меня?
Другой спросил:
– Что это с ней?
А первый добавил:
– Вот, возьми, кошечка, да улыбнись и принеси нам орешков и коктейлей, если ты не занята.
Карл положил ей руки на плечи, она обняла его голыми руками за плащ, прижалась к нему, почувствовала, как ей в грудь уперся револьвер: его пиджак тоже был расстегнут. Они не сводили друг с друга глаз и улыбались, а потом начали целоваться, и ей нравилось, как от него пахло лосьоном и виски, но тут ее позвал клиент и все испортил.
– Эй, кошечка! – крикнул клиент. – Чем ты занимаешься с этим типом?
Они прекратили целоваться, но остались стоять, прижавшись друг к другу. Карл сказал:
– Значит, теперь тебя зовут кошечкой?
– Только они так меня называют.
Карл посмотрел на клиентов поверх ее плеча; рыжие волосы Лули были выпрямлены щипцами и тщательно расчесаны.
– Ребята, – обратился к ним Карл, – больше не зовите ее кошечкой. Ей это не нравится.
– Все в порядке, – шепнула она ему на ухо. – Просто они пьяны.
– Ты хочешь, чтобы тебя звали кошечкой и подзывали, как будто ты их вещь?
Она вовсе не думала о том, как клиенты к ней относятся, но ответила:
– Да нет, наверное. – Она понимала: ей вообще не следует работать здесь, терпеть, когда ее называют кошечкой, да и вообще где-нибудь работать, в том числе в Канзас-Сити; она знала, что он приехал за ней и она больше не одинока.
Парни, лениво развалившиеся за столиком, уставились на Карла, им было интересно, откуда он взялся и что о себе воображает.
– Эй, увалень, ты что задумал?
Карл отодвинул Лули в сторону, взял блюдо из рук одного из клиентов и вручил его Лули.
– Они орешков хотят.
Она смущенно сжала блюдо в руках.
– Так пойди и принеси.
Лули направилась к барной стойке, а Карл подошел к столику.
– Извините, если помешал, – сказал Карл, склоняясь над столом и кладя руки на столешницу; расстегнутые плащ и пиджак болтались по сторонам. – Так больше не зовите ее кошечкой, идет? – Он говорил спокойно. – А если назовете, я выкину вас, деточки, на улицу.
За столиком воцарилось молчание, он разглядывал ошеломленные лица. Клиенты были молодые парни, ровесники Карла. Он дал им время разглядеть свой револьвер в кобуре, понять, что он из себя представляет, и, если им хватит духу, что-нибудь ответить. Время вышло, Карл повернулся к Китти, которая принесла блюдо с арахисом.
– Готова спорить, – сказала она, – что я потеряла работу.
– Зачем она тебе? – Карл зачерпнул горсть орешков. – Ведь у тебя есть я.
Они прошли через служебный вход и оказались в комнатке, похожей на раздевалку для хористок: на кушетках румяна и тюбики с губной помадой, одежда на спинках стульев, дюжина плюшевых мишек свисает с вешалки на потолке, груда изорванных мишек в корзине для мусора и на полу вокруг нее. Карл заметил, что дверь ванной закрыта. Лули ушла переодеваться, сказала, что ей не терпится поскорее убраться отсюда.
– Они уверены, что имеют право делать с тобой все. Особенно богачи – лапают, когда и где хотят.
Вдруг Лули замолчала: У Тедди ее наградные деньги, черт их побери, она не может уйти без них!
– Зачем они ему?
– Понятия не имею.
– Тогда пойдем к нему и заберем их.
Карл направился к передничкам, развешанным от стены до стены.
– Я уже сочинила для него целую историю, – сказала Лули. – Придумала, будто маме нужна операция.
– Деньги твои – зачем что-то сочинять?
– Ты его не знаешь.
Карл раздвинул плюшевых мишек и посмотрел на другую половину комнаты.
– Я читал о нем в местном отделении Службы федеральных маршалов. Тедди заправляет всеми полицейскими участками округа Джексон. – Перешагнув через груды тряпья, Карл подошел к окну и выглянул на задний двор. Садик освещался фонарем над дверью черного хода. – У Тедди под командой четыреста молодцов, некоторые из них бывшие заключенные. Его телохранитель, Луиджи Тесса, сидел в Оклахоме.
