Она внезапно почувствовала, что и в самом деле очень устала. А ведь раньше она очень любила Рождество.
Бинни продолжала посапывать; время от времени слабая улыбка мелькала на ее лице. Видимо, она танцевала.
Где-то кричал человек по имени Пьер — вероятно, потому, что больше не был человеком по имени Пьер.
— Я? Я жизнелюбивый, как уверяет ваш еженедельник Тайм. Спокойно переносящий удары по морде, Чарли. Нет, не по
Пришли мальчика с кувшином воды и тазиком, ладно? 'Смерть номер', как это называют. Говорят, что человек может исполнять тот же «номер» много лет, обходя обширную и сложную социологическую структуру, «контур», и преподнося этот «номер» в новые девственные уши при всяком удобном случае. О, живущая смерть! Когда-то мировые телекоммуникации толкали это инвалидное кресло по склону бесчисленных выборов. Теперь оно прыгает по камням Лимбо. Мы входим в новую, счастливую и энергичную эру… Так вот, все твои люди отправились в Хельсинки и Тиерра дель Фуэго; скажи, слышал ли ты такую штуку: речь идет об одном старинном комике, имевшем всего лишь один удачный «номер», хорошую шутку. Однажды вечером он участвовал в радиопостановке и, по своему обыкновению, выдал шутку. Хорошая была шутка, удачная и совершенно к месту, полная смысла, значения и антитезиса. К сожалению, после этого он лишился работы, потому что эта шутка дошла до каждого. В отчаянии он взобрался на перила моста и уже собирался броситься вниз, как его остановил голос: 'Не бросайся вниз, в темный текучий символ смерти, и слезай с перил'. Обернувшись, он увидел странное создание, к слову сказать, безобразное, все в белом, смотревшее на него и улыбавшееся беззубым ртом. 'Кто ты, странное улыбающееся создание в белом?' — спросил он. 'Я Ангел Света', — ответило создание. — 'Я пришла, чтобы остановить тебя от самоубийства'. Он покачал головой. 'Увы, — сказал он, — я должен покончить с собой, потому что моя шутка полностью устарела'. Она подняла руку и сказала: 'Не отчаивайся, мы, Ангелы Света, способны творить чудеса. Я могу дать тебе втрое больше «номеров», чем может быть использовано за короткий слабый виток существования смертных'. — 'Тогда, умоляю, скажи, что я должен сделать для этого'. — 'Спать со мной', — ответила она. 'Но в этом что-то неправильное, неангельское'. — 'Ничуть, — возразила Ангел, — почитай внимательно Ветхий Завет, и узнаешь об ангельских отношениях'. 'Ладно', — согласился он, и они ушли. Он сделал с ней «номер», несмотря на тот факт, что она едва ли была самой привлекательной из Дочерей Света. На следующее утро он встал и закричал: 'Проснись! Проснись! Пора уже отдать мне вечный запас шуток'. — 'Давно ли ты занимаешься шутками?' — спросила она. 'Тридцать лет'. — 'А сколько лет тебе?' — 'Сорок пять'. — 'Не многовато ли, чтобы верить в Ангелов Света?' — засмеялась она. Он ушел и, конечно, придумал еще одну шутку. А теперь дай мне немного спокойной музыки. Вот хорошо. Вообще-то она заставляет морщиться, и знаешь почему? Где ты в наше время слышишь спокойную музыку? В кабинете дантиста, в банке, в магазине и тому подобных местах, где всегда приходится долго ждать обслуживания. Ты слышишь успокаивающую музыку, когда твое сознание подвергается травмам. И что в результате? Успокаивающая музыка становится самой беспокоящей вещью в мире. И она всегда вызывает у меня голод, потому что ее играют в тех ресторанах, где медленно обслуживают. Ты ждешь еды, а тебе играют эту проклятую музыку. Да… Ну, где мальчик с кувшином и тазиком? Я хочу вымыть руки…
А ты слышал про пилота, который был на Центавре? Он обнаружил там расу гуманоидов и стал изучать их обычаи, нравы, табу. Наконец, затронул тему воспроизводства. Изящная молодая девица взяла его за руку и отвела на завод, где собирали центаврийцев. Да, именно собирали — торсы шли по конвейеру, к ним привинчивали суставы, в черепа бросали мозги, внутрь тела заталкивали органы, приделывали к пальцам ногти и т. д. Он выразил изумление, и она спросила: 'Почему? А как это делают на земле?' Он взял ее за нежную ручку и сказал: 'Пойдем за холмы, и я продемонстрирую'. Во время демонстрации она вдруг истерически захохотала. 'В чем дело? — спросил он. — Почему ты смеешься?' 'Потому что, — ответила она, — таким способом мы делаем машины'… Выключи меня, бэби, и продай немного зубной пасты!
