– Да, сэр, во что ж еще летом играть.
Мистер Ритчи уставился на него и, немного помолчав, сказал:
– Я так понял, тебя уже арестовывали. За что?
– Ну, один раз за сопротивление. – Райан умолк.
– А еще?
– Другой раз за вэ-пэ.
– Что такое 'вэ-пэ'? – поинтересовалась девушка. Теперь он прямо взглянул на нее – симпатичный нос, большие круглые солнечные очки, темные волосы, плотно обрамляющие лицо.
– Взлом и проникновение с преступными целями, – пояснил Боб-младший.
Не сводя глаз с Райана, девушка протянула:
– А! – и снова нежным, почти ласкающим движением отбросила волосы кончиком пальца.
Должно быть, ей лет девятнадцать – двадцать, решил Райан. Стройненькая, загорелая, в белых шортах и топе в сине-желтую полоску, смахивающем на верх старомодного купальника, она сдвинула комиксы с коленей на сиденье, чтобы Райан, Боб-младший и любой желающий могли полюбоваться ее красивыми загорелыми ногами.
– Катер мы привели, – сообщил между тем мистер Ритчи Бобу-младшему. – Оставили у прибрежного дома.
Боб-младший выпрямился.
– Ладно. Тогда я его прихвачу.
– Я возвращаюсь в Детройт около половины пятого. После этого можешь в любое время взглянуть на катер.
– Ладно, – отозвался Боб-младший. – Вернетесь в пятницу?
Мистер Ритчи опять взглянул на Райана:
– Если хочешь собрать вещи и уйти, мы не собираемся тебя задерживать.
– Не знаю, закончили ли вы со мной разговор, – откликнулся тот.
– Закончили.
– Просто помни, – добавил Боб-младший. Райан не сводил глаз с мистера Ритчи.
– Только я вот подумал, вы говорите, что едете в Детройт...
– Я тебе что сказал? – Загнутые поля ковбойской шляпы Боба-младшего приблизились к нему. – Я сказал: сейчас же! Знаешь, что это значит? Это значит, что ты уберешься немедленно. Сию же минуту.
Райан чувствовал, что девушка наблюдает за ним. Отвел глаза от мрачной физиономии мистера Ритчи, одарил ее фирменной улыбкой пай-мальчика Джека Райана, пожал плечами и, как только увидел, что она тоже собирается в ответ улыбнуться, пошел в сторону умывальни.
Когда же снова вышел на солнечный свет, выбритый, чистый, очень даже неплохо себя ощущающий, автомобиль с откидным верхом и пикап исчезли.
Чувствуя себя как-то странно без рубашки, Райан бросил взгляд вдаль, на тень под вязом, священника в зеленом облачении и коленопреклоненных перед карточным столиком, превращенным в алтарь. Ему хотелось поторопиться, но он заставил себя не спешить. Черт возьми, тут же не церковь! Если священнику вздумалось превратить это место в церковь, его дело.
– Sursum corda[2], – долетели до Райана слова. И хор людских голосов поддержал их погромче:
– Habemus ad Dominum[3].
Священник не говорил по-испански, и люди заранее, за несколько недель, уговорили его служить мессу на латыни.
– Gratias agamus Domino, deo nostro[4], – произнес священник.
'Dignum et Justus est'[5], – прозвучали слова в памяти Райана. У него оставалось минут пятнадцать, чтобы убраться, пока народ еще на мессе. Иначе кто-нибудь из подружившихся с ним обязательно остановится на солнцепеке, заведет бесконечную болтовню, дай им только такую возможность. Так как Марлен Деси видно не было, он решил, что она, наверно, где-то в тени под вязами. Ну и хорошо, что ее не видно. Он ничего ей не обещал и не знал, что мог бы ей сказать. Вероятно, в конце концов ляпнул бы, что как-нибудь заглянет в Сан-Антонио с ней повидаться, наговорил бы еще кучу всякой белиберды. Билли Руис и Фрэнк Писарро его не заботили. О них он даже не думал, пока не заметил грузовик Писарро, синий «форд», превратившийся в фиолетовый, с корпусом и крыльями в пятнах ржавчины.
Они ждали его в бараке. Билли ухмыльнулся, продемонстрировав жуткие зубы, Фрэнк лежал на койке, в ботинках и темных очках.
– Эй, Фрэнк! – окликнул его Билли Руис. – Погляди-ка, кто пришел.
Писарро и так смотрел прямо на Райана, но все-таки чуть приподнял голову, изобразил удивление:
– Прямо в самое время, старик, а?
– Ну конечно, – подтвердил Писарро. – У него нюх на такие дела.