голос, становился тихим, вкрадчивым, опасным.
Фильм кончился, кто-то захлопал, хозяин поклонился, а Лева тихо сказал, мол, телевизор великолепный, изображение прекрасное. Хозяин вновь поклонился и начал объяснять, какой фирмы аппаратура, сколько она стоит там, сколько здесь, цифры назывались астрономические. Лева взял Риту под руку, поблагодарил за доставленное удовольствие, сказал, что завтра ему в первую смену, и, выходя к дверям, шепнул хозяину: «Проводи». Переход на «ты» Рита слышала, разговор на лестничной клетке – нет, так как муж сжал ей локоть и попросил спуститься, подождать на улице. Беседа состоялась короткая.
– Наследство не получал? Нет, – сказал утвердительно Гуров. – За рубежом длинные годы не вкалывал. На улице ничего не находил. Десять лет не ел, не пил? Нет. Значит, воруешь.
– Однако на брудершафт не пили мы. Вы из ОБХСС? – попытался ощетиниться хозяин.
– Я на другом этаже, – ответил вкрадчиво Гуров. – Арестуют и все отберут. Не завтра, так послезавтра. Живи и жди, наслаждайся. – И сбежал по лестнице к Рите.
Позже позвонила рыдающая подруга. Рита и вспоминать тот разговор не хочет, больше они не виделись. Молодые супруги сутки не разговаривали. Двенадцатилетняя Ольга, о ней расскажем позже, расхаживала по квартире, словно сестра милосердия, и ухаживала за ними, наконец изрекла:
– Надоело, иду в кино. Садитесь за стол переговоров, войны отменены. – И, заграбастав из общей кассы полтинник, исчезла.
Стол переговоров стоял на кухне.
– Гуров, ты прост, как штыковая лопата, – подражая мужу, Рита говорила вкрадчиво, бархатным голосом. – Давай жить еще проще. Дай мне чистые анкеты отдела кадров. Когда нас приглашают в гости, я хозяев квартиры попрошу анкету заполнить. Ты проводишь соответствующую проверку и принимаешь решение.
Гуров, естественно, уже размышлял над вопросом, почему он в тот раз сорвался? Вроде бы жулика увидел не впервые. В «Двенадцати стульях» есть такой персонаж – застенчивый ворюга Альхен. Корейко тоже свои миллионы прятал, жил скромно, на зарплату. Сегодня стали встречаться люди, которые «левые» деньги не скрывают, мало того, они пытаются нагромоздить горы вещей: дач, машин и прочее – и, втиснув пальцы в золотые перстни, оттянув своим женщинам уши бриллиантами, вылезти на всеобщее обозрение, подняться над «деловыми», которые жить не умеют. Появилось ворье воинствующее, утверждающее себя как элиту рода человеческого. Обо всем этом Гуров промолчал.
– Конечно, Ритка, мир не переделаешь и всех жуликов не пересажаешь, – ответил Гуров, – я не решаю вопроса, быть или не быть войнам. У меня есть свои принципы, возможно, они неудобны, но они есть. Служба моя к ним никакого отношения не имеет.
– Прекрасно! – Рита театрально всплеснула руками. – Необитаемых островов нет… Давай уедем в тайгу. Там ни души. Но ты останешься без работы, и чего мы жрать будем? Ты ведь, кроме этого, – она обхватила запястье, изображая наручники, – ничегошеньки?
Гуров встал, чмокнул жену в висок и рассмеялся.
– Надо зажечь свечи. Спустя годы станем рассказывать, что первая семейная сцена происходила при свечах.
Они запомнили свою первую ссору, и когда Рита наконец решила вытащить мужа на очередной просмотр, готовилась тщательно. Она, не заполняя анкеты, выясняла, кто хозяин, что, где, когда, откуда и на какие шиши привезено.
Гуров понимал, что его поза по отношению к видео только смешна. Еще не прошло и ста лет, как люди перестали бороться с электричеством. Пройдет сколько-то лет, и видеомагнитофон заменит телевизор, появится практически в каждой семье.