…Эй! Это я, Орфей, должен быть разорванным на куски такими, как вы! Но в одном смысле это, пожалуй, подходяще. Что ж, приходите, корибанты, и творите свою волю над певцом!
Темнота. Вопль.
Тишина.
Аплодисменты!
Она всегда приходила рано и входила одна; и всегда садилась на одно и то же место. Сидела в десятом ряду в правом крыле, и единственной досадой для нее были антракты: она не могла предвидеть, когда кто-нибудь захочет пройти мимо нее.
Она приходила рано и оставалась до тех пор, пока театр не погружался в тишину.
Она любила звук хорошо поставленного голоса, поэтому предпочитала британских актеров американским.
Музыкальные спектакли она любила не потому, что очень любила музыку, а потому что ей нравилось чувство волнения в голосах. Поэтому же ей нравились стихотворные пьесы.
Ее вдохновляли древнегреческие пьесы, но 'Царя Эдипа' она терпеть не могла.
Она надевала подкрашенные очки, но не темные. И никогда не носила трость.
Однажды вечером, когда должен был подняться занавес перед последним актом, темноту прорезало световое пятно. В него шагнул мужчина и спросил:
— Есть ли в зале врач?
Никто не отозвался.
— Это очень важно, — продолжал он. — Если здесь есть доктор, просим немедленно пройти в служебный кабинет в главном фойе.
Он оглядывался вокруг, но никто не шевельнулся.
— Благодарю, — сказал он и ушел со сцены.
Затем поднялся занавес, и снова возникли движение и голоса. Она подождала, прислушиваясь. Затем встала и двинулась вверх по крылу, ощупывая стену пальцами. Выйдя в фойе, она остановилась.
— Могу я помочь вам, мисс?
— Да, я ищу служебный кабинет.
— Вот он, слева от вас.
Она повернулась и пошла влево, слегка вытянув вперед руку. Коснувшись стены, вела по ней рукой, пока не нащупала дверь. Тогда постучала.
— Да? — дверь открылась.
— Вам нужен врач?
— Вы врач?
— Да.
— Быстрее! Сюда!
Она пошла по звуку его шагов внутрь и в коридор, параллельный крылу зала. Услышала, что человек поднимается по лестнице, и последовала за ним.
Они дошли до костюмерной и вошли в нее.
— Вот он.
— Что случилось? — спросила она, вытянув руку и коснувшись человеческого тела.
Послышался булькающий звук и кашель без дыхания.
— Это рабочий сцены, — сказал мужчина. — Думаю, он подавился ириской. Он вечно жует их. Видимо, она застряла в горле, и вытащить нельзя.
— Вы вызвали скорую?
— Да, но вы посмотрите на него, он же весь посинел! Не знаю, успеют ли они.
Она откинула голову пострадавшего и ощупала горло внутри.
— Да, какое-то препятствие. Я тоже не могу его извлечь. Дайте мне короткий, острый нож — простерилизованный. Быстро!
