Она указала.
— Туда, — сказала она. — Как только потребуется, я дам другие указания.
Я открыл перед ней дверку и помог подняться в повозку. Когда я сел на передок, Петерс вскарабкался и занял место возле меня.
— Все равно. Я поеду здесь, с тобой, — сказал он.
— Хорошо. Ты поможешь мне править.
Я ослабил тормоз, слегка тряхнул вожжами и мы тронулись. Когда мы выехали со двора, лошадь ускорила шаг. Когда оказались на дороге, она пошла рысью. Вскоре мы уже двигались с удивительной быстротой. Хотя лошадь, казалось, едва ли выбивалась из сил. Во всем этом было что-то странное. Мы продолжали мчаться все быстрее и быстрее. Вскоре скорость стала максимальной, с какой я когда-либо ехал. Придорожный пейзаж сливался в одну пеструю полоску.
Я правил несколько часов, потом меня сменил Петерс. Животное не проявляло никаких признаков усталости; казалось, что этого многочасового пробега просто не существовало. Я поплотнее завернулся в плащ и откинулся назад. Запахи весенней ночи витали в воздухе. Только звезды были неподвижны. Лиги прокричала другое направление, и Петерс на развилке повернул влево.
Я задремал. Казалось, что это По, а не Петерс сидит возле меня. Но как я ни пытался с ним заговорить, он не отвечал. Наконец он прыгнул на спину лошади, освободил ее от упряжи и оставил меня сидеть в брошенной повозке. Но этого не могло быть… Я мог чувствовать, как мы движемся.
А потом рядом со мной села Энни. Я ощутил прикосновение ее руки к своей.
— Перри, — сказала она, — Эдди.
— Энни… Мне показалось, что совсем недавно здесь сидел По. Но он не захотел говорить со мной. Потом он ушел.
— Я знаю. Он уходит все дальше и дальше. Я не могу удержать его с нами.
— А как ты сама, моя милая леди? Я видел тебя на вечере, который превратился в танец смерти. Но ты, Ван Кемпелен и напарники Грисуолда в какой-то момент исчезли.
— Я могу предчувствовать несчастья. Другие поверили моим предостережениям и мы сбежали.
— Я хотел, чтобы ты подошла ко мне.
— Я знаю. Я тоже этого хотела.
— А как ты сама? В порядке?
— Все в порядке физически. Ни чумы, ни царапин.
— Где ты сейчас?
— На борту лодки, направляющейся вниз по течению к морю. Смотрю на огонь лампы и вижу тебя. В дельте реки нас ждет корабль. Он бросил якорь специально для этого.
— Как он называется?
—
— Куда ты направляешься? Я должен следовать, ты знаешь.
— В Лондон, забрать кое-какое оборудование.
— Какое оборудование?
— Которое необходимо Ван Кемпелену.
— Для эксперимента?
— Да.
— И когда вы возьмете его?
— Назад, в Америку.
— Куда?..
— Я еще точно не знаю. Куда-нибудь, к северу, наверное…
— Где ты будешь в Лондоне?
— У меня нет адреса. Но…
— Что?
— У меня есть предчувствие, что мы не встретимся там. Что-то другое маячит перед тобой. Я вижу это в виде облака. Вот и все.
— Я могу только попытаться.
— Ты стараешься больше других.
— Я люблю тебя, Энни. Даже если причиной этого послужила выдумка одинокой маленькой девочки, которая искала друзей.
— Мой вихрастый мальчишка… — сказала она, и я почувствовал, как ее рука коснулась моих волос.
— Я никогда не смогла бы найти тебя, если бы не нуждалась и не стремилась к тебе тоже.
Мы посидели молча, потом я почувствовал, как ее образ гаснет.
— Я начинаю уставать, Эдди.
— Я знаю. Мне бы хотелось, чтобы Красная Смерть была немного более предприимчивой, когда она придет к твоим попутчикам.
— Темплтон защитил их, — сказала она, — как тебя и твоего друга охраняет замечательная леди, которая освободила силу, несущую вашу повозку.
Я хотел попросить ее остаться со мной навсегда, но пожелал ей доброй ночи. Потом пришли настоящие сны: горящие тела, свисающие с люстры, стонущие люди, окровавленная обезьяна, гуляющий труп…
— На фиг, Эдди, на фиг, Эдди, на фиг, Эдди.
Я открыл глаза. Грин сидел у меня на плече, призывая полюбопытствовать восхитительным зрелищем роз и апельсинов, которое разворачивалось в восточной части небосвода.
— Я сменю тебя, Петерс, — сказал я, — а ты отдохни.
Он передал мне вожжи и кивнул. Грин пересел ему на плечо.
— На фиг, Петерс, на фиг, Петерс, на фиг, Петерс…
Мы оставили позади много заброшенных ферм, их поля зацветали весенним буйством сорных трав. В одном месте мы остановились и взяли еды из погреба и из чулана фермы, чьи хозяева либо умерли от чумы, либо бежали из страны. Наш безымянный конек, казалось, даже не задохнулся, и когда я поднес к нему руку, испарины не было. Только одно изменение произошло в нем с тех пор как я впервые увидел его в доме Монтрезора. Это была странная клочковатость его шерсти и гривы, подобно осыпающейся кромке одежды, которая вот-вот совсем развалится.
Мы продолжили свой путь. Лиги указала нам направление, ведущее вдоль реки вниз по течению. Мы пересекали район темных озер и тенистые, поросшие лесом равнины. Один, может, два раза во время этой части нашего путешествия мне показалось, что я почувствовал присутствие По. Но это быстро прошло, без всякого контакта.
В тот день мы подъехали к горе, с которой была видна Барселона, как сказала мне Лиги. Я наслаждался нашей невероятной скоростью и мечтал о том, чтобы можно было просто так, для удовольствия поскакать на этом замечательном животном. Вид у него однако становился все более и более потрепанным: большие пряди его волос улетали почти при каждом шаге, при малейшем ветерке.
Грин вернулся назад после своего облета района гавани.
— На фиг, Гай, на фиг, Гай, на фиг, Гай, — объявил он жизнерадостно.
Я тяжело вздохнул.
— Думаю, он был на «Эйдолон», — сказал я вслух.
— Следуйте за ним, — указала Лиги.
Я так и поступил.
Мы въехали в город. Улицы большей частью были безлюдны, хотя кое-где можно было слышать шум жизни, в окнах домов и магазинов иногда можно было увидеть людей. Некоторые спешили по улице, словно пытались поскорее преодолеть это расстояние. Впечатление было удручающим.
Мы повернул за угол, и большую часть хвоста нашей лошади унес внезапный порыв ветра. Остался только огузок, который раньше был основой для хвоста. Когда же мы приблизились к основанию длинного