Он повернулся и пошел назад к городу, к своему отелю.
Конечно же, они выиграли теннисный турнир. Тем же вечером они танцевали и пили шампанское в ресторане, и оба выделялись среди пышно разодетой публики своими черными одеждами.
— Чем вы занимаетесь, Стайн?
— Ничем особенным, кроме развлечений, — ответил он. Видите ли, я ушел в отставку.
— В ваши-то тридцать?
— Тридцать два.
Она пристально взглянула ему в лицо и мягко сжала его руку.
— А чем заняты вы?
— Я тоже, как ни странно, в отставке. Развлекаюсь своими хобби и вообще делаю все, что хочу.
— Чего бы вы хотели сейчас?
— Что-нибудь приятное.
— Я принес вам редкую орхидею с Гилагиана. Вы можете ее носить в ваших прекрасных волосах или приколоть к платью — словом, на ваш выбор. Я вручу ее вам, как только мы вернемся к нашему столику.
— О, эти орхидеи очень дорогие! — воскликнула она.
— Не очень, если выращивать их самому.
— И вы этим занимаетесь?
— Цветы — мое хобби, — улыбнулся он.
Сев за стол, они допили шампанское, а затем она стала разглядывать чудесный подарок своего нового знакомого. Зал ресторана был отделан в серебристых и черных тонах, музыка была нежной и мелодичной. Ее улыбка сияла, словно свеча над их столиком, и они выпили по рюмке ликера и попробовали по ложечке душистого десерта.
— Ваша подача несравненна, — сделала комплимент она.
— Благодарю, но ваша превосходит мою.
— Чем вы занимались до того, как ушли в отставку?
— Я был кассиром. А вы?
— Вела счета дебиторов для большого концерна.
— Тогда мы почти что коллеги.
— Похоже на то. Чем вы намереваетесь заняться теперь?
— Для начала, я хотел бы встречаться с вами почаще — пока не уеду из города.
— И как долго вы рассчитываете пробыть здесь?
— Сколько захочу или вы пожелаете.
— Тогда давайте закончим наш шербет. Поскольку вы настаиваете на том, чтобы наш общий приз достался именно мне, то я приглашаю вас в гости.
Он поцеловал ее руку, а затем потерся щекой о тыльную сторону ее ладони. На мгновение их глаза встретились, и между ними словно проскочила электрическая искра. Они улыбнулись.
Спустя некоторое время он отвез Галатею домой.
Стайн прижал ее к себе, и их губы встретились. Они стояли в фойе ее старого, перестроенного дома на окраине Киборга, планеты Анкус звездной системы Кита. Один из механических слуг взял их плащи и двуручный золотой теннисный приз, и дверь мягко закрылась, и зажглось ночное освещение.
— Останьтесь, — тихо сказала она.
— Прекрасно.
Она повела гостя в спальню, погруженную в уютный полумрак, обставленную мягкой мебелью, с фреской на одной из стен. Стайн сел на зеленый диван, зажег две сигареты, а Галатея, тем временем, наполнила два бокала и присоединилась к нему.
— У вас очень мило, — сказал он, затягиваясь.
— Вам нравится моя фреска?
— Я еще не разглядел ее как следует.
— …и вы не пригубили вино.
— Знаю.
Их руки встретились, и Стайн, отставив в сторону полный бокал, привлек ее к себе. Закрыв глаза, она полностью отдалась долгому поцелую, а затем резко отстранилась.
— Вы очень отличаетесь от большинства мужчин, — сказала она.
— А вы — от большинства женщин.
— Вам не кажется, что в комнате стало слишком жарко?
— Согласен, — сказал он.
Где-то шел дождь. Обычный или искусственный — где-то всегда идет дождь, в любое время, когда вы только можете подумать о нем. Всегда помните об этом, если можете.
Дюжина дней прошла после финала Киборга среди смешанных пар. Каждое утро Стайн и Галатея вместе отправлялись куда-нибудь. Его рука лежала то на ее локте, то на талии. Она показывала своему новому другу город. Они часто смеялись, и небо было розовым, и дул нежный ветер, и на далеких скалах Анкуса поднимался ареол от лучей солнца, преломленных в утренней дымке.
Однажды, когда они сидели в спальне, он спросил о фреске.
— О, здесь изображены многие важные вехи развития человеческой цивилизации, — сказала она. — Фигура на левом ее краю, созерцающая полет птиц — это Леонардо да Винчи, решивший, что и человек может делать подобное. Немного выше и налево ты видишь две фигуры, поднимающиеся по зигзагообразной дороге. Это Данте и Вергилий, возвращающиеся из своего путешествия в ад. Этот худой человек налево от них — Джон Локк. В руке он держит свой труд «Опыт о человеческом разуме». А в середине виден маленький человек с перевернутой цифрой 8 в руках — это Альберт Эйнштейн.
— А кто этот слепой старик, стоящий рядом с пылающим городом?
— Гомер.
— Почему все они собраны на этой фреске?
— Потому что они — это то, о чем человечество никогда не должно забывать.
— Не понимаю. Я лично и не забывал о них. А почему вся правая сторона фрески пока закрашена в серый цвет?
— Потому что за последнее столетие не появилось ничего достойного.
Все ныне планируется, предписывается, регулируется…
— …и нет ни войн, ни голода, ни революций, и большинство обитаемых людьми миров процветает. Только не рассказывай мне, как прекрасны были века Хаоса. Сама-то ты читала о них только в книгах. Кстати, все ценное, что было создано человечеством в прежние века, используется и теперь.
— Да, но что нового было к этому добавлено?
— Масштабность и легкость, с которыми старые идеи реализуются на всех обитаемых мирах. Только не читай мне проповеди о прогрессе! Не каждое изменение — благо, а лишь то, что приносит пользу. Кроме того, в последнее время было создано кое-что грандиозное, не имеющее аналогов в прошлом. Я бы мог запросто закончить твою фреску…
— Изобразив на ней гигантскую машину, рядом с которой стоит Ангел Смерти?
— Ты ошибаешься. Это были бы сады Эдема.
Она рассмеялась.
— Подстриженные газонокосилкой, с тщательно обрезанными деревьями, между которыми ходят тщательно отобранные по генетическим признакам твари, все по паре? — с иронией сказала она. — И между ними реет черной тенью Ангел Смерти, отмеряющий всем и каждому годы жизни и мгновения смерти — естественно, ради мировой гармонии?
Он взял Галатею за руку.
— Быть может, ты права, — сказал он. — Я говорю только о том, как вещи видятся мне.
Она опустила голову.