Лева приглашение принял и дал себе слово молчать при любых обстоятельствах. Но эти кровавые подвиги на экране, которые совершали его, Гурова, коллеги? Они другой национальности, живут в другом обществе, но они – детективы. Их профессия защищать человека от зла, а они… Впрочем, все это глупости, он, майор Гуров, стал несдержан, распустился. Он злился на себя, войдя с хозяином в кухню-лабораторию, услышал за спиной выстрелы и сказал:
– В большинстве случаев я человек сдержанный.
– Вся наша жизнь состоит из случаев, – усмехнулся Крутин.
Они стояли друг против друга, оба высокие, хорошо сложенные, но если Гуров был в джинсах и рубашке с небрежно закатанными рукавами, то Крутин казался безукоризненно выутюженным, о складку его брюк, как говорится, можно было обрезаться. Лева выглядел на свои тридцать с небольшим. Возраст Крутина было определить трудно, юношеская стройность, гибкость при густой седине сбивали с толку, а лукавые, чуть прищуренные глаза не желали выдавать правду.
Только Лева подумал, что они напоминают ту пару, из боевика, как Крутин сказал:
– Слава Богу, вы не при оружии.
Он достал из холодильника банку сока, ловко вскрыл, наполнил тут же запотевшие стаканы.
Крутин нравился Гурову и раздражал своей легкостью, чужеродностью. Хозяин рассматривал его с откровенным любопытством и улыбался.
– У вас романтическая профессия. – Крутин поднял стакан, кивнул. – Верно?
– Романтическая? – Гуров задумался.
Лет десять назад он полагал, что отвечать следует мгновенно. Сегодня, услышав вопрос, он в большинстве случаев словно предмет брал в руки, вертел, разглядывал, лишь потом отвечал. Манера эта, как правило, людей раздражала. Крутин смотрел лишь с лукавой иронией.
– Работа, – подвел итог своим размышлениям Гуров.
– Вы ведь из хозяйства Турилина, – снова улыбнулся Крутин.
«Улыбается, улыбается, словно японец», – подумал Гуров, увидел выглядывающую из гостиной вихрастую голову жены, тоже улыбнулся, махнул рукой:
– Сиди, женщины любят смотреть, как мужики дерутся. – И чтобы Крутин не принял его слова за предложение мира и дружбы, повернулся, взглянул на хозяина оценивающим взглядом, сказал: – А вам, Олег Георгиевич, неловко выговаривать слово «хозяйство». Оно из военного прошлого, вам в те годы лет двенадцать было.
В словесную дуэль с дипломатом Гурову вступать не следовало – Крутин легко пропустил выпад противника, будто не слышал, и сказал:
– Бандиты. Пистолеты. Ножи.
Парень его забавлял своей серьезностью, и Крутин решил встряхнуть его, обнажить суть, для этого следует рассердить.
– Случается, – решив подыграть, ответил Гуров, затем добавил: – Редко, – и с надеждой посмотрел на дверь, из-за которой действительно стреляли.
«Нет уж, паренек, ты так легко не отделаешься», – усмехнулся Крутин про себя и серьезно, мобилизуя все свои артистические способности, сказал:
– Жизнью рискуете, – он даже перегнулся через стол, – часто?
– Мне не приходилось, – ответил Гуров. – А в принципе опасность нашей профессии в другом.
– В чем? – быстро спросил Крутин.
– Не скажу, – так же быстро ответил Гуров.
– Почему? – удивился Крутин. – Секрет?
– Из вредности не скажу.
Гуров употребил одно из любимых выражений жены, зная по опыту, что возразить на него крайне трудно.
И Крутин действительно несколько опешил, развел руками, вновь оглядел Гурова, решая, с какого бока подступиться к нему.
Из гостиной последний раз выстрелили, послышались голоса. Первой на кухне появилась Рита, взяла Гурова под руку, заглянула в лицо, поняла, что муж не сердится, и тут же перешла в наступление:
– Вся рота идет не в ногу, один поручик в ногу.
– Два поручика. – Гуров кивнул на Крутина.
– Олег Георгиевич не поручик, а хозяин.
В машине – Гуров ездил на «Жигулях» отца – Рита продолжала:
