– Нет, не знаю.
Ник откинулся в кресле, по-видимому, с ощущением, что сорвался с крючка. Но лишь до той минуты, когда Чили окликнул его:
– Ники!
– Я больше так не зовусь, Чил. – Он опять повернулся к Раджи: – Объясни ему, пожалуйста!
– Ники, – повторил Чили, – погляди на меня.
– Ну, что тебе надо?
– Скажу тебе один раз, повторяться не стану, – произнес Чили. – Понимаешь, «Кар-У-Сель-увеселение» – в жизни не слыхал названия глупее! – больше не продюсирует Линду Мун. Она покидает вас, не хочет больше иметь с вами ничего общего. Если ты попытаешься ее запугать, станешь каким-то образом ей угрожать или осмелишься пальцем ее тронуть, то будешь до конца своих дней рвать на себе волосы. Вот так.
Чили встал с кресла и пошел к выходу, к дверному проему, который загораживал Элиот. Чили шел прямо на него, и в последнюю секунду Элиот чуть посторонился. Чили прошел через приемную по коридору и нажал кнопку, вызывая лифт.
Он ждал.
Потом он услышал, как открылась и закрылась дверь офисов «Кар-у-сели», и услышал шаги островитянина – неспешные шаги, звонко отдающиеся на плиточном полу, – нет, он не задираться вышел, не драться – захоти он драться, он бы уже сделал это внутри. Элиот вышел с намерением что-то сказать.
Только когда Элиот подошел, Чили повернул голову.
– Да?
– Вы не с тем говорили.
– Правда?
– Ник ни черта не знает.
– Ну а Раджи?
– Если и знает, то помалкивает.
– Ты настоящий самоанец?
– Более чем настоящий.
– И имя у тебя настоящее?
– Сколько себя помню, зовусь Элиот Вильгельм.
– Ну-ка вздерни еще разок бровь! Элиот поднял бровь.
– Хватит, хватит, опусти! Значит, мне следует поговорить с тем, с кем следует. Хочу выяснить некоторые вещи.
– Прежде всего вам следует говорить правду. Я звонил на студию, и они сказали, что вы у них больше не работаете.
– Извини, дружище, забыл предупредить тебя, чтобы спрашивал Элейн Левин. Я все устрою.
Позвони Элейн, скажи, что ты и есть тот самый телохранитель-самоанец. Она будет предупреждена и назначит время для встречи. Я тоже приду, и мы поговорим.
– О роли в кино.
– О той, что я уже наметил. Если ты расскажешь мне что-нибудь интересное, это поможет делу. Понял? Расскажешь то, что мне хочется знать. И мы договоримся о кинопробе.
– На этот раз без дураков.
– Даю тебе мое честное благородное слово, – сказал Чили, думая, какой бы вопрос ему задать. – Ты гомик, Элиот?
– Так все думают. А что думаете вы?
– Думаю, что ты двустволка. Элиот подмигнул ему.
– Двойное удовольствие, милый мой, как говорится в рекламе жевательной резинки.
Лифт пришел, и Чили оставил Элиота на этаже.
Первое, что сказал Ник Раджи сразу же после ухода Чили, было:
– Сидел тут как пень. Ни единого слова ему не сказал.
– Он с тобой говорил, не со мной. Я ведь рассказывал тебе о моем разговоре с ним возле клуба, когда он переманивал Линду, рассказывал? Ты сказал тогда: «И ты не дал ему пинка под зад? Не двинул по роже?» Сейчас он выложил все это тебе, и ты ничего не сказал, утерся, правда? А ведь он
– Я все думал, кто его подослал. И зачем ему понадобился Джо Лаз?
– Почему же ты не спросил его об этом?
У партнера его вид был огорченный, пришибленный. По телефону он больше не трезвонил, лишь спросил:
