— Слава Богу! — успокоилась я.
— Вы не расстраивайтесь, ведь у вас же в России нет черных.
— Девочка, с чего ты взяла? Только не говори мне, что если я держалась с ним за руку…
— Этот феномен называется телегония. — Сандра не обратила внимания на мою реплику. — «Теле» — даль, «гонос» — происхождение. Слово греческое. — Когда Сандра начинала говорить о науке, она преображалась. Ее некрасивое очкастое лицо превращалось в одухотворенное. — Впервые об этом заговорил приятель Чарлза Дарвина. Вы слышали о Дарвине?
— Сандра, я окончила институт.
— Да-да, хотя я думала, что вы изучаете Мичурина.
— Ты замечательно ориентирована в нашей науке, только Дарвина мы проходим еще в школе.
— Приятно слышать. Он ведь великий английский ученый. Так вот близкий друг Дарвина, граф Мортон, занимался биологическими экспериментами. Телегонию определяли как влияние первого партнера самки на признаки потомства последующих ее беременностей от других партнеров. Я понятно говорю?
— Не очень, но я попробую разобраться.
— Между заводчиками, разводившими лошадей, существовало довольно распространенное мнение, что первая случка, если она сопровождалась оплодотворением, могла влиять на последующие потомства. Понимаете? В том смысле, что потомство от этих последних кое-что заимствует от первого отца. Так, кобыла этого самого графа Мортона, имеющая семь восьмых арабских кровей и одну восьмую английской, была покрыта кваггой. Квагга — это род зебры, только менее полосатой. И родила помесь.
— Ясно, если скрестить немецкую овчарку с бульдогом, получится дворняжка.
— Да, но тут вот в чем дело. Через два года она же…
— Кобыла Мортон?
— Нет, это не имя кобылы, а фамилия графа. — Сандра была ко мне очень терпелива.
— Да-да, я перепутала.
— Она была покрыта жеребцом ее же породы, но рожденные жеребята были похожи на кваггу по различным признакам, в том числе по темным полосам вдоль хребта. — Сандра посмотрела на меня победоносно, как учитель математики, с блеском доказавший теорему Пифагора.
Я осмысливаю информацию, и она мне совсем не нравится.
— Последующие эксперименты на крысах, хомячках и кошках подтвердили эту теорию. Любопытно, правда? — Сандра, забыв о слезах, поправила на переносице свои большие очки. — Интересно, что признаки переносились даже в том случае, если предыдущее потомство не состоялось, но беременность достигла одной пятой срока.
— Вот это да! — воскликнула я. — Вы должны все это учитывать, ваши эксперименты обязаны быть чистыми.
— Хотите сказать, что те женщины, кто к нам обращается, до этого должны носить пояс верности?
— А ключик оставлять вам.
Когда мы были с Владом в Италии, я видела в музее этот самый пояс верности. Правда, сильно поржавевший от времени, но… получается, не потерявший актуальность до наших дней.
— Экспериментаторы, как сказал профессор, пришли к выводу, что наши предки были правы, заковывая своих жен в пояса Венеры. — Молоденькая Сандра произнесла это, абсолютно не сомневаясь в правоте слов учителя.
— Пояс целомудрия охранял женщину от самой себя, — сказала я вслух.
Помню, я тогда в Италии ужаснулась, увидев это приспособление. Теперь подумала, что этот пояс придуман для таких, как я.
— Сломанный замок пояса починить было очень трудно, — продолжила мечтательно Сандра.
— Ты хочешь сказать, что если эта белая женщина когда-то имела темного партнера…
— Любовника, — поправила меня Сандра. И я поняла, что у ученой девушки еще никогда не было возлюбленного.
— У нее с последующими белыми мужчинами могут быть черные дети?
— Если только она беременела от чернокожего, — уточнила Сандра.
— И даже не рожала?
— Совершенно точно. Даже если делала аборт. Только со сроком не менее одной пятой.
Какой ужас! Слава Богу, что мне это не грозит. Я ни того, ни другого в жизни не пережила.
— Но вашим женщинам нечего горевать, у вас в России нет темнокожего населения, — повторила Сандра.
— Еще сколько!
— И вы-ы… тоже?
— Нет-нет, что ты!
— Ух! Я второго такого случая не переживу.
— Не переживешь, потому что, как бы я ни отстаивал, все равно шеф выгонит тебя из медицинского центра. — В кабинете появился врач Дэвид.
— А сейчас нет? — с надеждой в голосе спросила Сандра.
— Нет. Мы провели генетическую экспертизу.
— И что? — воскликнули мы в два голоса.
— Генетическая экспертиза подтвердила отцовство родителей.
— Вау! — Сандра вылезла из одежного шкафчика и повисла сначала на шее у доктора, потом у меня.
— Я так за тебя рада. — Мне действительно стало спокойнее. Не хватало, чтобы я засомневалась в чистоте эксперимента.
— А вам, молодая леди, добрый день, раздевайтесь. — Доктор хмурился. Внеслужебные разговоры здесь не поощрялись. — Сандра, одевайся и приступай к своим обязанностям.
Доктор внимательно осмотрел меня. Затем отправил Сандру в лабораторию с моими мазками.
— Кажется, нам удалось. — Он облегченно вздохнул, чувствовалось, что продолжительность эксперимента со мной его настораживала. — Не хочу сглазить, поэтому абсолютно точно я вам скажу… — Он назвал число. — А пока постарайтесь вести спокойный образ жизни.
Что он имел в виду? Возможно, стрессы, заболевания, простуды. Только я восприняла это буквально. Стив приезжал два раза, я в это время старалась не попадаться ему на глаза. Он тоже не искал встреч.
В назначенный срок я вновь явилась к доктору. Теперь уже на УЗИ.
— Можете поздравить себя и меня, — сообщил он.
«Эх, доктор, — подумала я, — если бы знали, что именно вы тут абсолютно ни при чем. И эксперимент ваш не чистый. Если бы ваши пациентки пробовали завести ребенка таким же способом, как я…»
— Это точно? — спросила я, вглядываясь в экран монитора.
— Абсолютно. Даже могу порадовать вас, назвав пол ребенка.
— Неужели? Слышала, что у нас это возможно, когда срок переваливает за половину.
— У вас будет мальчик! — Водя компьютерной мышкой, он показал мне на экран. — Видите половые признаки?
Я, честно, ничего не видела, только темную движущуюся тень, похожую на облачко. Однако поверила безоговорочно.
Радовать этим сообщением Нэнси не было никакого желания. Я позвонила Стиву.
— У тебя будет сын. — Я сказала так нарочно. Не хотела говорить «у вас».
— Как я счастлив! Нэнси тоже будет рада. — Нэнси он не забыл. А меня? — Я счастлив за нас, — вдруг вспомнив, что я в некотором роде тоже участница, поправился он. — Хочешь, я приеду?
Если честно, мне тут, покинутой всеми, вдалеке от родины и близких, очень недоставало этих слов.
— Что тебе привезти? Может быть, тебе чего-нибудь не хватает?
— Птичьего молока, — грустно ответила я.
— Чьего молока? — по-деловому уточнил он.
