– Куда ты собралась? Чечетку бить?
Глядя ему прямо в глаза, она ответила:
– Я бы не возражала.
Джек понял: она все равно что позволила ему лечь с собой в постель еще до заката.
В доме нашлись виски и домашнее пиво. На ближайшее дерево Нэнси повесила объявление: 'Свободных мест нет'. На втором этаже у нее было пять комнат, включая ее собственную, и восемь коек для жильцов, но на этой неделе ни одного постояльца не было; она повесила объявление и отправила в отпуск цветную девчонку Женеву, которая убиралась в комнатах и готовила за десять долларов в неделю. Нэнси пообещала известить ее, когда снова будет работа. После ухода Женевы дом оказался в их распоряжении.
Джек рассказал Нэнси, чем занимался с тех пор, как они виделись в последний раз: грабил банки, поджег нефтехранилище и управлял борделем.
Нэнси жадно слушала его, изумленно хлопая глазами. Она призналась, что и сама хотела бы управлять борделем. Когда она работала официанткой в ресторанчике Харви, ей все время представлялось, будто она служит в тюремной закусочной – если в тюрьмах есть закусочные.
Джек сказал:
– Тюремную баланду не стал бы жрать даже умирающий с голоду.
– Помнишь, какой у меня был кружевной передник? – спросила Нэнси. – Тамошние официантки до сих пор носят такие. Никакой косметики, на форме не должно быть ни единого пятнышка. Не болтать и не флиртовать с посетителями. Старшая официантка – все равно что тюремная охранница.
– Ты до сих пор вспоминаешь о ресторане как о тюрьме? А мне нравилась курица по-королевски.
– И мужчин к себе водить нельзя было.
– Тебе хотелось нарядиться и выйти на волю? Помню, вы с отцом все время перешептывались.
– Вы уходили, а мне влетало от начальницы смены. Приходилось украдкой выбираться из общей спальни.
– Я помню и твою форму, и пучок на голове.
– И обязательные сетки для волос. Но знаешь что? – Нэнси вдруг заулыбалась. – Иногда мне ужасно нравилось быть 'девушкой Харви'. Нас узнавали на улице, как кинозвезд. Девчонки просили автографы.
Она увела Джека на кухню и налила ему пива. В кухне пахло перекипевшим супом из капусты.
– Знаешь, чем я все время занимаюсь с тех пор, как познакомилась с Орисом? – спросила Нэнси. – Жду. Четырнадцать лет жду. Жду с тех пор, как мне исполнилось двадцать лет. И я все время одна. Сама с собой.
– Почему не бросила его?
– Думала, он уйдет от твоей мамы.
– Он тебе обещал?
– Иногда говорил, что сбежит из особняка на Мэпл-Ридж... с катком на третьем этаже, о который Эмма колотит кукол.
– Он и про нее тебе рассказывал?
– Он рассказывал мне все. Мне бы давно понять, что он никогда не бросит жену.
– Мама у меня серьезная, – кивнул Джек. – Сдается мне, стоит мне показаться дома, и она вытащит пушку из корзинки с вязаньем и прикончит меня.
– Все четырнадцать лет, – сказала Нэнси, – я была так одинока!
Джек пил пиво и курил сигарету; у него появилась мысль попросить у нее прощения за прошлое, но ненадолго: как появилась, так и ушла. Зачем? Он затушил окурок.
– Все кончено, чего ты ждешь? – сказал он Нэнси. – Хочешь работать со мной? – Он увидел, как загорелись ее глаза. – Машину водишь? Быстро ездить умеешь? Я дам тебе десять... нет, двадцать процентов добычи. Что скажешь?
Она смотрела на него не отрываясь, потом закурила, два раза затянулась – и смяла окурок в пепельнице.
– Я хочу лечь с тобой в постель, – прошептала она. – Прямо сейчас!
– Я готов, – ответил Джек. – Значит, хочешь сделаться бандитской подружкой?
– А какой у меня должен быть прикид?
– Наверное, что-нибудь броское.
На следующий день они сидели дома и разговаривали. Нэнси спрашивала его о детстве, Джек отмалчивался. Тогда Нэнси рассказала ему, что выросла на ферме. Ее рассказ был скучным, как и все истории о детстве на фермах. Только ближе к вечеру она выбралась в лавку за кофе и еще за кое-чем. Вернулась с последним номером 'Уорлда'.
Джек отодвинул стакан с виски и пепельницу, раскрыл газету и увидел передовую статью на две колонки: 'Маршал, в которого стреляли, звонит предполагаемому убийце'. Над статьей красовалась большая фотография Карла Уэбстера – та, на которой он держит кольт.
– Смотри-ка, и мое фото есть – помельче, чем его, и с тюремным номером. Правда, для полицейского снимка совсем не плохо. Вот сукин сын! Он ведь знал, что в него стрелял не я!
Нэнси перестала складывать продукты в холодильник, повернулась и стала слушать, как Джек читает
