отвлекающие от единой грозной темы, сеансы музыкального, театрального и стихотворного баловства, даже сезонно-суточные прогнозы погоды были настолько заражены и заряжены обоюдной ненавистью, что, по низовым слухам, хотя и противоречащим передовой науке, сорвавшиеся с заоблачных антенн враждующих материков, огромные шаровые молнии синего колера и немыслимого ампеража, предвестницы уже близкого короткого замыканья, неоднократно и зримо встречаясь в ничейном пространстве над ночным океаном, оставляли по себе полыхание гадко смердящих зарниц. События происходили там и тут в зеркальной симметрии, в предвиденье неминуемых козней противной стороны потребовалось срочно укрепить политическую обстановку вкруг себя. К тому вернейшим средством, как во все времена, представлялось удержание масс в ортодоксальном подчинении, что осуществлялось с помощью обычно укрупняемой операторами дозировки ради поощрительных премий за превышение плана. В обоих лагерях одновременно и вполсилы пока работали гигантские, из мобилизованного резерва, генераторы озлобления, рассчитанные в случае надобности на абсолютное, в кратчайший срок, преобразование хрупкой человеческой природы в грозное, металлического подобия, на основе каталептической и при нужде уже необратимой бесчувственности существо. Никаких наружных сооружений нигде на поверхности не виднелось, а помещавшиеся в подземных шахтах бесшумные машины тайно посылали свой уже незримый теперь энергетический пучок ненависти на еле приметную в вечерних небесах подвешенную звездочку, откуда адская благодать под видом неизученного космического излучения сеялась на гуляющую публику враждебного лагеря. Кстати, и в лабораторной стадии мозговое вещество при своей относительной уязвимости показало способность безграничного набуханья гневом до прямого сходства со взрывчаткой. Еще задолго до того, как панический ужас перед вражеским коварством вынудил обе стороны произвольно удлинять прежние получасовые сеансы на более долгие и частые сроки, во избежание ропота – главным образом в ночное время, и в сочетании с приятно анестезирующими сновиденьями, пробудившись по команде, и ужасным возбужденьем охваченные люди муравейно кишели в улицах. Причем одни проклятьями и угрозами кому-то оглашали настороженную, готовую обрушиться тишину; другие же, склеившись по бивалентным признакам и в очевидном помрачении ума, вперекрест бормотали друг дружке высокоубедительные речи, зачастую все вместе невпопад. И так остро фокусировалась в них объединительная догма, что немедленно был бы подвергнут растерзанию всякий даже за невысказанную мысль о перемирии или передышке. Как и в наше время, вовсе не принимались меры к пресечению стихийно возникавшего порой энтузиазма с перегибом в анархическое буйство – вплоть до призыва к свержению правительств за чрезмерную терпимость к врагу, что, хотя и караемое как левый уклон, считалось, однако, диалектической приметой героической преданности идее. Когда же в целях мобилизационной профилактики машины внушения стали включаться на всю ночь, человечество окончательно вошло в полосу еще неизвестного физиологам массового псевдонаркотического опьяненья, чем доказывалась вполне достижимая магнитная полярность живого вещества. По всем признакам наступала критическая фаза схватки, когда никого не жалко для одоления противника вплоть до собственной башки в качестве булыжника. Взрывался теперь самый мозг человеческий, тем самым знаменуя под занавес примат чистого воздуха над косной материей.
К тому времени давняя непримиримость бедности и богатства окончательно сменила свое прежнее всемирно известное эмблематическое начертанье — на новое ^, то есть идти ли к звездам дружной шеренгой, взявшись за руки, или по старинке – с эгоистической элитой избранников во главе. Балансирный маятник, по мере сокращения амплитуды ускорявший ход цивилизации, приблизился наконец к своему равновесному покою, искра добежала до главного бака с горючим. Задолго до того, несмотря на охранительные меры, все чаще разочарованная чернь штурмовала засекреченные алтари знания, где ненасытный, в поисках новых благ жизни заплутавшийся разум изобретал все новые средства смерти. Жизнь притормозилась, как всегда в ожидании грозной неизбежности, когда все на свете становится ни к чему, и только в герметически безопасных подземельях продолжалась уже круглосуточная радиодеятельность во утоление обоюдного страха.
Теперь в обоих полушариях стихийные толпы, почему-то на закате изливавшиеся из городов, сами того не сознавая, занимали отправные пункты для последнего в своей истории священного похода. Компасно обратясь в сторону подразумеваемого врага, которого в лицо не повидали ни разу, они с поднятыми кулаками и багровыми от гневного пересыщения лицами ждали не сигнала к атаке, а лишь какого-то добавочного, в загривок, сверхволевого толчка, чтобы привести в движенье разрозненные половинки человечества, изготовившиеся к братскому слиянью в образе раскаленной бушующей плазмы. Последние месяцы весь наличный энергетический потенциал там и здесь целиком запускался на теленакачку обреченных душ, причем агрегаты работали без ремонтно-профилактических отключений, так как ворвавшийся в перерыве сокрушающий вражеский импульс в долю мгновенья изменил бы магнитную полярность остервенелого мозгового вещества. Из показаний Никанора следовало, что радионебо отчетливо искрилось в сумерках, хотя по справкам, наведенным мною у знакомого электромонтера, такая вещь малоправдоподобна. Что касается таинственного и на дневном свету приметного фиолетового свеченья, якобы повисавшего над крупными людскими скопленьями, последний рекомендовал обратиться за подтвержденьем к благословенным нашим потомкам, кому на практике суждено стать свидетелями и жертвами мрачного пророчества. И как только недостающий знак бешенства выдан был на-гора из машинных подземелий, тотчас полярно заряженная, утратившая самоуправление, несчастная плоть людская с медленной пока раскачкой двинулась себе самой навстречу через разделявшее ее пространство. Ожидавшая ее трагическая концовка означала полное великих озарений небесное банкротство, вдохновившее старо-федосеевского батюшку на жестокую ересь о неизбежном примирении Начал.
В нарисованной Никанором Шаминым картинке заключительного столкновенья миров крайне подкупает полное отсутствие мистики, способной внести философскую сумятицу в сознание трудящихся. Даже в местах, колоритом своим все больше напоминавших общеизвестный Апокалипсис, рассказчик благополучно обошелся без пиротехнических метафор в стиле своего патмосского собрата – таких, как померкающие светила или падение потрескавшихся небес, огненные колесницы с ангелами-казнителями или объятые пламенами церкви земные. У моего же Никанора, напротив, человечество по собственной воле без участия потусторонних сил устремлялось к своей судьбе. Причем никогда раньше города земли с их хрупкой, давно обреченной цивилизацией, особенно при боковой закатной подсветке, не выглядели такими праздничными, трогательными миражными виденьями, как в тот на полгода растянувшийся канун великого крушенья. Под воздействием электронной тяги и подгоняемые в спину ветерком одышливого нетерпенья сзади идущих, неисчислимые людские полчища устремились на столь же грозную, за горизонтом, тоже безоружную цель – сминая механическую жандармерию на ходу и то ширясь за счет попутно вливающихся потоков во всю длину континентального меридиана, то в тысячу жилок струясь по узким бродам и тропкам, но обтекая преграды покрупней, способные поглотить их разгонную ударную силу. День и ночь, сквозь зной и стужу, без генералов, но и дезертиров, сплошняком текли они в кромешный поединок неведомо ради чего, за малым ограниченьем – весь род людской.
Так километрами растянувшиеся потоки полярно заряженной человечины сходились на излете физических сил, зверея по мере сближенья с целью и утрачивая последние признаки своей божественной чрезвычайности в природе. В силу вязкости и пластичности все еще живого вещества соударение колонн происходило не встык, а со скользящим фланговым заходом, спирально взбираясь по зыбкому настилу еще трепещущей людской рвани и в свою очередь вращаясь и валясь под ноги все новых подступающих с горизонта контингентов.
Уместно напомнить, что ученая знать вкупе с детишками и ассистентами данного профиля вынуждена была вместе с клиентами принять участие в походе на великое самоубоище, отчего и не успела прибавкой парой лишних винтиков с пружинкой распространить чудесное открытие на прочую сухопутную живность,
