: почему бы не посмотреть пару иннингов?
— Как думаешь, она на тебя здорово рассердится?
— Не знаю.
— Она тебе нравится?
— Поговорить иногда бывает интересно.
— Ну ладно, это твое дело.
— Пожалуй, пора им и заняться, — сказал Райан. — Раньше развяжусь — раньше спать лягу.
Какой-нибудь журналист, думала Нэнси, непременно должен написать о Джеке Райане статью в «Ридерз дайджест» под названием: «Самый везучий человек из всех, кого я когда-либо встречал».
Глядя на лежащего перед ней на веранде Фрэнка Писарро, Нэнси сначала изумилась, потом почувствовала разочарование и, наконец, гнев. Впрочем, она сумела все-таки успокоиться и решила
