А что другие? Миррейа? Тарланд? Тьяцци? Гретта? Сумеют ли они достойно принять смерть? И куда пойдет каждый из них — в Вальхаллу к Хару, в холодную мглу Имира или же в роскошный дворец Митры? А может всех их поглотит вечно голодная хозяйка Мрака, темная госпожа Хель? Бездонный колодец тьмы, откуда нет возврата к жизни — ни через сто, ни через тысячу лет, пока не истлеет единая цепь, сковывающая души всех покойников…
Нет, тогда умирать им нельзя ни в коем случае. Однако идти в пасть чудовищам Хельгарда все же придется. Иначе скоро весь окружающий мир станет похож на унылое Царство Мрака. Не об этом ли без устали повторяет Тьяцци? Не о том же ли свидетельствуют зловещие знамения и дурные вести, идущие с Полуночи? И не тот ли дремлет в глубоких подземельях Гаррада, кто способен затопить душной мглой и жидким огнем весь мир, как это уже случилось однажды? Даже мрачный бог их страны, в таком случае, сгинет навсегда.
Боги бессмертны, не так ли? Или же все это легенды? Если Хёггсен не умер, в то время как его дух провел много веков в заточении, дожидаясь единственного мгновения, чтобы вырваться на свободу, то есть шанс, что где-то и по сей день скитаются души ушедших покровителей Нордхейма.
Возможно, призрак Хара все еще блуждает в запредельной Вальхалле, среди ратей доблестных воинов, и бородатый Игг сам подливает мед в рога, которые подносят к устам усопшие воители.
А где же сейчас Тюр, великий Тюр, который одним взмахом своего огромного молота мог раскрошить черепа сразу трем великанам? Наверняка, Кром знает ответ. Когда пробьет роковой час, и Конан предстанет перед темным троном владыки, он обязательно спросит своего покровителя. Но покуда он здесь, в мире живых, ответ на этот вопрос ему предстоит искать самому.
Конан заметил, насколько далеко он зашел в своих размышлениях. Такое бывало нечасто. Люди его племени всегда считали своим долгом действовать, а созерцать и размышлять — это удел богов.
Новая мысль, напросившаяся сама по себе, поразила варвара своим необыкновением — они ведь идут в Гаррад защищать богов! Разве не так?
Где же великий Митра, самый могучий и сильный из ныне царствующих, на которого уже заготовили кроваво-красный кинжал темные шемиты? Или великий Асура, который без чужой помощи не может вернуть потерянные клыки? Или Сет, у которого точно у младенца отняли венец, и теперь играют им, словно сущей безделицей на глазах у грозного стигийского владыки?
Почему великие и могучие не снизойдут со своих высоких тронов, чтобы наказать всего-то одного- единственного колдуна — смертного, посмевшего бросить им вызов? Будь у Митры желание, весь Гаррад бы в одночасье превратился в огромную кучу золы. Но ведь нет — Митра неподвижно сидит в своем дворце, дожидаясь пока пробьет колокол. Неужели так необходимо ждать, пока гибель прокрадется в твои покои и пощекочет тебя своим раздвоенным змеиным язычком?
И ведь кто встал на защиту самого пламенеющего бога?! Они, варвары с Полуночи! Могут ли высшие, в свою очередь, быть настолько глупы, чтобы доверять смертным дар своего существования? Или же они настолько беспечны и ленивы, что не поведут и пальцем, пока мир не расколется пополам?
Конан нахмурился — ответа на этот вопрос у него не было. Зачастую действия богов нельзя понять. На то они и боги. А ведь в число беспечных богов, которым угрожает опасность, входит и Кром. Неужели же и его можно осуждать за неосмотрительность?
Устыдившись собственных дерзких мыслей, варвар остановил их течение — чего доброго Кром рассердится. Вот умрет он и предстанет перед высоким троном — и как тогда посмотрит в глаза великому хозяину Киммерии?
«Ты ли Конан, тот человек, который позволил себе усомниться в моей мудрости?»- спросит его Кром.
Впрочем, будет гораздо страшнее, если этого вообще не произойдет. Трон Крома окажется пуст. Покровителя киммерийцев погубит Авар, отправив Великого в скитанья по пустым безднам небытия? И разве может позволить он, сын Киммерии, любимец могучего владыки, этому случиться?
Против воли из легких варвара вырвался тяжкий вздох.
Вендийцы, аквилонские маги и шемиты, наверное, чувствуют то же самое — беспредельную пустоту, хаос разрушения и смерть впереди. Это непременно произойдет, если Хёггсен Богопротивник вырвется на свободу. Поэтому они идут вперед, невзирая ни на какие трудности.
Стоит поддаться искушению, расслабиться хоть на миг — и все, конец. Исправлять содеянное кем-то невежественным и могучим, потом уже будет поздно. Утекающее время становится все дороже и дороже.
А может, помощь Крома все-таки незримо присутствует?
Владыка Киммерии незримо живет среди них и лично ведет вперед войско, так что наемники Родвара беспрепятственно ступают по землям Ванахейма. Быть может, властелин душ всех варваров сопровождает их в дороге, указывая верный путь?
Все-таки деяния богов до конца непознаваемы, впрочем, как и их вершители. Кажется, ты все про них знаешь — и про их тусклые подземные чертоги, и про армии духов, составляющих их свиту… И все-все про них тебе известно. А вот, оказывается, шагаешь ты по земле, а он рядом — невидимый Кром идет настолько близко от тебя, что ты можешь коснуться его рукой. И нет нигде слепящего сверкания молний, не трепещут небеса, не стонет у стылой земли сонм духов, и не трубит в рог подземное воинство, выходящее из зева раскрывшихся врат… Странные создания эти высшие.
— О, Кром, не оставляй нас в трудный миг, — тихо проговорил киммериец в очередной раз. — Не обдели нас своей помощью, и тогда в назначенное время я появлюсь в твоем подземном дворце в позолоченных доспехах, а в руках буду держать головы тех, кто последними посмел покуситься на твой высокий трон…
Сзади к Конану неслышно подошел Синкху Пленитель. Варвар мог расслышать любой, даже самый тихий звук шагов, но на этот раз он был готов поклясться собственным сердцем в том, что жрец двигался совершенно бесшумно, да еще так, что его дыхание жизни не настораживало попутчика.
— Кажется, ты молился своему богу? — поинтересовался вендиец. — Это так?
— Может и так. Ведь ты все слышал, к чему притворяться, будто бы последние слова долетели до тебя случайно? Не удивлюсь, если ты еще и мысли видеть умеешь.
— Во многом ты прав, мой светлейший друг, и все же не везде. Мысли читать я не умею. Я могу лишь догадываться о том, куда обращены помыслы человека — в добро или во зло.
— А как насчет моих мыслей?
— Если бы я заметил что-то недоброе, я бы не подошел.
— Вот как?
— Прятать мысли позволено злодею, а тому, у кого на сердце нет ничего дурного, нужно научиться открывать свой разум для других, так сказал наш пророк Ррад Нури.
— А ты бы это мог сделать?
— По твоей воле, мой северный брат. Расскажи мне, о чем ты думаешь, и я поделюсь с тобой тем, о чем мыслю я.
— Что ж… действительно, я думал о своем покровителе, Кроме, — согласился киммериец. — А до этого мне пришла в голову мысль, что Авар — безумец, раз уж начал действовать по воле того, кто способен разрушить старый порядок и сгубить нас всех. Вот и сейчас я призываю Крома в свидетели, что жестоко отомщу тому, кто жаждет свергнуть высокого повелителя нашей страны с его законного трона, пусть даже этот человек некогда спас мне жизнь. Перед ним в долгу я, но никак не Кром.
— О, тогда, должно быть, ты представляешь себе, что чувствуем мы, зная, что самый страшный и одновременно притягательный предмет для Асуры, его клыки, находится в руках у врага! Наш бог очень и очень добрый, и будет негоже, если лиходей Нидхеггсон совратит его с правильного пути… А какой он ваш бог Кром?
— Он… справедливый, — немного помолчав, ответил варвар. — Не хороший и не плохой. Он судит всех по заслугам. Когда ты приходишь в его царство после смерти, Кром сам выбирает тебе место — подлецов и трусов кидает в кипящий котел, а смелых воинов усаживает за праздничный стол, точно самых дорогих гостей.
— Должно быть, ваш бог очень мудрый, — рассудил Синкху. — А вот наш Асура не всегда был таким. Когда-то он был злым демоном и питался человеческой кровью, пока питары не разрушили его дворец.
